- Мальчик должен поправиться, - тихо говорит Доррин.
- Сколько я тебе должен? - сварливо спрашивает тележный мастер.
- Ничего... - Доррин молчит, а потом добавляет: - Разве что захочешь загрузить Яррла дополнительными заказами.
Он выходит на крыльцо, где стоит Шина.
- Я дала твоей лошади воды и зерна, - говорит женщина.
- Спасибо.
Забравшись в седло, юноша едет в сторону кузницы. Шина провожает его взглядом.
LIV
- Они снова подняли пошлины, - заявляет рослый Черный маг, открывая собрание.
- Это еще не самое страшное. Хуже другое - Белые хотят потопить все суда контрабандистов, способные нарушить блокаду, - невозмутимым тоном произносит стройная темноволосая женщина. - Норландцы не станут доставлять зерно на Край Земли, рискуя своими судами, если мы не предпримем мер против Белого флота.
- А почему мы этого не делаем?
- Потому что единственное наше реальное оружие - это ветра, но даже я не могу устроить больше двух крупных штормов, не превратив Отшельничий снова в пустыню... или в болото, - разводит руками маг воздуха. - Или не придав Джеслеку еще больше силы, чем та, какая потребовалась на возведение гор. Мы и так дали ему слишком много.
- Так что же нам, умирать с голоду? Или отказаться от гармонии лишь для того, чтобы Белый не становился сильнее?
- Я отказался от большего, чем любой из вас, - от гораздо большего! А голод нам не грозит. У нас есть сады, у реки Фейн выращивают пшеницу, и ячменя на острове более чем достаточно.
- Тьма, Оран! Никто и не упомнит, когда нам приходилось питаться ячменем... А почему мы не можем расширить посевы пшеницы?
- Почва не подготовлена. Это требует огромных усилий целителей, что лишь укрепит фэрхэвенскую сторону Равновесия, - отвечает Оран, утирая лоб.
- У тебя сплошь демоном подсказанные отговорки. Послушать, так мы ничего не можем поделать!
- А не ты ли громче всех возражал против строительства боевых кораблей?
- А как нам воевать? Ветра использовать мы не можем - во всяком случае, у нас уже давным-давно нет мага, который отважился бы это сделать. Применять порох или каммабарк против Белых бессмысленно - они подорвут его на расстоянии, и мы попросту взлетим на воздух. И любой наш корабль Белые сожгут прежде, чем он успеет сблизиться с их судном для абордажного боя. Конечно, на суше черное железо служит прекрасной защитой, но на море нам в рукопашную не вступить. Как же быть?
Оран пожимает плечами:
- Мы можем поручить некоторым целителям поработать над старейшими полями в долине Фейна.
- А как насчет строевого леса? Мы же...
- Знаю.
- А куда будем девать излишки шерсти?
- А как насчет тех, тронутых хаосом, которые отосланы в Кандар, Нолдру или Хамор? - спрашивает седовласый страж.
- Нам не обязательно принимать решение немедленно, - напоминает маг воздуха.
- Не обязательно, - доносится из угла спокойный голос, - но и проволочками мы ничего не добьемся. Не думаешь же ты, что через год или два все уладится само собой?..
Оран снова утирает лоб.
LV
Поскольку Доррин встал позже, чем обычно, он торопится и последний ломтик сыра проглатывает почти не жуя. Исцеление оказалось более трудным чем ему думалось, а он после этого еще и вернулся прямо в кузницу. Плечи его ноют до сих пор. И добавляется тупая, то ослабевающая, то усиливающаяся пульсация в голове.
- Не давись ты так, Доррин, - говорит Петра, наполняя его кружку теплым сидром. - Папа знает, как ты устал. А вот Джерролу в прошлую ночь было гораздо лучше.
С улицы доносятся голоса и конское ржание. В единственное кухонное окошко видна въезжающая во двор подвода, такая тяжеленная, что ее колеса оставляют глубокую колею.
- Э, да это Венн, Гонсаров работник! Интересно, с чем он пожаловал?
Допив сидр, Доррин поспешно выходит на крыльцо.
- У меня тут целый воз работы для твоего хозяина! Заказы Гонсара.
- Я ему скажу, - говорит Доррин. - А потом, если хочешь, помогу тебе разгрузиться.
На подводе громоздится целая гора ломаных деталей.
- Это было бы здорово! - кивает Венн. - От помощи не откажусь.
Когда Доррин заходит в кузницу, Яррл указывает уже горячими щипцами на его фартук.
- Целитель ты или нет, приятель, но пора браться за работу.
- Там приехал Гонсаров работник. Он хочет поговорить с тобой: вроде бы у него куча заказов.
- От Гонсара? Но ведь этот скаредный недоумок заявил, что я слишком много запрашиваю. Сказал, что обратится ко мне, когда ночью солнце взойдет. Правда, он тогда нализался... - Яррл качает головой и откладывает инструмент. - Ну пошли, глянем что к чему.
Доррин следует за кузнецом во двор.
- Это то, о чем вы толковали с Гонсаром на той восьмидневке, - как ни в чем не бывало поясняет работник, глядя на сухие листья у крыльца и ковыряя сапогом глину. - Хозяин-то мой сказал, что согласен на твою цену.
Яррл переводит взгляд с нагруженной подводы на возницу, а потом на Доррина.
- Столько сразу мне не осилить.
- Это мастер Гонсар понимает. Когда сделаешь часть, дай знать ему или мне. Мы заберем, что будет готово. И расплачиваться будем по частям.
- Подходит. Сделаю все в лучшем виде.
- Я помогу с разгрузкой, - вызывается Доррин.
- Давай. Надо бы и Петру кликнуть, - ворчит Яррл, открывая дверь кузницы пошире.
Вчетвером - отец с дочкой и двое подмастерьев - они разгружают воз.
- Ах, Гонсар... будь он неладен, - бормочет кузнец, проводив взглядом укатившую подводу, и переводит глаза на Доррина: - Твоих рук дело?
Юноша мнется. Петра лукаво улыбается.
Доррин хотел было уклониться от ответа, но укол головной боли заставляет его выложить всю правду:
- Пожалуй, что и моих. Гонсар спросил, сколько с него за исцеление мальчонки. Я сперва сказал "ничего", а потом добавил, что он мог бы подбросить нам заказов.
- Должно быть, ты до смерти его напугал, - качает головой Яррл. Гонсар человек суровый.
- Не такой суровый, как наш душка Доррин, - замечает Петра.
- И вовсе я не суровый, - машет рукой юноша. - Отстань.
- Ладно, - говорит кузнец, закрывая плечом дверь. - Пора браться за дело. Теперь придется подналечь со всем этим, - он указывает жестом на гору ломаных деталей. - Будь ты сто раз целитель, но основную работу запускать нельзя.
LVI
За стенами "Рыжего Льва" скулит, суля холод и снег, ветер. Доррин отпивает из щербатой кружки, поглядывая на сидящую у огня на высоком табурете певицу.
Я смотрела, смотрела любимому вслед;
Отплывал он в далекое море;
Взмах руки обозначил прощальный привет;
Мне остались тоска и горе.
Волны вспенились белым за высокой кормой,
Так свободны и так изменчивы.
Обманул, не вернулся любимый мой,
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
