— Благодарю за встрѣчу. Я надѣюсь скоро познакомиться со всѣми вами, а теперь дядюшка усталь съ дороги и ему надо отдохнуть. Черезъ два дня мое рожденіе. Послѣ обѣдни прошу всѣхъ прійти ко мнѣ и у меня угоститься чаемъ и завтракомъ.
Она поклонилась и подъ руку съ дядей пошла на верхъ. За ней шла Маша и ея братья и сестры.
— Молодецъ Анюта, тихо сказалъ Ваня Митѣ, — не ударитъ лицомъ въ грязь.
Митя шелъ сумрачный и ничего не отвѣчалъ Ванѣ. Его дурное расположеніе духа не пропадало. Онъ объявилъ уже Машѣ, что ѣдетъ въ Спасское противъ воли.
Позавтракали, къ изумленію дворецкаго, слишкомъ шумно и весело, потому что одна Лиза могла нашумѣть и наболтать за десять человѣкъ и не упустила этого случая. Когда встали изъ-за стола, Анюта подошла къ дядѣ, поцѣловала его и Машу, дѣти всѣ поцѣловали ее, Митя пожаль ей руку вмѣсто братскаго поцѣлуя.
— Я бы желала, чтобы мнѣ показали приготовленныя намъ комнаты, сказала Анюта. — Кто здѣсь домоправительница? Позовите ее.
Вошла Ульана.
Анюта просила ее показать комнаты.
— Мы не знали, какія комнаты вамъ угодно взять для себя, сказала она. — Есть два отдѣленія, одно, въ которомъ жили молодые господа, другое, гдѣ жилъ старый князь. Его комнаты на югъ…
— Стало-быть ихъ дядюшкѣ. Не правда ли? Вамъ на югъ будетъ удобнѣе. Домъ немного сыроватъ. Угодно вамъ взять комнаты на югъ, спросила Анюта.
— Мнѣ все равно, сказалъ Долинскій. — Какъ ты хочешь.
— Гдѣ вамъ будетъ покойнѣе. Маша знаетъ гдѣ вамъ лучше. Ульана Филатьевна, покажите тетушкѣ и мнѣ комнаты моего прадѣда.
И она взяла Машу за руку и пошла съ ней. Это были высокія комнаты на югъ, съ балкономъ и маркизами отъ солнца. Маша нашла ихъ удобными для себя и мужа. Затѣмъ Ульана повела Анюту въ ея комнаты чрезъ круглую гостиную.
— Прелестная комната, сказала Анюта, осматривая ее и любуясь старою мебелью. Буду сидѣть тутъ утромъ; нельзя ли мнѣ поставить здѣсь письменный столь.
— Гдѣ прикажите, сейчасъ, сказала съ услужливою вѣжливостію Ульана и прибавила:
— Вы, ваше сіятельство, точно угадали, что гостиная эта была любимою комнатой вышей матушки.
— Вы ошибаетесь, моя мать никогда здѣсь не была. Она вышла замужъ и скончалась на Кавказѣ.
— Виновата, виновата, матушка, ваше сіятельство, — все спутала, но ваши родные всѣ одни за другими скончались такъ рано, въ такіе молодые годы, что я путаю. Стало-быть не матушка ваша, а бабушка, вотъ здѣсь-то сиживала и въ этой самой комнатѣ онѣ и слово дали и были помолвлены за гусарскаго офицера Богуславова и здѣсь съ женихомъ у самаго окна этого сиживали. Я ихъ тутъ часто видала. Онѣ меня очень жаловали, любили.
— Какъ? вы помните мою бабушку — но какже это?
— Извольте сами счесть. Я ихъ немного помоложе. Вашей бабушкѣ, княжнѣ нашей любимой было семнадцать лѣтъ, когда ее помолвили; черезъ годъ послѣ свадьбы имъ Богъ даль сынка, вашего батюшку, и она съ нимъ сюда къ старому князю гостить пріѣзжала. И ужь какъ радовался старый князь на этого своего перваго внука. Княжну нашу, хотя она была и замужемъ и сына имѣла, у насъ все звали княжной, старый князь помѣстилъ ихъ вотъ тутъ и она прожила здѣсь мѣсяца три… Послѣ того ужь мы ее и не видали. Черезъ два года она скончалась и пошли тогда бѣды за бѣдами. Молодой князь, братецъ вашей бабушки, убитъ былъ на войнѣ и остался старый князь бездѣтенъ, одинъ одинешенекъ, съ дитятей внукомъ, сыномъ своего сына. Вы, княжна, знаете, что и онъ волею Божіею былъ взятъ у князя, и вотъ вы вошли во владѣніе вотчинами и домами вашего прадѣда!.. Можетъ оно и къ лучшему.
— Почему же къ лучшему, спросила Анюта не совсѣмъ благосклонно усматривая какую-то грубую лесть въ словахъ старушки, которая ей сначала понравилась.
