Как уже говорилось, Сталин всё же сумел добиться отправки PQ-18, но регулярно конвои пошли только с 15 декабря 1942 года, после окружения немцев под Сталинградом, когда стало ясно, что Советский Союз войну не проиграет. Черчилль же был заинтересован в максимальном взаимном ослаблении СССР и Германии. А коли одна сторона уже не может мочить другую, так чего на неё ресурсы тратить?
Сэр Уинстон всего лишь честно отражал взгляды большинства своих избирателей, чью позицию лучше всего высказал безымянный моряк с бросившего транспорты тральщика «Хэлсион». Увидев, как подбитый советский танкер «Азербайджан» охвачен пламенем, а его экипаж, наполовину состоявший из женщин, пытается потушить пожар, морячок радостно заорал: «Парни, выбирайтесь скорее наверх! Потрясное зрелище! Сейчас танкер накроется!» (П.Лунд. «Конвой в ад»).
Не скажу ни одного плохого слова в адрес этого славного морячка, равно как Черчилля, Рузвельта и откровеннее всех сформулировавшего американскую политику Трумэна. С точки зрения стратегических интересов своих стран они действовали совершенно правильно, и возмущаться этим глупо. Надо просто принять такое поведение как данность и самим пойти тем же путём. Чтобы спокойно любоваться потрясным зрелищем, наподобие падения башен Всемирного Торгового центра 11 сентября 2001 года. Полюбовавшись, прикинуть доход от последующего роста цен на энергоносители в результате нынешних и грядущих войн НАТО с арабскими странами. Пересчитать выручку от торговли с обеими враждующими сторонами и вспомнить чрезвычайно уместные в данной ситуации слова старины Трумэна: «Пусть они убивают друг друга как можно больше».
АРИФМЕТИКА ПРЕДАТЕЛЬСТВА
Обсуждая советский коллаборационизм в годы Великой Отечественной войны, историки как «демократической», так и «патриотической» ориентации обычно выдвигают два тезиса. Во-первых они утверждают, что Европа того времени ничего подобного не знала, а во-вторых, объявляют массовую службу граждан СССР гитлеровским оккупантам исключительным явлением российской истории. Мол, пока страной правили не безбожные большевики, а православные цари-батюшки, случались разве что отдельные ренегаты типа князя Курбского, а так весь народ радостно умирал за Веру и Отечество.
Анализируя второе утверждение, сразу хочется вспомнить московских бояр, присягавших в Смутное время польскому королевичу Владиславу, но к ним придётся проявить снисходительность. Приглашение иноземцев на престол для Европы тех лет — явление вполне нормальное, а в условиях Смуты XVII века Владислава с некоторой натяжкой можно считать столь же «законным», а вернее, беззаконным царём, что и Василия Шуйского с Лжедмитриями. Поэтому перейдём в следующее столетие и рассмотрим несколько эпизодов отношений России с откровенно враждебными государствами в то время, когда её возглавлял легитимный монарх, чьи права на престол никем не оспаривались.
Итак, 1708 год — разгар Северной войны. Армия шведского короля Карла XII переходит Днепр у Голо-вчина и вторгается на российскую территорию. А в это время в тылу у Петра I поднимаются сразу три лихих атамана. Бежавший с Дона Кондратий Булавин двинулся на столицу Войска Донского Черкасск. В самой Сечи запорожский вожак Константин Гордиенко открыто переходит на сторону шведов вместе с гетманом Левобережной Украины Иваном Мазепой.
В советской историографии Мазепу принято было считать предателем, Булавина — борцом за права трудового народа, а Гордиенко почти не упоминать, но на самом деле все они были равно готовы сотрудничать со злейшими врагами России. Потерпев поражение от лояльного Петру атамана Лукьяна Максимова, Булавин бежит в Запорожскую Сечь и предлагает местным казачкам присоединиться к нему, а заодно обратиться за помощью к крымскому хану. Кошевой атаман Тимофей Финенко отказывает Булавину, но запорожцы его скидывают, меняют на Гордиенко и дают донскому гостю тысячу отборных хлопцев. С их помощью Булавин громит и казнит Максимова, берёт Черкасск, а потом присоединившиеся к нему батьки Драный, Голый и Беспалый захватывают Царицын, осаждают Саратов и Азов, доходя порой до Тамбова и Пензы. Письмо булавинцев турецкому султану, в отличие от легендарного текста запорожцев, содержало не предложение раздавить ежа голым задом. Наоборот, казачки били челом, просили поддержать против клятых москалей и обещали помочь с возвратом Азова.
