Кто-то где-то вспоминал историю, а также восторженное эссе Марка Твена о Берлине, в коем сказано следующее:
«Улицы очень чистые. Их поддерживают в этом состоянии — не молитвами, разговорами, и прочими нью-йоркскими методами, но ежедневной и ежечасной работой скребком и шваброй».
Немцы — строители и фермеры. Немцы — инженеры. Немцы — работники.
Прогрессивно мыслящие дарвинисты, пожинающие плоды своих «идей» по поводу происхождения человека от обезьяны и соответствующих социальных отношений, ужаснувшись тому, на что способен человек, предоставленный самому себе, стали искать замену христианской доктрине. А что? Раз человека создал вовсе не Бог, но эволюция и случай, стало быть, все дело в происхождении и естественном отборе — и теории о превосходстве немецкой расы над всеми остальными логически абсолютно верны. А как же! Вон фермы в Южной Дакоте — ежели хорошая ферма, добротная, эффективно работает, содержится в порядке — значит хозяин немец. Если где в мире стоит здание, на славу построенное — строил немец. Ежели какой-то регион где-то на планете живет сытно в то время, как вокруг — недоедание и расхлябанность — значит, в регионе доминируют немцы. Да, тысячу раз да, но нельзя же так… Они, немцы, действительно — люди дела и люди работы, но зачем же пальба и порабощение и расстрелы, и прочая, и прочая — страшно ведь! Больно ведь!
А вы, дамы и господа, думали, что «естественный отбор» — это слова такие красивые просто, да?
Сегодня принято валить на Ницше и даже на Вагнера. Мол, это Ницше придумал, что арийцы — это да, а все остальные погулять вышли.
На самом деле правда, если быть честным до конца, в дарвинистском мировосприятии выглядит именно так, как ее представляли себе недоучки из Гестапо. Увы и еще раз увы. А именно:
Арийцы — это немцы и их родственники. Самая деловая, самая работящая, самая мыслящая этническая группа на земле. Спорить с этим можно, но глупо.
Евреи — это люди с внутриэтнической спайкой, думающие только о своих, и так далее. Евреи предприимчивы, пассионарны, и все время всех путают. Рабы из них получаются плохие. В печку.
Цыгане — эти вообще никому не нужны. Попрошайки. В печку.
Негры — рабы получаются из них с трудом. Вон посмотрите, чего в США получилось. Дойдут руки — разберемся.
Славяне и прочая шваль. Рабы выйдут из них сносные, если выявить и уничтожить пассионарную часть. Ленивы — нужно пороть. Мы не дадим им пить, всего и делов.
Средиземноморцы — э… неплохо поют. Пусть поют.
Азия — пока у нас не дошли руки, но понятно, что азиатские арийцы — это японцы, остальные азиаты — примерно тоже самое, что наши славяне, евреи, цыгане, и прочая.
Все очень логично. Все «по науке». Именно поэтому многие перепугались.
Дарвинисты из испугавшихся вспомнили, что есть такая вещь — гуманизм. Вроде бы не имеющая отношение к собственно Библии. (Имеющая, и прямое, но об этом постарались не вспомнить). Но тут оказалось, что понятие это придумали… опять же немцы.
Замкнутый круг какой-то.
И это было только — полбеды.
Антинемецкие настроения, поддерживаемые пропагандой, могли оказаться в конечном счете опасными — и в Европе, и в Америке.
За дело взялась американская армия, уже в то время — самый деловой, самый прагматичный институт на планете. Наставляемый Дуайтом Айзенхауэром.
Появился социальный заказ, который армия готова была оплатить. Нужно было издать что-нибудь, не явно пропагандистское, но доказывающее неопровержимо, что немцы на самом деле — вовсе не принципиально милитаристский народ, что они не монстры, но люди как люди. И хорошие тоже бывают. Выбор армейцев пал на сценариста с социалистическими тенденциями по имени Алберт Молтс (в России известен как Альберт Мальц). Молтс был выходцем из еврейской семьи, посему его можно было упрекнуть лишь в беспринципности, но не в предвзятости — по мысли заказчиков, очевидно. И с заказом он, сценарист, справился блистательно, написав роскошный роман «Крест и Стрела».
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. МУЖЕСТВО, ЧЕСТЬ, ПАТРИОИЗМ
Всю историю человечества основную часть солдат в любом большом военном конфликте составляют сопляки возрастом от позднего отроческого до позднего юношеского — скажем, до двадцати двух лет. Традиция эта удобна по нескольким причинам. Сопляков легче учить подчиняться командам. Лозунги для них внове. Они меньше, в массе, склонны к состраданию, чем люди с опытом. Они здоровее и выносливее. У них по большей части нет семьи и детей, посему им не мешают в исполнении функций пушечного мяса обыкновенные человеческие соображения.
