Она вздрагивает, как будто я дал ей пощечину.
— Что это значит?
Я облизываю губы и сжимаю челюсти.
— Я рад, что ты прозрела и хочешь совершенно другой жизни, но для меня это ничего не меняет.
— Не меняет?
— Нет. Господи, Нора, — хриплю я, потирая рукой лоб в явном волнении. — Я согласился на эти фальшивые отношения только потому, что думал, что мы с тобой на одной волне. В какой момент ты переписала этот гребаный сценарий?
Она скрещивает руки на груди, ее плечи сгорблены.
— Я не знаю.
— Ты не знаешь? — Я опускаю ноги с кровати и хватаю с пола свои боксеры. Натягиваю их и поворачиваюсь, чтобы бросить на нее грозный взгляд. — Это все была чушь?
— В смысле?
— Ты вела себя так, будто не хочешь отношений. Говорила мне, что тебе нужны пекарни, а не дети. Драма с матерью. Твои мечты о Париже. Ты просто использовала меня, чтобы заставить ревновать придурка Нейта или что-то в этом роде?
— Нейт? Что? — Она соскальзывает с кровати и плотно оборачивает простыню вокруг своего тела. — Нейт не имеет к этому никакого отношения.
— Ладно, ну, думаю, я больше не знаю, чему верить.
— Почему ты так говоришь? — спрашивает она, глядя на меня щенячьими глазами, которые полностью меня поглощают.
— Потому что я чувствую себя преданным, — огрызаюсь я, мой голос звучит так громко, что дребезжит светильник над нами. — Ты утверждала, что не хочешь никаких отношений. Никакого брака. Никаких детей. А теперь, Мисс Фальшивый Секс, ты хочешь настоящего парня? Я на это не подписывался. Все перепуталось.
— Прошлая ночь была не просто случайным сексом, Дин. Ты занимался со мной любовью. — Ее голос дрожит в конце, заставляя меня посмотреть на нее как раз в тот момент, когда ее подбородок начинает дрожать.
— О, пожалуйста, — насмехаюсь я и провожу напряженной рукой по волосам, пытаясь игнорировать эмоции, которые она проецирует, чтобы еще больше не путать ее. Прямо сейчас мне нужно быть предельно честным. — Это не было занятием любовью.
— Я не согласна, — огрызается она, топнув ногой по паркетному полу. — Возможно, я не такая опытная, как ты, но я знаю, что чувствовала. Это был не просто секс. Выражение твоих глаз…
— Это взгляд каждого мужчины, когда он впервые занимается сексом без защиты, — рычу я, мой гнев закипает до такой степени, что я не горжусь этим. Я чувствую себя беззащитным, обнаженным, как будто все то, что мне хотелось бы скрыть, выставлено на всеобщее обозрение.
Нора задыхается от моих слов, повисших в комнате, как густой, грязный туман, от которого невозможно избавиться. Я не могу вернуть их обратно, как бы мне этого ни хотелось. Дрожащими руками она нагибается и хватает с пола лифчик и трусики. Топает в ванную и закрывается там с громким стуком.
Я начинаю пятиться и запускаю руки в волосы, потому что сейчас я ненавижу себя. Я ненавижу причинять ей такую боль, потому что она этого не заслуживает. Может быть, моя мать была права, и я — мой гребаный отец. И если это так, то лучше, чтобы Нора узнала об этом сейчас, а не после настоящего разрыва, который полностью ее раздавит. Так будет лучше для нас обоих.
Нора выходит из ванной в нижнем белье, и я медленно двигаюсь к ней, чувствуя отчаянную необходимость разрядить обстановку.
— Прости меня за тот комментарий, Нора. Это было подло. Ты застала меня врасплох.
— Как это я застала тебя врасплох? Ты не настолько глуп, Дин, — плачет она, ее покрасневшие глаза убивают меня. Она качает головой и бросает на меня обвиняющий взгляд. — Все это время ты манипулировал мной, чтобы я больше веселилась… чтобы отпустила себя… чтобы изменила свою сущность. А я, глупая, думала, что тебе тоже весело. Думала, что у нас было нечто уникальное и настоящее. А когда я решила, что мне нравится отпускать и что я могу захотеть большего, ты обвиняешь меня в том, что я застала тебя врасплох всем этим? Иди к черту!
