– Щель, которую нам удалось сделать, достаточно широкая, чтобы в нее пролезла тонкая рука. Боюсь, что эта честь выпала тебе.
Клеман отпрянул назад, пробормотав:
– Но… мне немного страшно.
– Чего ты боишься? – улыбнулся рыцарь, просовывая в крошечное отверстие три пальца. – Если там и были крысы, они сдохли лет сто назад.
– А может, это ловушка?
– Зачем надо устраивать ловушку под надгробием, если эта роза ведет туда только посвященных?
– Вы убедили меня. Ну что ж, покажем нашу храбрость, – громко подбодрил себя Клеман.
Он осторожно просунул руку под крышку и пошарил по дну. Затем он вынул ее и, растопырив пальцы, сообщил:
– Как мы и предполагали, там нет никакого скелета. Черт возьми! Надо толкать дальше, рыцарь. Я могу ощупать только треть дна.
Они вновь принялись за дело, обливаясь потом, натужно кряхтя. Прошло четверть часа. Клеману казалось, что его легкие вот-вот лопнут. Кровь стучала в висках, вызывая острую головную боль.
Теперь щель была достаточно широкой, чтобы подросток мог в нее просунуть обе руки и даже плечи. От боли по щекам Клемана потекли слезы, когда он был вынужден прижаться плечами, безжалостно израненными каменной кладкой церкви, к гранитной крышке. Он стал медленно ощупывать, осматривать вслепую каждый сантиметр дна. Вдруг он закричал от отвращения, когда его пальцы коснулись какого-то рыхлого, мягкого, как плоть, предмета. Сделав над собой невероятное усилие, он вытащил этот предмет, приготовившись к худшему.
Леоне выхватил его из рук Клемана, развернул и воскликнул, всматриваясь в то, что весьма напоминало пергамент:
– Ничего не понимаю! Это план аббатства Клэре, точно такой же, какой мне передали по просьбе моей тетушки Элевсии де Бофор после ее смерти. – Разволновавшись, он спросил: – А ты уверен, что там больше ничего нет?
– Я ощупал каждый сантиметр захоронения, даже каменные стенки и внутреннюю часть крышки. Дважды. Если папирус с текстом на арамейском языке и спрятан в храме, то точно уже не под этой лежащей фигурой. Можно? – спросил Клеман, протягивая руку к старинной велени.[80]
– Обрати внимание, на плане отмечена тайная библиотека Клэре. А это доказывает, что она была задумана с самого начала, – сказал Леоне голосом, в котором явственно слышалось отчаяние.
– Да, правда. Посмотрите… вот здесь, в самом низу можно различить подпись… Поднесите башенку ближе, прошу нас. А… Ги… ль… рмус д… Арид… вил… Гильермус де Аридавилла! Значит, он заверил план.
Леоне склонился над веленью и задумчиво произнес:
– Странно, но на экземпляре, который хранится у меня, нет подписи.
При слабом свете башенки Клеман продолжал рассматривать план. И вдруг он увидел ее, крошечную, частично спрятанную в букве «о» слова bibliotheca.[81] Розу.
Срывающимся от волнения голосом Клеман прошептал:
– Папирус находится в тайной библиотеке Клэре.
Леоне нисколько не сомневался в справедливости слов мальчика. Его охватила глубокая нежная печаль. Элевсия, милая Элевсия. Знала ли она там, куда теперь вознеслась, что многие годы хранила столь важную, столь бесценную тайну, стоившую жизни многим людям? Покойся с миром, моя дражайшая мать. Я подхватил твой факел.
Леоне посмотрел на отодвинутую крышку, но Клеман опередил его, сказав тоном, не терпящим возражений:
– Я не могу, рыцарь. У меня горят плечи. Тем хуже, пусть все остается в таком виде. Никакого святотатства, поскольку могила была пустой.
– Ты прав. Пошли. Под покровом ночи мы ускользнем незамеченными.
Мануарий Суарси-ан-Перш, декабрь 1304 года
Пробил девятый час, когда Леоне и Клеман добрались до мануария. Изнемогая от усталости, они оба припали к шеям своих лошадей. Измученный Мариоль раздраженно фыркал и яростно тряс гривой, и Франческо де Леоне с облегчением передал жеребца на попечение Жильберу Простодушному. Рыцарь с трудом добрался до амбара и рухнул как подкошенный на солому. Клеман исчез словно по мановению волшебной палочки. Леоне мог бы дать голову на отсечение, что сейчас Клеман подробно рассказывает своей даме об их приключениях. Он надеялся, что мальчик не забудет перевязать свои раны. Когда Леоне очнулся от крепкого сна чуть позже повечерия, у него кружилась голова, а желудок приятно сводило от голода.
Умывшись ледяной водой, Леоне вошел в просторный общий зал. На столе уже стоял его прибор. Аньес и Клеман доедали гороховое пюре с грудинкой и шафраном. Затем Аделина подала коноплянок. Она зажарила птичек на сале, затем несколько минут томила в мясном бульоне, приправленном имбирем, корицей, не говоря уже о кислом виноградном соке и красном вине. Настоящее чудо, однако есть его надо быки с величайшей осторожностью, если только не следовать отвратительному примеру Эда де Ларне. На десерт была подана черная нуга с миндалем и ломтики сушеных яблок.
– Садитесь, мсье. Подкрепите свои сипы, – пригласила рыцаря Аньес.