Высадка союзных сил в Нормандии была плохо подготовлена, плохо спланирована, плохо проведена, и окончилась более или менее катастрофой. Прикрывавшая высадку авиация нанесла несколько ошибочных ударов по своим. Сопляки, прибывшие драться с закаленными пятью годами войны немцами познали вагнеровский ужас.
Американские пилоты, взлетающие из Англии, знали статистику. Норма — двадцать четыре боевых вылета. Средняя выживаемость — двенадцать вылетов. Поэтому некоторая часть летного состава предпочитала после нескольких вылетов садиться в Швейцарии и там сдаваться под домашний арест до окончания войны, ссылаясь на неисправности в моторе.
На первых порах у американцев в Европе ничего не получалось. Рузвельт вел яростные беседы с Айзенхауэром. «Почему вы отступаете!», возмущался Президент. «Мы не отступаем», яростно отвечал генерал, злясь на штабных крыс в Вашингтоне. «Мы бежим».
Говорят, Черчилль, наблюдая за провалом высадки, даже связался со Сталиным и потребовал, чтобы тот усилил боевые действия на своем фронте, дабы отвлечь немцев. И, говорят, Сталин согласился.
Это логично. Сталин помнил провал своей армии в первый год конфликта с Гитлером. А в 1944-м году Советская Армия казалась непобедимой всему миру. На войне быстро учатся. Нужно было оказать союзникам услугу.
Понемногу американские части освоились, окрепли, поднаторели, попривыкли к потерям, получили подкрепления, амуницию, продовольствие, и перешли в наступление.
По одной из похожих на правду легенд, Гитлер, удрученный событиями во Франции, все спрашивал соратников — горит ли Париж? По его задумке, перед тем, как сдать Город Света американцам, его следовало сжечь. Впрочем, таких легенд о Гитлере много. По другой легенде он хотел «стереть с лица земли» Ленинград. Ни в первом, ни во втором случае ничего технически сложного не было. Казалось бы — если хотел бы, то сжег бы и стер бы. Но, может, соратники отговорили.
У пляжей Флориды всплывали трупы — жертвы немецких субмарин в Атлантике, но вскоре и с субмаринами научились бороться.
Воюя на два фронта, немецкая армия стремительно выдыхалась. Все острее ощущалась нехватка топлива.
Осенью 1944-ого года фермеры на полях собрали неплохой урожай. Уничтожение миллионов людей, невозникновение новых семей из-за того, что потенциальные отцы были на фронте, ослабление немецкой военной машины — все это способствовало производству излишка. Излишком воспользоваться не сумели — по всему миру развелось неимоверное количество мошенников, спекулировавших на излишках. Снимали фильмы о войне, в которых не было ни одного правдивого кадра — по всему миру. В фильмах этих средних лет актеры играли сопляков.
Германия насквозь пропиталась цинизмом и двусмысленностью. В уютном некогда католическом Мюнстерланде слагали песенки-обращения к летчикам-союзникам, вроде «Милый Томми, не надо здесь бомбить, враг в Берлине». Вся Германия понимала, конечно же, что война скоро кончится не в пользу Германии, но говорить об этом вслух было все еще опасно.
Прохладным октябрьским вечером 1944-ого года в берлинской опере с огромным успехом шел четырехактный веристский шедевр итальянца Джакомо Пуччини «Богема», на французский сюжет. Пели, конечно же, по-немецки. По соседству падали бомбы.
Меж тем Рузвельт, Сталин и Черчилль решили собраться и обсудить создавшееся положение. Для переговоров выбрали дворец в Ливадии, близ Ялты, поскольку там в феврале-марте было тепло, сухо, и приятно во всех отношениях. Рузвельт хотел было пустить в ход свой безотказный шарм, но Черчилль в благородном порыве предупредил его — «Сталин не любит светский треп». Тем не менее, жизнерадостность и насмешливость Рузвельта требовали выхода. На многих фотографиях, сделанных на этой встрече, видны усилия Президента скрыть улыбку.
Исторический курьез:
Расчувствовавшийся Черчилль с бокалом шампанского в руке предложил выпить за здоровье короля Великобритании. Рузвельта заинтересовало, что на это скажет «дальновидный и умный», по мнению самого Черчилля, Сталин. Сталин, большой дипломат и любитель хорошего тона, сказал, что, как республиканец, не может пить за здоровье монарха. Рузвельту перевели. Глядя на слегка растерянного Черчилля и посуровевшего дальновидного Сталина, аристократ из Хайд-Парка, делая серьезное лицо, предложил:
