– Главное, чтобы не было устойчивых связей, – добавляет Айсис, – иначе обязательно возникнет привязанность, а это злостное нарушение духа «Эканта-ятры».
Ее взгляд перескакивает на плодовый сад. Там, на веревке между двумя деревьями, развешивает стираную одежду Салли. Она улавливает наше внимание и поднимает руку в робком приветствии. Выражения на ее лице я не могу разобрать: слишком далеко.
– Получается, с Айзеком переспали все подряд? Все те женщины, которые прошли детокс?
– Да.
– А Рут? Она тоже с ним спала?
Мои сторожихи переглядываются, затем отвечает Айсис:
– Эта Рут слишком много волн поднимала.
– В каком смысле?
Айсис лезет в холщовую сумку, которую носит на плече, извлекает бутылку воды, скручивает пробку, отпивает, затем передает мне.
– Скажи-ка, Эмма, тебе доводилось иметь роман на одну ночь?
– Бывало.
– Сколько раз?
Я дергаю плечом.
– Ну-у… четыре-пять.
– Спьяну?
– Может, и так. – Я обтираю горлышко рукавом, подношу бутылку к губам.
– А ты к этим партнерам – даже случайным – питала жгучий интерес?
Я замираю на половине глотка. Хочется ответить: «Да, естественно»; но в том-то и дело, что это неправда. У меня было как минимум двое мужчин, к кому бы я и близко не подошла трезвой. Да и то притаскивала их домой для того лишь, чтобы Дейзи не испытывала неловкости, что она одна такая. Кое-кого я даже выперла среди ночи, чтобы не очнуться утром лицом к лицу с кошмаром.
– Стало быть, нет, – удовлетворенно кивает Айсис, когда я отмалчиваюсь. – Как оно всегда и бывает. Ты, Эмма, могла переспать с кем-то по пьяной лавочке, от одиночества, тоски или простой скуки, не говоря уже про примитивное вожделение; ты это сделала, получила свое удовольствие, а наутро выяснилось, что ничего плохого не случилось, если не считать похмелья. Ведь так все было, признайся?
– Зато потом чувствовала себя какой-то неполноценной.
– И тем не менее повторяла это вновь? – Она кладет обе руки мне на плечи, и я вынуждена развернуться к ней лицом. – Я всего лишь хочу сказать, что здесь тебе будет куда проще, если ты отбросишь старомодные взгляды на секс и привязанности. Опрокинь стопочку, покури «травки» – да и вытри ноги о свои былые комплексы. Что тебе мешает взглянуть на секс другими глазами? В нем ты можешь обрести и развлечение, и приключение, и моральную поддержку или просто стравить пар… А когда научишься ценить людей не только за их внешний облик или сексапильность, то это станет гигантским шагом на пути твоего высвобождения.
Хочется спросить, а сама-то она в это верит? Действительно не тоскует по любви к одному-единственному человеку и знанию того, что он в ответ тоже любит одну тебя во всем белом свете? А как насчет просто перевести дух, на какое-то время отгородившись от внешней суеты в безопасном мирке для двоих?.. Нет, она никогда не признается. Из них никто на это не способен.
– Йоханн очень привлекательный мужчина, – бросает Айсис взгляд на дворик, однако шведа и след простыл. – И добрый. Могло быть хуже. Гораздо хуже.
* * *
– Так, Эмма, – подзывает меня Чера и тычет пальцем на груду ковриков, сваленных в углу медитационного зала. – Разложи их рядами, а мне с Айсис надо пока сходить потолковать с Раджем.
Она выходит и в компании с Айсис пересекает коридор по направлению к пищеблоку. Что интересно, сейчас ее походка уже не напоминает плывущего лебедя. Подбородок вздернут, плечи развернуты, хотя руки явно напряжены, потому что нет отмашки. Каждый шаг будто печатает. Входя в кухню, она знаком показывает Айсис, чтобы та прикрыла за собой дверь.
Итак, как мне быть? Можно выскочить в сад и предупредить Салли, что эти двое уже разговаривают с Раджем на предмет их взаимоотношений, но я недостаточно хорошо ее знаю и не могу предугадать реакцию. Скажем, она поблагодарит меня и направится на кухню разбираться. Или разозлится, начнет все отрицать, настучит на меня. Например, Айзеку… Нет, на такой риск идти нельзя.
Я невольно морщусь, нагибаясь за стопкой ковриков. Кожу на спине до сих пор жжет, а грубая ткань моего платья-балахона так и норовит задеть за свежие ссадины.
– А тут у нас зал для медитаций.
Я вскидываю лицо на бодрый голос. В комнату входит Айзек, сопровождаемый группой из трех незнакомых женщин и одного мужчины, который с интересом меня оглядывает. Все четверо чистенькие, свеженькие, в легкомысленных шортиках, модных туристских ботинках, ярких курточках с капюшонами. Вовсю чирикают между собой; на лицах восторженное ожидание с налетом наивной опасливости.
