— Да нет, ничего такого… — растерялся Льюис — и пришел. Она молча впустила его к себе и закрыла дверь. Потом обняла и долго не выпускала из своих объятий…
Алан наконец кое-что понял. Любовные ласки были для него возможны, только если он любил эту женщину. Вернее, если он восхищался ею, чтил, уважал. Подобные чувства он испытывал к Дафни.
Оглядываясь назад, на прожитые годы, вспоминая ее, он чувствовал, что его любовь день ото дня растет. Он восхищался ее красотой, умом, безупречным воспитанием и манерами. Теперь все куда-то исчезло и от былого чувства не осталось ничего. Теперь у него даже не укладывалось в голове: как это молодая девушка приблизительно девятнадцати лет занималась сексом с молодым человеком на заднем сиденье автомобиля? Как она могла?! Возможно, теперь ответ был очевиден: ведь у нее уже был такой опыт — за семь лет до этого она вступила в отношения с мужчиной, который был намного старше ее. И это повлияло потом на всю ее жизнь. Теперь Алан чувствовал, что не может дотронуться до нее. Когда они ложились в постель и Дафни придвигалась поближе, он отстранялся. Он все время тешил себя надеждой, что прежние чувства сами собой вернутся, но ничего подобного не происходило. Он начинал понимать, что, видимо, придется уйти. Он даже подумывал исчезнуть незаметно, ночью. Лечь спать вместе с Дафни, дождаться, пока она уснет, затем встать, взять заранее упакованный чемодан и потихоньку уйти. Но он не смог этого сделать. Он чувствовал, что очень скоро Дафни сама затронет эту тему, и не ошибся.
— Что с нами происходит, Алан?
Даже в этот момент искушение сказать, что все хорошо, что ему просто нездоровится, было очень сильным.
— Ничего не получается, Дафни, — ответил Алан. — Наверное, сейчас мы получше узнали друг друга. Возможно, нам следовало подождать, прежде чем начинать жить вместе…
— Наверное, все дело в том, что я рассказала о себе и о Джоне Уинвуде, не так ли?
Что-то в этой женщине заставляло его говорить правду. Он не мог, глядя ей в глаза, отрицать, что дело в том, что она, будучи еще девочкой, подтолкнула взрослого мужчину заниматься с ней любовью, обладать ею.
— Видимо, да, — вздохнул Алан. — Я ничего не могу с собой поделать, Дафни. И ничего не могу изменить. Я пытался. Ты даже не представляешь, сколько сил я потратил, чтобы выкинуть это все из головы. Но увы!
— Если бы я могла что-нибудь изменить… — проговорила Дафни. — Знаешь, когда я закончила свой рассказ — нет, даже до того, как закончила, — я поняла, как потрясла тебя. Ты был просто в ужасе. Я знала, что уже слишком поздно. Я подумала, что, может быть, все еще наладится. Что ты потом выспишься и забудешь. Но ведь ты не забыл, да?
Он промолчал.
— Мы совершенно разные люди, — сказал наконец Алан. — Я был воспитан в тихой, консервативной семье. Здесь привыкли к тому, чтобы все шло постепенно, своим чередом. Ты же опережала время. Не знаю, почему. Я думал: как замечательно, когда мы занимались любовью в автомобиле твоего отца. Каждый раз я получал удивительные ощущения. Как думаешь, долго бы это продлилось?
— Не знаю. Какое-то время — да, — ответила Дафни.
Алан упаковал чемодан. После переезда он купил себе кое-что из одежды, и одного чемодана явно не хватало. Дафни сказала, что перешлет ему остальные вещи.
— Будешь дома к Рождеству. Встретишь в кругу семьи. Это хорошо.
— Видимо, да…
Чемодан оказался тяжелым, намного тяжелее, чем тогда, летом, когда он сюда переехал. Он купил другой и поедет с ним. Наверное, дело в возрасте. За последние три недели он постарел не на месяцы, а, наверное, на годы. Он редко смотрелся в зеркало, но теперь… На него глядел настоящий старик, человек, который уже не мог сам о себе позаботиться.
Он вдруг спросил себя, нужно ли прощаться с Дафни. Поцелуй в щеку выглядел бы оскорблением. Алан встал и просто сказал:
— До свидания, Дафни.
— До свидания, — ответила она и кивнула.
Алану показалось, что в ее прощании прозвучали более печальные нотки, чем если бы она назвала его по имени. Она стояла в дверном проеме, пока он спускался вниз по ступенькам. Дойдя до ворот, он обернулся. Он подумал, что еще никогда не видел столь грустного лица. Ничего не сказав, он лишь махнул левой рукой и вышел на улицу. Остановив первое же такси, он попросил отвезти его к Мраморной арке у Центральной линии метро.
