Кларк попала именно в такой район, город руин, разбитых окон и пустых глаз, наблюдающих из домов, которые никто не озаботился снести. Жизнь здесь, по большей части, не замечала присутствия Лени. Та же избегала явных территориальных границ: беззубых детских черепов, со значением расставленных вдоль какого-нибудь особенного тротуара; полумумифицированного трупа, распятого вверх ногами под загадочной надписью «Святой Петр Недостойный»; бесхозных автомобилей, словно по случайности перекрывающих то одну дорогу, то другую, — ржавых баррикад, что направляли беспечного путника к некой бойне в центре города, словно рыбу в запруде.
Два дня назад Лени обошла шабаш благодетелей, которые живьем ловили бродяг и отщепенцев, словно полевых мышей, и насильно накачивали их каким-то генетическим коктейлем. Скорее всего, рецептом из ксантопластов. С тех пор ей везло: она больше никого не встретила. Передвигалась только ночью, когда ее чудесные глаза давали максимум преимуществ. Держалась подальше от местных штабов и блокпостов с горящими бочками, прожекторами и ржавыми, лишь наполовину функционирующими аварийными блоками Балларда. Попадались ловушки, замаскированные блиндажи с бандами выскочек, желавших завоевать себе положение в местной иерархии; они истекали слабым инфракрасным сиянием или осколками света, невидимыми для простого мяса. Кларк замечала их еще издали и меняла курс, а там так ничего и не подозревали.
Она почти миновала опасную зону, когда в дверном проеме дома, стоявшего примерно в десяти метрах впереди, появился какой-то человек: метис с доминантными латиноамериканскими генами; его кожа казалась синевато-серой в бледном свете, усиленном линзами. Голые ноги, обрывки пластика, нанесенного спреем прямо на подошвы, отслаивались на глазах. Какая-то пушка в одной руке, двух пальцев на ладони не хватало. Другую он превратил в своеобразный протез, обернув вокруг нее клейкую ленту в несколько слоев, утыканную осколками стекла и ржавыми гвоздями.
Он посмотрел прямо на Лени глазами, что сияли такой же белизной и пустотой, как и ее собственные.
— И? — спросила Кларк через минуту.
Рукой-дубинкой он резко обвел окружающую территорию:
— Не слишком большая, но моя. — От старых болезней он хрипел. — Надо платить.
— Я лучше пойду обратно, откуда пришла.
— Нет, не пойдешь.
Она привычным жестом постучала пальцем по запястнику. Тихо, почти беззвучно произнесла:
— Тень.
— Средства переведены, — ответило устройство.
Кларк вздохнула и скинула рюкзак. Еле заметно улыбнулась одним уголком рта.
— И как ты меня хочешь? — спросила она.
***
Он хотел ее сзади, хотел ткнуть лицом в землю. Хотел называть «сукой», «шлюхой» и «ампутанткой». Хотел порезать своей самодельной дубиной.
Лени думала, можно ли это назвать изнасилованием. Ей не дали выбора. С другой стороны, она не сказала «нет».
Он ударил ее, когда кончил, наотмашь врезал по голове рукой, в которой раньше держал пистолет, но жест был словно символическим. Наконец метис откатился в сторону и встал.
Все это время Кларк как будто издалека, отстранение наблюдала за собственной плотью, а теперь позволила себе вернуться к виду от первого лица.
— Ну что? — Она легла на спину, тыльной стороной ладони стирая грязь с лица. — Как я тебе?
Он хмыкнул и принялся обследовать рюкзак.
— А вот там ничего нужного тебе нет, — сказала Лени.
— Угу. — Тем не менее что-то привлекло его внимание. Он вытащил костюм из черной блестящей ткани.
Тот начал корчиться у него в руке.
— Черт! — Метис уронил комбинезон на землю. Тот не двигался. Притворялся мертвым.
— Это что за хрень... — Бродяга взглянул на Кларк.
— Маскарадный костюм. — Она встала на ноги. — Тебе не подойдет.
— Чушь. Это же та отражающая кополимерная штука. Такую носит Ленни Кларк.
Кларк моргнула:
— Что ты сказал?
— Леонард Кларк. Глубоководный жаброчеловек. Он еще землетрясение устроил. — Мужик пнул гидрокостюм скрюченной ступней. — Ты что, думаешь, я не знаю? — Он поднял руку с пистолетом и дотронулся дулом до уголка линзы. — Как я, по-твоему, их заполучил? Ты не первая поклонница в городе.
— Леонард Кларк?
— Я сказал уже. Ты глухая или тупая?
— Я дала себя изнасиловать, кретин. Тебе. Так что, похоже, тупая.
Бродяга долго не мог отвести взгляд от ее лица, а потом сказал:
— Ты и раньше это делала.
— Ты даже не представляешь, сколько раз.
— Что, стало нравиться?
— Нет.
— Ты не сопротивлялась.
— Да? А многие сопротивлялись с пушкой у виска?
— Ты даже не испугалась.
— Я слишком устала, идиот. Ты меня отпустишь, убьешь или как? Только прекрати мне вешать лапшу на уши.
Метис громоздко и неуклюже двинулся к ней. Лени только фыркнула.
— Иди, — каким-то странным голосом сказал он, а затем совершенно глупо добавил: — А ты куда направляешься-то?
Она подняла бровь:
— На восток.
Латинос покачал головой:
— Не прорвешься. Там большой карантин. Чуть ли не до самого Пыльного Пояса. — Он махнул рукой на юг, в сторону боковой улицы. — Лучше в обход.
Кларк постучала по запястнику:
— В списках ничего похожего.
— Ну тогда катись куда хочешь. Мне-то какая разница.
Не отводя от него глаз, Лени склонилась и подобрала костюм. Метис держал рюкзак за лямки, глядя внутрь.
Он напрягся.
По-змеиному быстрым движением она выхватила оттуда дубинку и направила ему прямо в брюхо.
Бродяга отступил, по-прежнему сжимая в руке рюкзак. Его глаза сузились до молочных щелочек.
— Почему ты этим не воспользовалась?
— Не хотела заряд тратить. Ты его не стоишь.
Он взглянул на пустые ножны, висящие у нее на поясе.
— А почему там не держишь? Откуда быстрее доставать?
— Ну вот если бы рядом с тобой был ребенок...
Они смотрели друг на друга глазами, видевшими все
в черно-белом цвете.
— Ты мне позволила. — Метис замотал головой, противоречие, казалось, причиняло ему боль. — У тебя было вот это, но ты все равно мне позволила.
— Рюкзак, — напомнила Кларк.
— Ты... меня подставила. — Разгорающийся гнев в голосе и глубокое удивление.
— Может, я просто люблю погрубее.
— Ты заразна. Ты — переносчик.
Лени слегка качнула дубинкой:
— Отдай мне мои вещи и тогда, возможно, проживешь достаточно, чтобы узнать наверняка.
— Ах ты тварь.
Но рюкзак он все же протянул. Только сейчас Лени заметила перепонки между пальцами на его руке и гладкие кончики обрубков безо всяких шрамов. Значит, обошлось без насилия. Их не отрезали в уличной драке. Он таким родился.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