Несколько слов, произнесенных довольно сухо. Она продолжила:
– Вы вернули мне Клемана в целости и сохранности, и за это я вам весьма признательна. Но его плечи изранены, словно мальчика били. Похоже, ночью вы собираетесь пуститься в очередную авантюру?
– Покорнейше прошу прощения, мадам, да и у Клемана тоже. Если бы я мог, я поехал бы в командорство один. Но все дело в его маленьком росте и ловкости. Он вам обо всем рассказал?
– Да.
– Ночная авантюра, как вы это называете, будет не такой сложной, поскольку у меня есть ключ от библиотеки. Кроме того, судя по манускриптам, таинственным образом попавшим ко мне, новая аббатиса уехала так же быстро, как и приехала в аббатство. Учтите также, что в аббатстве у меня есть союзница. А раз так, я не могу вам обещать, что этим вечером нам не придется перелезать через очередную стену.
Немного смягчившись, Аньес попросила:
– Но обещайте мне, что вы будете заботиться о Клемане так же, как заботились бы обо мне.
– Клянусь своей душой, мадам. С вашего позволения, мы уедем через несколько часов. Не стоит нас провожать.
– Да? И вы думаете, что я смогу уснуть?!
Женское аббатство Клэре, Перш, декабрь 1304 года
Леоне рукой показал Клеману на трещины и уступы на высокой стене аббатства, которые могли служить опорой для его ног и рук. Подросток подумал, что ремесло шпиона или вора явно не для него. Аньес оказалась права. Его тело начинало бунтовать. Конечно, мышцы Клемана были еще недостаточно крепкими, но в такое аббатство, как Клэре, нельзя было попасть нахрапом, прибегнув к помощи разглагольствований или неправдоподобных доводов.
Они молча шли по дороге, которую проделал Леоне несколько дней назад, когда рыцаря ошеломило жуткое известие о смерти его милой тетушки Элевсии. Но он мог бы поклясться, что возвышенная душа его второй матери, полная любви и отваги, с тех пор постоянно сопровождала его.
Резким движением Леоне опустил пропитанную маслом кожу, закрывавшую окно кабинета его столь любимой покойной тетушки. Комната погрузилась в кромешную темноту. Леоне прошептал:
– Клеман?
– Да, рыцарь. Я справа от вас.
– Клеман, я хочу дать тебе очень деликатное поручение.
– Но вы говорили, что у вас есть ключ!
– Не об этом речь. Надо пробраться в дортуар монахинь И тихо разбудить сестру-больничную. Нам нужен свет. Да и ее помощь будет нелишней.
– Что?
– Что слышал. Ты же ее знаешь, не так ли?
– Да, я узнаю ее в лицо. Оно не очень-то приветливое. Что вы от меня требуете!.. Хорошо, я выполню вашу просьбу.
– Клеман… Если твой взгляд упадет на… одним словом, на голые плечи или, что еще хуже… ноги дам, потому что, в конце концов, они дамы… Будь настоящим дворянином, закрой глаза.
И хотя в подобной ситуации это было неуместным, девочке захотелось рассмеяться.
– О, не сомневайтесь, я умею вести себя как настоящий дворянин.
Клеман ушел. Леоне проник в библиотеку. Темнота мешала ему.
Рыцарь почувствовал, что за его спиной кто-то стоит. Он резко обернулся, положив руку на головку эфеса меча.
К нему приблизилась тень. Миниатюрная тень. Он выхватил меч.
– Не волнуйтесь. Я не причиню вам зла, клянусь всей душой.
Женский голос. Молодой женский голос. Она подошла к нему, и он сумел разглядеть ее лицо. Что-то знакомое, но он никак не мог понять, что именно.
– Вы помните меня, рыцарь? Кипр, крест Фрейи, руны. С тех пор прошла целая вечность.
– Святые небеса… грязная маленькая нищенка. Это вы, мадам? Ах да… Я узнаю этот удивительный взгляд, который я несколько дней напролет вспоминал после вашего… исчезновения. Моя сестра, мой друг…
Леоне бросился к молоденькой девушке и прижал ее к себе. Она вся напряглась. Леоне не понял ее реакции и смущенно отступил назад:
– Простите меня, но я так рад вас видеть…
– Я тоже.
Жестокие страсти бушевали, хотя и недолго, в душе Эскив д'Эстувиль. Проиграла ли она? Выиграла ли? Она так и не могла решить, каковым был подлинный исход безжалостной борьбы, в которой она противостояла самой себе. Прекрасный архангел никогда не узнает, что ради него она убила, напав со спины на командора тамплиеров. Он никогда не догадается, что всю ночь она прижимала его к себе, оберегая от холода в мрачном лесу. До конца своей жизни он не будет знать о бесконечной любви, заставлявшей ее беспокоиться о нем, мечтать о нем день за днем, ночь за ночью. Эскив улыбнулась. Она, несомненно, выбрала самое приемлемое решение. Если бы она позволила ему обращаться с ней с такой любовью, с такой нежностью, она, вероятно, умерла бы от отчаяния. Он навсегда останется ее обожаемым прекрасным архангелом. Она будет лелеять его в своей душе до самой смерти. Он станет ее всеобъемлющей любовью, столь совершенной, что никакой другой мужчина не сможет стать его соперником. Но он об этом ничего не узнает. Да разве ему необходимо об этом знать? По сути, какая разница? Она жила и дышала ради него.
