У Лизы сразу появилось собственное прозвище для Тали, стоило ей увидеть, как та скалит зубки во время игры. Лиза любит фантастику и фильмы ужасов. Ничего удивительного, что она сразу вспомнила свое любимое чудовище.
– Да это просто маленький Чужой, – улыбнулась она.
Проведя с Наузадом и Тали в общей сложности около часа, мы наконец попрощались и собрались домой.
Помимо обычных карантинных требований, обоим требовался медицинский уход, включая лечение от глистов. Также им предстояло мучительно долгое избавление от кожных паразитов, включая клещей, которых у них было великое множество. Однако Ребекка и остальные сотрудники центра были так терпеливы и любезны, отвечая на наши бесконечные вопросы, что я почти не волновался, когда пришло время уезжать.
Пока Тали была в карантине, она сделалась всеобщей любимицей, ее ласкали и баловали все без исключения. Даже владельцы других собак, находившихся по соседству, заглядывали, чтобы погладить Тали или поиграть с ней. Нечего и говорить, от всеобщего внимания она была в восторге.
Ребекка оказалась настоящим экспертом по воспитанию собак. Она заверила меня, что приложит все усилия, чтобы проявить у Наузада все его лучшие качества.
Наконец-то я поверил, что все будет хорошо. Всякий раз, когда появлялась такая возможность, я ездил проведать собак. Когда журналисты с ВВС захотели снять о них репортаж, Дэйв с Джоном тоже захотели подъехать. Дэйв надеялся, что, если его покажут по телевизору, он будет иметь у девушек успех. Мы с Джоном только посмеялись.
Они оба по-прежнему относились к Наузаду с опаской и не рисковали подходить ближе, только кормили галетами через ограду, пока я был с ним внутри.
Домой я летел как на крыльях. Наконец-то у нас начиналась новая жизнь. Пять месяцев я провел в неуверенности и пустых сожалениях обо всем, что я мог бы – или не мог – сделать по-другому, пока был в Афганистане. Но теперь пора было смотреть в будущее. Главное – чего мы могли достичь сейчас.
* * *
Дорога, ведущая к побережью, была на удивление забита машинами. До сих пор под Рождество такого никогда не случалось. Машины шли плотным потоком, никто не желал оставаться в городе, судя по всему.
– Да что там происходит? – недоумевал я. – Почему им всем дома не сидится?
Когда я вывернул на набережную, мы с Лизой одновременно охнули. Такое впечатление, что здесь собрались тысячи людей – они гуляли, катались на велосипедах, играли на берегу.
– Ты на паб посмотри! – воскликнул я, когда мы проезжали мимо питейного заведения, где гуляки не помещались не то что внутри, но даже и на тротуаре.
– А этих психов видел? – в свою очередь изумилась Лиза. Я посмотрел в ту сторону, куда она указывала.
– С ума сойти.
На берегу у самого моря выстроилось не меньше пяти сотен сумасшедших в плавках и купальниках, и все они были готовы по команде устремиться в ледяную воду. На нас были зимние куртки. Рождественская пора в разгаре, зима… Мы медленно ехали вдоль берега, но толпа даже не думала редеть, несмотря на то что и паб, и игровая зона остались далеко позади.
– Неудачная затея, – сказал я себе. – Их тут слишком много.
Я так хотел, чтобы в первый раз Наузад погулял на свободе в покое и тишине. Но чем дальше, тем более сомнительным мне это казалось.
Наконец я обнаружил место у самого берега, заехал туда и выключил двигатель. Прямо перед нами стоял счетчик платы за парковку с надписью «Штрафы взимаются 365 дней в году».
– Вот жадные негодяи, – вздыхали мы с Лизой, судорожно роясь по карманам в поисках необходимых восьмидесяти пяти пенсов.
Мимо нас нескончаемым потоком шли люди, я не верил своим глазам. Мамы с папами тревожно следили за своими чадами, гоняющими на новеньких велосипедах или роликах, парочки прогуливались в обнимку, молодежь играла в мяч на влажном песке, и повсюду бегали собаки.
Сюда совершенно не вписывался афганский бойцовый пес с обгрызенными ушами.
– Черт, и правда неудачная была затея, – вздохнул я.
– Не самая лучшая, должна признать, – согласилась Лиза.
Мы забрали Наузада и Тали из карантинного центра в канун Рождества после шестимесячного заключения. На улице было влажно и сыро, и мне сразу вспомнилось наше прошлое Рождество в Афганистане.
Дел было по горло: мы обустраивались в новом доме, на новом месте. Не по собственному выбору, понятное дело, но служба выбора не оставляет. Это жилище тоже было временным. В армии нет ничего постоянного, нас запросто могли отправить куда-то еще в любой момент, без предупреждения.
