28 декабря.
В 23:15 мне на квартиру позвонил секретарь ЦК КПСС Андропов и сообщил, что принято решение о вылете Поповича на Кубу через 2–2,5 часа. Сегодня днем мне официально сообщили, что делегация на Кубу вылетает в час ночи, но Попович полетит только 30 декабря. Но ночью все вдруг изменилось, и пришлось Поповича по тревоге отправлять на аэродром.
30 декабря.
Последний рабочий день 1962 года. Вчера весь день провел в Центре, рассмотрел и утвердил расстановку офицеров по новым штатам. Беседовал с Гагариным, он от имени всех космонавтов настаивает включить в план 1963 года 50 часов налета для каждого космонавта (из них 25 часов на истребителях). Программа на 1963 год получается очень напряженной: учеба в академии, 50 часов налета, подготовка и осуществление космических полетов, заграничные поездки и большая общественная деятельность — это в 2–3 раза больше нормальной загрузки офицеров. Беседовал я и с заместителем начальника Центра по летной подготовке инженер-полковником Азбиевичем. Он сильно обленился и ничего не понял из наших неоднократных разговоров. Сам Азбиевич ничего не делает, он может только перекладывать работу на других и бесконечно оправдываться. Пришлось освободить его от должности.
27 декабря генерал Волынкин «исповедовался» у Руденко ровно три часа. Они наговорили друг другу много «любезностей» и разошлись еще дальше, чем были до этой встречи. Руденко уделил три часа разносу начальника ИАКМ и не находит одного часа, чтобы рассмотреть и утвердить годовой план работы института.
31 декабря. Дача «Заборье».
Новый год всей семьей встречали на даче. К Леве(сын Н. П. Каманина Ред.)приехал в гости его близкий друг с женой. Для Оли устроили хорошую елку. Оба предновогодних дня стояли сильные морозы (до -25 градусов). На лыжах ходил только я, да и то не больше 30 минут.
1963 год.
Дорога в космос трудна, на пути будет много осложнений и неприятностей, но нужно делать все возможное для расчистки этого пути. Он нужен человечеству на века, а все наши возможные потери и неприятности легко забудутся, хотя для нас, еще живущих, они не безразличны.
1 января.
Новый год для нас начался с большой неприятности: объявилась «дочь генерала Каманина». Около часа дня к нам на дачу приехала молодая симпатичная женщина лет 23–25 и сказала, что хочет видеть меня и желает со мной поговорить наедине. Незнакомка назвалась Аллой Щукиной из Иванова. Ее мать, по словам Щукиной, очень хорошо меня знает по Борисоглебску. Есть, как она сказала, и карточка, на которой ее мать сфотографирована вместе со мной. На мой вопрос: «Где эта фотокарточка?» — Щукина ответила, что она находится в чемодане, который она оставила в подъезде нашего дома в Москве. На мой вопрос о фамилии ее матери, девушка назвала какую-то ничего не говорящую мне фамилию.
В Борисоглебске в 1929 году я был знаком только с Тосей Масловской. Мы дружили, встречались по воскресеньям, но дело не доходило даже до поцелуев. У моих товарищей по училищу тоже были знакомые девушки. Несколько раз мы всей компанией ходили гулять в городской сад, но я не помню, а может быть и не знал, их имен и фамилий. Я подумал, что может быть одна из этих девушек принимает меня за своего знакомого. Из разговора и ответов на мои вопросы я понял, что Алла Щукина хотела бы видеть во мне своего отца. Правда, она не решилась сказать об этом прямо, а делала туманные намеки на «хорошее» знакомство ее мамы со мной. Тогда я задал ей несколько вопросов. На вопрос: «Когда вы родились?» последовал ответ: «В 1937 году». А на вопрос: «Кто Ваша мать и где она сейчас?» — «Мама в городе Иванове, она замужем за командиром авиационного полка Кузнецовым, но он не родной мне отец. Я замужем, мой муж летчик, у меня есть сын». Я попросил Щукину показать паспорт — паспорта не оказалось. Спросил, есть ли у нее деньги на обратный проезд в Иваново, денег тоже не оказалось.
Было ясно, что передо мной сидит не совсем нормальный человек, хотя она производила в общем неплохое впечатление и никаких заметных отклонений от общепринятых норм поведения не обнаруживала. Я спросил ее: «Какая же все-таки цель вашего приезда в Москву — в такой большой праздник вы бросили мать, мужа, сына и поехали искать встречи с незнакомым вам человеком, — для этого должны быть какие-то веские причины?» «Я хотела посмотреть на вас, вы мало изменились. А разве нельзя посмотреть на Героя?» — ответила она. Я понял, что дальнейший наш разговор бессмыслен. Предложенные мной на дорогу десять рублей она охотно взяла, поблагодарила и обещала выслать деньги на мой служебный адрес.
