лучше знаете, чего мне говорить. А насчет того, что не ищу легких путей… Я вообще не очень открытый человек, вот, например, в Москве я себя вообще чувствую очень неуютно. Открыт я только для тех, кому доверяю, и когда вижу, что доверяют мне.
— Ну, пока я ничего вам не скажу о доверии, но то, что вы на самом деле смогли меня заинтересовать, факт. Не буду скрывать, пока мне интересно послушать о будущем, а уж все остальное, что вы хотите предложить, надо хорошенько обдумать.
— Постарайтесь не думать там, где могут прослушать. Брежнев не Хрущёв, который знал, что его снимут, и ничего не сделал, то ли не верил, то ли махнул рукой, неважно.
— Там скорее было нежелание верить. Да и многое другое.
— Хорошо, товарищ Шелепин, я уезжаю из этого неуютного города с надеждой, что хоть что-то, но у меня тут получится. А то как-то не задалось, почти с самого начала. Столько можно изменить в стране к лучшему, а возможности нет.
— Может, о себе вы расскажете все же здесь? Или тоже тайна?
— Конечно, тайна. Если вы о моей личности. А если о жизни? С декабря прошлого года я и дворником был, и убийцей, и изобретателем, теперь вот пытался протолкнуть книгу в издательстве, но на комиссии мне ясно дали понять, что не хотят ее печатать.
— Если в книге есть хоть что-то плохое о нашем строе, коммунистах или партии, то это товарищ Суслов вас бракует. Он читает практически все, что приносят в издательства. Сначала рецензии, если тема интересует, то и книги.
— Почему-то так и думал, что этот старый маразматик-марксист имеет отношение к неодобрению моей книги. Не думаю все же, что сам он слышал что-либо о моей книге, но вот в комиссии вполне могут работать по его методичкам.
— Уж это наверняка. А что за история с убийством?
— О, это я попал под каток нашего несовершенного законодательства.
— А поточнее?
— Не буду начинать с самого начала, в этом нет необходимости, расскажу лишь основное. Мою жену и дочь…
— Вы уже и жениться, и ребенка родить успели тут? — перебил меня восторженным возгласом Шелепин.
— Мы оказались здесь все вместе, — пояснил я, — так вот, мою семью взяли в заложники. Это была группа бандитов, девочек хотели изнасиловать и убить, меня чуть позже, но также хотели убить. Не получилось. Я убил их. Всех.
— И много их было?
— Там так сложились обстоятельства, что следствие могло мне инкриминировать лишь троих. За них я получил условный срок, как превышение обороны.
— Ну да, могли так сделать. А что, разве не было возможности избежать убийства?
— Всегда можно избежать чего-либо, вопрос — какой ценой. Ценой своей жизни и жизни своих любимых — это не ко мне.
— Так сколько было бандитов на самом деле?
— Больше двух десятков. Заметьте, я не скрываю от вас, когда-то комитетчика, такие подробности своей жизни именно потому, что доказать не сможете. Милиция же не смогла повесить их на меня.
— Интересный случай. Запрошу в МВД дело, почитаю на досуге.
— Александр Николаевич!
— Ну, вы обо мне знаете такие потаенные подробности, а я о вас?
— Да уж знаю. Хозяин перед тем, как вы ушли, попрощался с вами?
— Кто?
— Кого звали настоящим хозяином? Когда вы дважды повторили: «До свидания», он лишь…
— Пальцами шевельнул… невероятно! Вы даже это знаете, ведь кроме него и меня там никого не было!
— Я же объяснил, знаю это лишь потому, как вы сами об этом расскажете в далеком будущем.
— Да-да. Знаете, Саша, могу я вас так называть? — А вот теперь я видел в его глазах… нет, не интерес. НАДЕЖДУ!
— Конечно, — кивнул я, соглашаясь.
— Я уже очень хочу в отпуск. Когда вы будете дома?
— Побуду все же пару дней, подожду официального заключения по книгам, и уедем.
— Вы и здесь всей семьей?
— Так точно, мы всегда вместе.
— Давайте так. У вас есть ручка?
— Карандаш.
— Запишите номер телефона. Позвоните, когда будете дома, я прибуду в Углич на следующий день. Как мне дать знать вам, что я приехал?
— Я буду встречать. Если мне память не изменяет, там всего два рейса в день из столицы. Приезжайте первым, как раз к обеду дойдем до нашей деревни. Ухой накормлю, там один местный фронтовик такую варит! Пальчики съешь вместе с ухой. И меня научил. Рыбу сами и ловим, Волга все же, прокормит всегда, если наше родное государство не запретит.
— Как это?
— А это в будущем у нас такие власти и депутаты, запретили людям бесплатно рыбу ловить. Не берите в голову, потом, если захотите, я вам столько всего расскажу, голова опухнет, не поверите.
Пожав друг другу руки, мы попрощались, и я ушел, а будущий, я на это надеюсь, генсек, еще стоял некоторое время и смотрел мне вслед.
— Ну, нашел, кого хотел? — встретила супруга.
— Да, — радостно ответил я. — Если я хоть что-то понимаю в людях, он заинтересовался. Знаешь, Катька, я уверен, что если СССР и теперь развалится, то это будет нескоро.
— Ты рассказал, откуда мы? — насторожилась супруга.
— Пока только намеками, сообщил, что знаю о будущем. Согласится работать, узнает всё. Так надо.
— Хороший человек?
— Не знаю, — покачал я головой, — могу лишь сказать, что он правильный человек. Порядочный, пунктуальный, беспокоится о жизни простых людей, именно этот критерий для меня более важен, чем многое другое. Ты же знаешь, у нас, что ни человек во власти, то сука, думает только о себе или делает только то, что ему величественно позволяют. Нужен кардинальный слом устоявшегося, только так можно что-то изменить. В будущем это уже практически невозможно, люди почувствовали свободу, деньги, ценности, им есть что терять. Людям этого времени нечего, они хотят жить, хотят хорошей жизни для будущих поколений. А у нас там, помнишь, как?
— Да уж помню, что ни придумают, все на тяп-ляп и абы как, главное бабки распилить.
— Вот, ответственности нет, всем и на все плевать.
— Так как же книги?
— А что книги? Пишем, пытаемся издать, работаем, в общем. Думаю, если дело выгорит, то и книги у нас пойдут.
— Когда домой?
— Ну, главред попросил два-три дня, чтобы с книгой ознакомиться, к тому же, вероятно, разберутся и с первой. Погуляем, потом позвоню в издательство, и уедем. Мне предстоят встреча и долгие беседы с очень важными и умными людьми. — Я объяснил супруге, куда я вытащил Шелепина и где хочу провести эти беседы.
— А нам что, в городе одним сидеть? — помрачнев, спросила Катя.
— Вот