Столь же верноподданические цидульки строчил Мазепа марионетке Карла XII — польскому королю Станиславу Лещинскому. Позабыв об украинской самостийности, борцом за которую его почему-то считают поклонники, гетман называл себя смиренным рабом Лещинского, испрашивал у него должность польского наместника в Литве и Белоруссии. Таким образом, в лице пана Мазепы мы имеем редкое явление холуя в квадрате.
В руках мазепинцев оказывается гетманская столица Батурин, важная крепость Переволочна и другие стратегические пункты. Благодаря оперативности ближайшего царского сподвижника Александра Меншикова,
Батурин с его запасами продовольствия и боеприпасов не достался шведам. Затем пали Запорожская Сечь и Переволочна.
Украинские самостийники и европейские правозащитники уже четвёртое столетие льют слёзы и сопли, обвиняя Меншикова в поголовном истреблении тысяч мирных батуринцев, включая грудных младенцев, но после восьмилетних раскопок обнаружили в городе лишь 65 могил стариков, женщин и детей, погибших во время штурма.
Не слишком надёжно выглядели и лояльные полки сменившего Мазепу гетмана Ивана Скоропадского. В них царили такие настроения, что в ходе Полтавской битвы к воинству Скоропадского пришлось приставить шесть драгунских полков, дабы казачки не перебежали к шведам. Но и при таких мерах предосторожности группа чубатых хлопцев сумела добраться до командующего Сконским драгунским полком принца Максимилиана Вюртембергского. Его высочеству было предложено присоединить к сконским драгунам 2 тысячи казачков, но принц по причине врождённой тупости отказался.
Сколько станичников воевало в отрядах Булавина, Гордиенко и Мазепы, точно неизвестно. Но в 1711 году, вторгшись вместе с крымскими татарами на Украину, запорожцы и булавинцы имели 10 тысяч сабель. Поскольку перед этим царские войска разгромили всех атаманов Булавина, изрядно потрепали Мазепу под Полтавой и уничтожили гарнизоны Батурина, Переволочны и Запорожской Сечи, изначально речь шла о силах, сопоставимых с главной армией самого Петра, который имел под Полтавой около 50 тысяч солдат.
Мазепинцы и запорожцы приняли участие в русско-турецкой войне 1711–1713 гг., разоряя вместе с крымскими татарами тылы петровской армии. В ходе боевых действий к ним присоединились казачьи гарнизоны украинских крепостей Богуслав, Брацлав, Немиров и Новогеоргиевск. Особо отличился, предавая огню и мечу земли бывших соотечественников, участник булавинского похода атаман Игнат Некрасов. Именно в его честь ушедшие на татарскую территорию казаки и были названы некрасовцами. Потомки булавинцев воевали на стороне Османской империи и Крымского ханства едва ли не во всех русско-турецких войнах XVIII–XIX веков, порой разоряя деревни не хуже самых свирепых крымцев. Не брезговали они и угоном «православных братьев» в рабство с последующей реализацией товара на невольничьих рынках.
Может быть, столь непотребное поведение характерно только для худшей части казачества? Тогда перенесёмся на берега Немана и поглядим, как вело себя местное население после переправы через эту тихую речку наполеоновской армии.
Западные губернии Российской Империи, с большой прослойкой католиков и униатов, встретили интервентов с распростёртыми объятиями. Мы уже знаем, что 1 июля 1812 года на территории Виленской, Гродненской и Минской губерний, а также Белостокского округа было провозглашено создание независимого Великого княжества Литовского. В считанные месяцы свежеиспечённая держава обзавелась армией во главе с князем Ромуальдом Гедройцем, в которой служило немало российских дезертиров. Армия состояла из 5 пехотных и 6 кавалерийских полков, 3 егерских батальонов и конно-артиллерийской
роты. С учётом жандармерии, национальной гвардии, особого эскадрона из литовских татар-караимов, призывников, направленных в наполеоновские полки, под ружьё встало более 25 тысяч человек. Отдельные литовские части воевали под знамёнами императора до самого отречения Наполеона, оставив осаждённый Гамбург уже по приказу сменившего его Людовика XVIII.
В полном согласии с верховодящей в княжестве польско-белорусской католической шляхтой действовало и тамошнее православное духовенство. Повинуясь предписанию главы Могилёвской епархии Варла-ама Шишацкого, местные батюшки принесли присягу на верность Наполеону, а потом исправно молились за его здравие. Вероятно, как и впоследствии молившиеся за Гитлера всечестные отцы зарубежной православной церкви, владыка Варлаам с компанией тоже пострадали от кремлёвского тоталитаризма и видели во французском императоре своего избавителя.