— Нора, остановись. — Мое лицо искажается, и я отчаянно хочу протянуть руку, заключить ее в объятия и забрать эту боль у нее, у нас обоих. Она права. Мы вели себя более чем непринужденно. Но если я признаю это прямо сейчас, то пошлю ей еще больше смешанных сигналов. Этого не должно случиться. — Я просто не из тех, кто любит долгосрочные отношения.
Ее голова дергается назад.
— И все же ты признался в любви Кейт и вызвался быть отцом ребенка Линси.
— Потому что они мои друзья. С ними я в безопасности. — Неужели она не видит, что они другие? Что она другая?
— А со мной ты не в безопасности?
— Нет, блядь, — реву я, и моя грудь расширяется и сжимается, как будто я должен вручную приказывать своему сердцу продолжать биться. — Я никогда в жизни не чувствовал себя таким незащищенным ни с одной женщиной за всю свою жизнь.
В комнате воцаряется тишина, пока мои слова ударяют по цели и мир рушится вокруг нас.
— Тогда я думаю, что это прощание, — кричит Нора, ее глаза наполняются слезами.
Она движется, чтобы уйти, и я перемещаюсь, преграждая ей путь, мое тело жаждет, чтобы она осталась, в то время как моя голова знает, что лучше ей этого не делать.
— Мы не так должны были закончить. Это была деловая сделка, помнишь?
— Это перестало быть деловой сделкой, как только мы начали заниматься сексом, тебе не кажется?
Я закрываю глаза, осколки сожаления пронзают каждый дюйм моего тела. Не могу поверить, что я это сделал. Я разрушил нас. Я действительно сын своего отца.
— Нора, я все еще хочу быть твоим другом.
Она кивает, и по ее лицу скатывается слеза.
— Конечно. Мы можем быть молчаливыми друзьями. Вроде того, как ты — молчаливый инвестор. Трудно сказать, существуют ли они, не заглянув в бумаги.
С этими прощальными словами Нора проходит мимо меня и направляется вниз по лестнице и прочь из моего дома, оставляя за собой оглушительную тишину.
Глава 23
Нора
В дверь квартиры звонят, но это звонок с лестничной клетки, а не с улицы. Делаю перерыв в марафоне «Нетфликс», который сейчас в самом разгаре, и задаюсь вопросом: кто, черт возьми, поднялся по ступенькам к квартире без звонка?
Нехотя поднимаюсь с дивана и иду по коридору, чтобы посмотреть в глазок. Зрелище с другой стороны вызывает дрожь во всем теле.
— Нора, открой, я знаю, что ты дома, — раздается страшный голос через толстую деревянную дверь.
Затаив дыхание, кладу руки на дверь и пригибаюсь на случай, если этот человек каким-то волшебным образом увидит меня через глазок.
— Нора Рене Донахью, открой дверь сейчас же, или, клянусь, я компенсирую все те годы, что ни разу тебя не шлепала.
— Как грубо, Элейн, — бормочу я, прежде чем снять цепочку с двери и открыть ее.
По другую сторону я вижу свою мать во всей ее безупречной, энергичной красе. Могу поспорить, что Элейн никогда не проводила ночи без полноценных восьми часов сна.
Она моргает и оглядывает меня с ног до головы, словно я инородный предмет.
— Почему ты не внизу, не открываешь пекарню? Ты ведь понимаешь, что сегодня понедельник, а не воскресенье?
— Я знаю, что сегодня понедельник, мама. — Я закатываю глаза и изо всех сил стараюсь не зацикливаться на воспоминаниях о вчерашнем дне. — Рейчел и Зандер открылись сами.
— Почему?
— Потому что мне нужно было сделать несколько звонков. — Я неловко ковыряю дерево на дверной раме и стараюсь избегать ее взгляда.
— Я не понимаю. — Она показывает на мою мешковатую футболку, которую я ношу уже более двадцати четырех часов. — Сейчас девять тридцать утра понедельника, твоя вторая пекарня открывается в субботу, а ты тут валяешься в пижаме?
— Удивлена, что ты помнишь об открытии, — обиженно говорю я.
— О, да ладно, приглашение на открытие уже несколько недель значится в моем календаре. — Она проходит мимо меня и направляется по коридору на кухню. — Нора, — ахает она, глядя на беспорядок на столе. — Что это такое?