— А потому, ваше сіятельство, что ваши дѣды и родители жили все въ Питерѣ и совсѣмъ забросили свои родовыя помѣстья и свое гнѣздо Спасское. Прадѣдъ вашъ любилъ его по старой памяти. Его старушка мать, говаривал онъ, тутъ жила, тутъ его воспитала — и онъ все сюда, нѣтъ, нѣтъ, да и навѣдается. А его сынъ ужь не то. Ему все Питеръ, а здѣсь не по вкусу было. И того нѣтъ, и этого нѣтъ — словомъ, не любили они Спасскаго, а ужь ихъ сынъ и вовсе здѣсь не былъ ни разу, ни единаго разу. А ужь чего хуже жить безъ хозяина, безъ его разума, безъ его глазу. Еслибы князенька молодой остался въ живыхъ, не видать бы намъ его, да можетъ-быть, мы дожили бы и до другой бѣды.
— До какой же? сказала Анюта, которая слушая старуху задумчиво опустилась на кресло у окна и глядѣла въ пышный садъ, разстилавшійся предъ ея глазами и сходившій къ рѣкѣ.
— А до продажи. Продали бы Спасское.
— Какъ это возможно, воскликнула Анюта съ ужасомъ.
— А почему же нѣтъ? Развѣ князья Владимировы не продали Покровскаго? А господа Сухоруковы не продали Кузьминова, а господа… да что и считать, ваше сіятельство, не перечтешь ихъ — а купили ихъ откупщики, разночинцы всякіе, да все перевели, перестроили, переиначили и подобія не осталось въ этихъ барскихъ хоромахъ того что было. Мы всѣ боялись, что по смерти стараго князя молодой внукъ его продастъ Спасское. Да и что ему Спасское? Онъ его не видалъ, не зналъ, выросъ на дачахъ, да на заграницахъ — что ему родовая вотчина? Деньги-то лучше — промотать ихъ весело.
Анюта вздохнула.
— Зачѣмь, сказала она, — вы его такъ строго судите. Быть-можетъ онъ былъ бы не такой.
— Что же? Сюда бы пріѣхалъ? Въ нужды наши вникнулъ? Никогда этого не бываетъ отъ воспитанныхъ вдали господъ.
Анюта встала.
— Покажите мнѣ гдѣ комнаты моихъ сестрицъ.
Ей показали четыре комнаты внизу. Она отдала одну Агашѣ, одну Лидѣ и одну Лизѣ и рядомъ съ нею помѣстила миссъ Джемсъ. Лиза была не довольна, но молчала, не смѣла на первыхъ порахъ возмущаться и спорить. Она чувствовала, что миссъ Джемсъ мало-по-малу сдѣлается ея первымъ супостатомъ, такъ она уже прозвала ее.
Анюта осмотрѣвъ весь домъ отправилась къ Машѣ и нашла ее устраивавшею свои комнаты и комнаты мужа.
— Пойдемъ въ садъ, сказала ей Анюта. — Онъ кажется прелестный, изъ оконъ я на него залюбовалась!
— Да, но все позапущено!
— Ахъ! да я это-то и люблю. Я не люблю выскобленыхъ аллей, обстриженныхъ деревьевъ, подстриженныхъ кустовъ и вымытаго и выглаженнаго какъ чистый воротничекъ миссъ Джемсъ, сада и рощи.
— Тутъ, сказала Маша смѣясь, — бояться намъ нечего, мы тутъ ничего подобнаго не найдемъ.
— Пойдемъ же, пойдемъ, торопила Анюта Машу.
— Не лучше ли, сказалъ Долинскій, сидѣвшій въ креслѣ у окна и глядѣвшій на большой дворъ, — начать съ храма Божіяго. Когда я гляжу, Анюта, на все то, чѣмъ Господь благословилъ тебя, я думаю, что тебѣ и намъ надо начать съ того чтобы принести Ему свою благодарность.
— Правда, папочка, правда.
— Такъ и пойдемъ въ церковь.
Они созвали дѣтей и всѣ отправились въ церковь. Спѣшно вышелъ батюшка изъ своего домика; то былъ человѣкъ лѣтъ сорока пяти, очень благообразный и повидимому умный. Онъ спросилъ что прикажетъ княжна, но княжна обратилась къ дядѣ.
— Дядюшка, молебенъ, не правда ли?
— Спасителю или Божіей матери, спросилъ священникъ.
Анюта опять обратилась къ дядѣ.
Онъ понялъ вопросительный взглядъ ея и сказалъ:
— Благодарственный молебенъ, батюшка. Два дня прошли въ томъ, что Анюта, Маша и даже миссъ Джемсъ обходили все Спасское, любовались садами, рощами, видами. Миссъ Джемсъ великая любительница природы и барскихъ усадьбъ пришла въ восторгъ отъ Спасскаго и уяснивъ себѣ, что Анюта владѣтельница всего этого, возымѣла къ ней глубокое уваженіе. И не за одно это уважала она Анюту. Она вполнѣ была ею довольна. Со всѣми ласковая и привѣтливая, Анюта держала себя съ достоинствомъ хозяйки и съ удивительнымъ сердечнымъ тактомъ умѣла, сохраняя свое мѣсто и положеніе, выдвигать впередъ своего папочку и показывать свою любовь и уваженіе къ женѣ его. Не прошло и одного дня, какъ во всей дворнѣ установилось мнѣніе, что княжна умная, у! какая умная, а ужь дядюшку своего любить какъ отца роднаго.