Груды коробок, чемоданов, рюкзаков и сумок громоздились в прихожей в ожидании, пока дойдут руки все это распаковать. Я понятия не имел, когда мы будем этим заниматься, но Лиза была полна энтузиазма.
Почти все сотрудники карантинного центра вышли провожать Тали и Наузада. Кажется, кто-то даже украдкой утирал слезы.
За полгода Тали и Наузад впервые оказались на улице. Не знаю, кто был в большем восторге по этому поводу – они или мы. Затащить их в машину, чтобы ехать домой, удалось только через полчаса, а до этого собаки таскали нас по всему парку, обнюхивая каждый куст. Мы не сопротивлялись, они это заслужили. Наузад-то и вовсе провел взаперти или на привязи последние тринадцать месяцев.
Оба пса с восторгом рыли землю, гонялись за новыми запахами, но вот наконец Наузад подошел и потоптался мне по ногам, а я потрепал его по башке. Теперь можно было уезжать.
Когда наши афганцы повстречались с Бимером и Физз, никто не проявил особого интереса. Они обнюхали друг друга и разошлись с видом полного равнодушия. Наузад, конечно, был в наморднике, но теперь эта предосторожность выглядела излишней.
Сегодня Физз и Бимер тоже поехали с нами. Стоило им увидеть пляж и собачьи орды у моря, как они принялись скулить, скрестись и проситься наружу. За них можно было не волноваться, я точно знал, что они не сбегут. Но я беспокоился о Тали и еще больше о Наузаде.
Я оглянулся на заднее сиденье, где они сидели, каждый в своей клетке-переноске. Физз и Бимер расположились на свободе между ними.
– Наузад, мы на месте. Постарайся вести себя хорошо, приятель, – сказал я.
Он сидел смирно, дожидаясь, пока его выпустят, и он сможет познать еще больше запахов этого странного нового мира.
– Готова? – спросил я Лизу.
– Нет, – ответила она, вышла из машины и подошла к задней двери машины.
Физз с Бимером тут же принялись толкаться мордами, соревнуясь, кто первым выпрыгнет наружу. Афганские собаки поскуливали, царапая клетки.
Наузад покорно стоял, пока я надевал на него всю положенную экипировку. С ним, по крайней мере, я хотя бы гулял по базе, а вот Тали никогда не гуляла на поводке. Рисковать никто не собирался, поэтому ее тоже ждал намордник, ошейник и поводок.
Волны бились о берег, капли морской воды и мелкие клочья пены разлетались повсюду. Я сел на здоровенный камень, обкатанный постоянными отливами и приливами.
После получасовой прогулки вдоль подножия сланцевых утесов Наузад наконец прекратил натягивать поводок что было силы и спокойно пошел рядом со мной.
Сейчас он лежал у моих ног, свернувшись в клубок и глядя на море. Мне кажется, он до сих пор пытался понять, что такое эти мелкие пенные волны. Тали все еще носилась на поводке вокруг Лизы, которая, в свою очередь, гонялась за Физз. Бимер радостно нарезал широкие круги, чтобы не упустить никого из виду.
Я погладил Наузада по голове, прислушиваясь, как свистит ветер по песку. Он повернулся ко мне. Его глаза все еще были полны печали, но я не видел ни тревоги о будущем, ни страха от того, что он оказался в новом, незнакомом месте. Мне кажется, он понимал, что ничего хуже, чем было в прошлом, жизнь уготовить ему уже не может.
Я взглянул на море. На горизонте было пусто – только гребни волн, насколько хватало глаз, да парящие чайки.
Мыслями я вернулся в Афганистан, в Наузад, и почему-то вспомнился курчавый, улыбающийся Рози. Вспомнилось, как мы сидели на крыше кухни, болтая обо всем и ни о чем, не понимая ни слова из того, что болтает другой. Может, оно нам было и ни к чему. Мы дружили. И этим все сказано.
– Интересно, как там Рози, Наузад? – обратился я к нему вслух. Но он уже прикрыл глаза и, кажется, задремал. Я не мог его осуждать. Таких дальних прогулок у него не было больше года, с того самого дня, как он впервые появился у нас на базе и в моей жизни.
База. Я вспоминал нашу крепость с глинобитными стенами и все, что было с ней связано. Эта часть моей жизни ушла навсегда. Закрыв глаза, я ощущал, как морской ветер овевает лицо, и думал о собаках, благодаря которым мне оказалось легче пережить эти полгода. Тощий РПГ, сидящий на картонной коробке у кухни и терпеливо дожидающийся, пока подойдет его очередь на раздаче. В ту пору я скорее бы поверил, что именно он окажется со мною сейчас. Ему бы понравилось гонять с Бимером по берегу… Всем сердцем я надеялся, что он все же сумел перегрызть веревки на лапах.
