— Лихо! — Этот голос прогнал воспоминание, которое поблекло, истаяло, оставив привкус снега на губах…
…снега и крови.
— Лихо, Лихо… бедовый ты. — Аврелий Яковлевич отвесил затрещину, и кровь тоже исчезла.
Все исчезло, кроме гудящей головы: все ж таки рука у ведьмака была крепкою.
— Так-то лучше.
— Что со мной будет? — Лихослав языком провел по губам, ничуть не удивившись тому, что клыки сделались длинны.
— А это, дорогой мой, только от тебя зависит. — Аврелий Яковлевич прошелся по комнате и остановился за спиной. Этакая диспозиция ведьмака несколько нервировала, и Лихослав даже забыл, что не так давно примерял к себе весьма определенный выход.
Жить он по-прежнему хотел.
— Всего-то пара случаев описана, да и то не каждым записям вера есть. Самый первый вотанов волк появился в смутные времена. Думаю, что и прежде были, но сам понимаешь, мало что в кострах уцелело. И тот случай описывают как особую разновидность одержимости. На землях некоего князя зело волки расшалились. Вот он и затеял травлю, соседей позвал, не одному ж веселиться-то. А на охоте его возьми и порви волк. Не сильно, выжил князь… да только года не прошло, как сам князь постепенно стал облик человеческий утрачивать…
Аврелий Яковлевич замолчал, и молчание это его показалось Лихославу очень уж недобрым.
— И… что дальше?
— А ничего. Нашлись добрые люди, инквизиторам донесли. В те-то времена князь ты аль углежог — не важно… на плаху отправили. Правда, один из дознавателей оказался любопытным и дотошным малым. Оставил очень подробное описание, полагаю, надеялся, что открыл новый вид нежити, а потому аккуратно зафиксировал все, что отличало князя от оборотня и волкодлака. В дневнике своем он упоминает, что долго искал тварей подобных, но безрезультатно. Шкуру с князя, к слову, содрали и, соломой набив, отправили в дар святому престолу.
— Аврелий Яковлевич, а это-то мне зачем знать?
— Для общего развития, Лихославушка. А то ты, гляжу, собственной шкурой не больно дорожишь. А святой престол и ныне не откажется коллекцию подновить… или, скажем, Музей естественных наук, который в Познаньске… его величество рады будут.
Это ведьмак произнес на ухо, и почему-то Лихослав сразу поверил: и вправду будут рады, пусть и не самой шкуре, но тому, что тварь, ее носившая, сгинула бесследно.
— Второй подобный случай описали уже на заре войны с Хольмом… Мертвополье, ведьмаками зачищенное… волки… человек, которому удалось спастись. И медленные в нем перемены. Этот, к слову, сознательным оказался, побоявшись, что волкодлаком станет, мозги себе вышиб. Надеюсь, у тебя, дорогой, подобных мыслей не возникало?
— Что вы, Аврелий Яковлевич! — почти непритворно возмутился Лихослав. — Как можно!
— Смотри у меня. Этого уже ведьмаки разделывали. Протоколы я читал. А третьего и сам видеть сподобился… слышал про Жироданьского зверя?
Лихослав кивнул: кто ж об этом Хельмовом отродье не слышал-то?
Деревушка Жиродань, крохотная, на самой границе Серых земель стоящая. Живут там в основном углежоги и лесорубы, да еще и охотники… не сказать, чтобы совсем уж бедно живут, но и не роскошествуют… рядом еще пяток деревенек таких же, в пару дюжин дворов. Хутора. И одна лесопилка, на то время — небывалое новшество.
Леса. Болота.
Волчьи стаи.
И волкодлак, который прославился на все королевство небывалой хитростью.
— Скольких он убил? Сотню?
— Сто двадцать три… и еще дюжина пропавших без вести, думаю, что и с ними. Опять дурное думаешь? — Аврелий Яковлевич к вопросу присовокупил подзатыльник. И следовало сказать, что подзатыльники у старого ведьмака отличались просто-таки невероятною целительной силой.
— Если вы и дальше так продолжите, — сказал Лихо, затылок потирая, — то у вас тут вскорости не один, а два трупа образуются.
— Ничего, крестничек, с трупами я уж как-нибудь да разберусь.
— Значит, тот волк…
…сто двадцать три человека.
Три года охоты.
И память, долгая память.
— То, что убивал он, не значит, что будешь убивать ты, — сказал Аврелий Яковлевич. — Потому не спеши… дурное дело — не хитрое, успеешь себе револьвер в рот сунуть.
— Вы его…
— Пристрелил. — Аврелий Яковлевич отступил. Теперь он стоял напротив окна, затянутого пыльной сетью плесени. И солнце, пробивавшееся сквозь чародейский заслон, золотило смуглую ведьмачью шкуру. — Понял, кто он, и пристрелил. Заговоренная пуля. Заговоренный пистоль. И немного везения… он считал себя волкодлаком. Тоже решил, что тварью стал… и смирился… а может, ему даже понравилось тварью быть. Самый быстрый, самый сильный… и признался даже, что к вкусу человечины привык, хотя поначалу есть брезговал. Он распрекрасно помнил каждое свое убийство, Лихо. И если поначалу боялся, то… ощущение собственного всесилия пьянит. Он быстро привык и к своей способности менять обличье, и к чужому страху… и к тому, что пули его не берут, ни обыкновенные, ни серебряные. И ежели тебе легче станет, то тварью он стал задолго до того, как его волки пометили. А остальное — лишь повод, чтобы эту тварь, в нем сидевшую, выпустить.
— Я не…
— Ты хочешь остаться человеком?
— Да.
— Тогда оставайся. Я не буду врать, что это легко…
— Но возможно?
— Да.
Аврелий Яковлевич замолчал. Он замер, перебирая волосы в курчавой своей бороде.
— Это даже хорошо, — наконец произнес он, — что на тебе моя метка… ты мне жизнь должен, а значится, я имею на нее право… сделаю кое-что, будешь носить. Ее зов — заглушит. А с остальным сам управляйся. У тебя выйдет. Ты упрямый.
Лихо потер глаза, которые начали чесаться.
— А она… кто она на самом деле?
Ведьмак не стал делать вид, что вопроса не услышал или не понял, но лишь повел плечами и тихо ответил:
— Лучше бы тебе того не знать.
И отвернулся.
— Воды подай и ремень развяжи… будем твоего красавца допрашивать.
Ремень Лихослав снял.
И носки свои выковырял, но забирать побрезговал, бросил в корзину с грязным бельем. Перебравшись на кривоногий диванчик, поставленный в углу, верно, затем, чтобы просто угол занять — а иначе отчего оный диванчик настолько неудобный? — Лихослав замер. За ведьмаком, словно бы позабывшим про присутствие гостя, он следил внимательно, хотя и не понимал половины того, что делает…
…их полковой мертвяков не допрашивал, но шеи рубил и в рот засовывал железную монету, приговаривая, что так оно надежней.
Освящал.
И три дня держал в свинцовом гробу, и только потом, ежели мертвяк вел себя обыкновенно, гроб отправляли домой, ну или на старое кладбище, которое давно уже выбралось за низкую оградку. Вспомнилась и она, и кресты, что вылизанные дождями, что новенькие из светлого дерева…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