Вот и мы такими были в самый первый день… Одна из женщин, невысокая блондинка с курносым круглым лицом, даже носит точно такой же браслетик, какой я себе купила у лотошника перед подъемом в гору; из дутого серебра, с дребезжащими колокольчиками.
У меня начинает тянуть в груди, когда курносенькая берет под руку свою соседку – высокую худую девушку – и от избытка чувств трется щекой о ее плечо. Они даже близко не понимают, куда вляпались.
– Эмма! Пять ковриков, пожалуйста.
Я действую на чистом автомате, пересекая комнату сначала в одном направлении, затем в другом, раскладывая четыре коврика аккуратным полукругом, а один помещаю перед алтарем. Когда выпрямляюсь, то вижу, что внимание Айзека сосредоточено не на мне, а на третьей девушке: невысокой, фигуристой, с темными волосами до пояса и широко посаженными зелеными глазами. Она прерывает негромкую беседу со своей курносой подругой и робко улыбается Айзеку. Ее горло и грудь в вырезе футболки краснеют на глазах.
– Спасибо, Эмма, – со значением говорит Айзек.
Высокий худой парень из числа вновь прибывших издает нервный смешок, но я смотрю только на Айзека.
– Спасибо, Эмма, – повторяет тот и на этот раз даже оборачивается на меня. Взгляд у него холодный и отчужденный. Порез на щеке успел превратиться в бледно-розовый тонкий шрам, да и то почти не виден за щетиной. Даже ударить как следует не смогла… – Ну что ж, ребята, добро пожаловать в «Эканта-ятру»! – подает он корпус в сторону приезжих и широко разводит руки в стороны, сияя теплой улыбкой. Все с надеждой смотрят ему в рот.
Ладно, раз я теперь свободна, пойду разыщу Ал, попутно уворачиваясь от Дейзи с Линной.
* * *
Дверь на кухню до сих пор прикрыта, из-за нее доносятся возбужденные голоса.
– Мы отлично знаем, что ты давно с ней шашни крутишь, – заявляет Чера. – Так что признавайся, легче будет.
– Повторяю: мы с Салли просто друзья.
– Имей в виду, я пойду к Айзеку.
– Зачем? Это же просто дурацкие пересуды! – повышает голос Радж; в его словах я слышу страх и отчаянье. – Понятия не имею, кто вам это наплел. Кому-то явно неймется, а с чего – в толк не возьму.
– Ну, это пусть Айзек решает.
– Постой, Чера! Да погоди же! Я ведь сказал…
Я отворачиваюсь и иду в столовую. Бог знает, сколько суток ничего не ела, и живот уже сводит от голода.
Захожу внутрь – и едва не выскакиваю пробкой обратно. Дейзи, Ал, Линна, Кейн, Шона и обе шведские девки сидят за угловым столом. Гоняют чаи, дымят самокрутками; на щербатом блюдце по центру горстка крекеров. Дейзи меряет меня взглядом с головы до ног и разражается хохотом. Ал пихает ее в бок, чтобы остановить, но та, словно не заметив, оборачивается к Линне и что-то шепчет ей на ухо. Линна оглядывает меня и тоже заходится смехом. Вот интересно, Дейзи в курсе, кто такая Линна? Насчет Ал у меня сомнений нет: она ни слухом ни духом, зато эти две подруги уже незнамо сколько дней ходят под ручку. Отсюда вопрос: Линна ей рассказала или нет?
Я выкидываю их из головы и направляюсь к раздаче. Коль скоро сам Радж сейчас отбивается на кухне от Черы, а прибраться никто не удосужился, объедки в моем полном распоряжении. Первым в рот летит кусок зеленого манго, сразу за ним горстка орехов и чайная ложечка козьего творога, который я наскребла по стенкам. Дальше я лезу в шкафчик, где обычно лежит хлеб. Удача, целых пол-ломтика! Я жадно его хватаю и уже готова полакомиться, как вдруг кто-то ударяет меня в плечо. Хлеб вылетает из пальцев, падает на пол, я за ним нагибаюсь, но чья-то нога меня опережает.
– Ой! – Линна своей шлепкой втирает засохший ломтик в половицу. – Я такая неуклюжая, ну что ты будешь делать…
– Линна, оставь меня в покое.
– А то что? – Она вновь смеется. Сейчас, когда я знаю, что они с Айзеком кровные родственники, схожесть черт неоспорима. Например, в глазах: в то время как у Айзека они светло-голубые, а у Линны темные, миндалевидный разрез и черная оторочка из густых коротких ресниц совершенно одинаковы. – Ты понятия не имеешь, сколько всего изменилось за время твоего детокса.
Меня так и подмывает сказать ей, мол, я в курсе твоей тайны. И добавить, что держу ее за конченую суку после всех этих мейлов Айзеку. Однако до поры до времени язычок приходится прикусить. Как минимум пока не поставлю в известность Ал.