Самый короткий день наступил и прошел. Уже сидя в поезде, Алан вспомнил о том, как Розмари приехала в дом Дафни. Как она упала на столик и опрокинула бокал с вином. Тогда она заявила, что ненавидит его, но он знал, что на самом деле Розмари его любит. Вот зачем она приехала — попытаться вернуть его. Теперь, как только он окажется наконец дома, он приложит все силы, чтобы выглядеть в ее глазах примерным мужем. Как давно он не говорил, что любит ее, а ведь это хочет слышать любая женщина, сколько бы лет ей ни было. Как давно он ничего ей не покупал и никуда не выходил с ней. Разве что в один из дешевых ресторанчиков на Хай-роуд. Что ж, можно все исправить, но задача перед ним стоит трудная. Слишком много всего произошло за последнее время… Алан вздохнул. Ему не хотелось думать о Дафни, но ведь совсем недавно он не мог больше думать ни о чем и ни о ком. Он вел себя как влюбленный без памяти мальчишка и совсем забыл, что уже давно стал стариком.
Семь тридцать вечера. Уже совсем стемнело, и на небе сияла луна. На станции стояло свободное такси. Водитель забрал у него чемодан и положил в багажник. Лоутон был очень красивым местом. Алана всегда удивляло, что, хотя городок находился на окраине Большого Лондона, и здесь попадались старинные здания, росло много древних деревьев, имелась станция метро и автобусный маршрут, проходящий по главной дороге, Лоутон никогда не причислялся к красивым лондонским пригородам. Таким, как Хэмпстед, Хайгейт, Чигуэлл или Далвич. Но к примеру, многоквартирный дом, где он жил — жил, и будет жить дальше! — был одним из вполне привлекательных зданий, построенных с десяток лет назад, когда архитектура вновь вышла за рамки серой обыденности.
Он дал водителю щедрые чаевые и занес чемодан в подъезд.
В его квартире горел свет. Он заметил его из окошка такси. Выйдя из лифта, Алан поставил чемодан на пол и нажал на кнопку звонка. Ему пришлось позвонить еще раз, прежде чем дверь открылась.
— Розмари, — сказал он. — Рози…
Она посмотрела на чемодан. Потом подняла голову.
— Что ты здесь делаешь?
— О, только не надо, Рози. Я ведь здесь живу.
— Жил. Но больше не живешь. Извини, у меня ужин стынет. Спокойной ночи.
Она захлопнула дверь прямо у него перед носом! Он позвонил снова. Потом еще раз. Потом долго сидел, не понимая, что делать дальше. Взяв чемодан, он спустился вниз. Оказавшись на улице, он поднял голову и увидел, что свет в квартире погас. Стоп! А где же его ключи? Куда он их подевал? Неужели засунул куда-то в чемодан и с тех пор ни разу не вынимал? Присев на скамейке, он положил рядом чемодан и открыл его. Ключа нигде не было. Перекладывая с места на место одежду и обувь, он вспомнил, что это новый чемодан. Ключ наверняка был в старом, с которым он явился в дом Дафни…
Становилось холодно, и верхушка каменной ограды вокруг сада покрылась инеем. Он попытался собраться с мыслями. Куда теперь? В гостиницу? Или к кому-нибудь из приятелей?
Если на время остановиться у приятеля, то утром он мог бы приехать к Розмари и все объяснить: что он вернулся, что больше никуда не уйдет и никогда ее не бросит. Он вытащил телефон и позвонил Морин. Та ответила — правда, ему показалось, не слишком дружелюбно, — что он может остановиться в Кэрисбурк-хаусе, но всего на одну ночь.
Чемодан был очень тяжел. Он с трудом нес его по Хай-роуд, затем повернул на Йорк-хилл. В этот еще довольно ранний час Лоутон был пуст. Единственными, кто попался ему на пути в этот будний вечер, оказались какие-то подростки в капюшонах — из тех, кто обычно слоняется по подъездам, курит всякую дрянь, пьет энергетики и дешевое пиво.
— Что, заблудился, старик? — усмехнулся один из них.
Алан удивился, почему всегда считал это место вполне комфортным для проживания.
Глава двадцать шестая
К Рождеству все в жизни, так или иначе, меняется. 22 декабря Дафни улетела в Севилью, где остановилась в гостинице «Альфонсо XIII», договорившись с подругой, давно живущей в Испании, встретиться за рождественским ужином.
Дочери Мелиссы приехали навестить мать. Льюис остался у нее. Еще несколько дней назад он даже не мечтал о такой жизни. Ему очень понравилось, как хорошо здесь к нему отнеслись. За день до Рождества он выехал в город и позаботился о том, чтобы никто не остался без подарка.
Майклу снова позвонили из «Урбан-Грейндж», сообщив, что у его отца снова сильное недомогание и, возможно, он захочет его повидать. Он тут же приехал, однако застал Уинвуда-старшего за обедом, и тот не изъявил желания разговаривать. Вернувшись домой, Майкл позвонил Кэролайн Иншоу. Сказал, что если она хочет побеседовать с Джоном Уинвудом, то откладывать не стоит.