На всех членов нашей семьи (особенно на Мусю и Леву) это посещение Щукиной произвело очень неприятное впечатление. Муся лучше других знает, что я уехал из Борисоглебска в 1929 году, а в 1934 году я там был всего несколько часов. Еще 30 лет тому назад я говорил ей, что в Борисоглебске у меня была единственная знакомая Тося Масловская, которой в то время было 16, а мне 20 лет, и что мои отношения с ней нельзя назвать иначе как неокрепшее знакомство. И тем не менее Мусю смутило появление Щукиной. Она бросила мне: «Почему ты всегда святой — со всеми все случается, а ты безгрешен?» Скажу откровенно, что меня больше всего укололо это сомнение жены. Муся знает меня 32 года, мы прожили хорошую и дружную жизнь, и при первой же серьезной проверке она все же усомнилась во мне. Я не удержался и сказал ей: «Я был бы очень рад встретить свою дочь или сына, но это, к сожалению, невозможно, так как, кроме Льва, у меня нет и не будет детей».
2 января.
Позвонил в Иваново, к телефону подошел подполковник Кузнецов. Я спросил его, знает ли он Аллу Щукину. Он ответил, что Щукина работает в батальоне аэродромного обслуживания, она жена офицера. Я спросил Кузнецова, каковы отношения между его женой и Щукиной. Щукина сказала мне, что ее мать замужем за Кузнецовым. Подполковник ответил, что, его жена Щукину совершенно не знает, и быть ее матерью не может, поскольку ей 34 года, а Щукиной 25 лет. Я рассказал Кузнецову о появлении Щукиной 1 января у меня на даче. Выслушав меня, подполковник сказал, что несколько дней тому назад Щукина обращалась к замполиту полка с просьбой выделить ей лучшую квартиру и назвалась «дочерью генерала Каманина».
Итак, Алла Щукина вовсе не больная шизофренией, а просто начинающая аферистка. Я попросил командира полка разобраться со всей этой историей и сообщить мне письменно результаты расследования.
4 января.
Маршал Руденко до 20 января ушел в отпуск. Вчера я был у Вершинина и легко его уговорил снять «вето» Руденко на набор космонавтов. 8 января проведу заседание мандатной комиссии и отберу пятнадцать новых космонавтов, а с февраля начнем с ними плановые занятия. Я доложил Вершинину, что письмо за подписью четырех Главкомов, адресованное Малиновскому, 20 дней лежало у полковника Жукова и министру не докладывалось. Только после моего звонка Ловкову письмо было доложено генералу армии Иванову, который дал на него совершенно невразумительный ответ. Главком уже не раз, по-видимому, получал от министра подобные «пилюли» и не особенно возмутился моим сообщением. Вершинин согласился с моим предложением написать в ЦК письмо за подписью Малиновского, Келдыша, Смирнова и Дементьева с просьбой разрешить набрать для обучения в ЦПК гражданских лиц (ученых, конструкторов и других специалистов) без призыва их в армию и с сохранением связей с производством или местом научной работы.
Горегляд сообщил мне, что сегодня Военный Совет ВВС будет рассматривать мою аттестацию на предмет представления к званию генерал-полковника. 23 февраля, в день 45-летия армии многие получат новые звания, но я думаю, что меня в этих списках не будет. Штатная категория моей должности «генерал-лейтенант», и кому какое дело, что я в течение 18 лет в звании генерал-лейтенанта занимал сначала должность с правами министра (председатель ЦК ДОСАВ), а затем должности командующего Воздушной армией и первого заместителя начальника Главного штаба ВВС (все эти должности имеют штатную категорию генерал-полковника — маршала), и только в 1960 году, когда я стал заниматься космосом, мне срезали штатную категорию и одновременно снизили на 70 рублей мой оклад. Не скрою, мне было бы приятно получить очередное воинское звание — я давно его заслужил. Я уже не удивляюсь головокружительному росту в званиях и назначениях многих наших военачальников (Епишев, Агальцов, Судец, Бирюзов и другие) и теперь с философским спокойствием встречу и новое звание, и отказ в его присвоении.
5 января.
Гагарин внезапно заболел — аппендицит. Вчера в клинике Вишневского ему сделали операцию, и Юрий чувствует себя вполне удовлетворительно. Николаев после укола (2 января ему делали профилактические прививки перед поездкой в Индонезию) тоже расхворался и 3 января не смог быть на встрече в Москворецком райкоме партии. Вместо него пришлось выступать мне и профессору Яздовскому.
