Он взмахнул рукой в сторону бушующей воды, бросавшейся на старые камни.
— Я начал эту серию убийств, основанную на классификации, чтобы завершить цикл. Я принесу мир, и если ты хорошо обдумаешь мои действия, ты поймешь, что добро рождается из зла.
— Почему же ты взял на себя роль жреца, проливающего кровь, избрав священную жертву? Ведь такова твоя цель, если честно?
— Это единственно возможная цель. Я беру на себя вину за отнятие жизни у себе подобных, но благодаря мне восстановится гармония Вселенной. Прежний голодранец станет искупителем мира — горькая ирония, правда?
Мандарин Тан недоверчиво тряхнул головой.
— Говори что хочешь, но все дело в твоих амбициях, твоем желании стать лучшим, показать, что бывший голодранец может перехитрить всех. Ты пользуешься классификацией только ради осуществления своей цели. Ты, как и я, дитя простого народа, наделенное некоторым умом. Разница в том, что я верю в конфуцианскую систему, а ты стремишься исключительно к могуществу.
— Ты ошибаешься, Тан! Во мне есть желание помочь народу добиться лучшего. Ты думаешь, что забота о дамбах — притворство? Чтобы осуществлять проекты, нужна поддержка принцев. А они постоянно заняты собой, своими конфликтами, каждый борется за свои мелкие привилегии. Их не интересуют нужды народа.
— И поэтому ты захотел манипулировать принцем Буи? Чтобы он помог тебе в осуществлении твоих благородных замыслов?
— Я много раз уступал ему в мелочах, чтобы взять свое в чем-то действительно серьезном. Воображая, что правит, он переставал наблюдать за мной. Тот, кто хочет обладать властью, должен хитрить и ловчить, когда-нибудь ты это поймешь.
Скрестив руки, мандарин Тан посмотрел в глаза министра.
— Четыре года назад смерть принца Хунга отвечала твоим интересам. Я прав?
* * *
Раздвинув головой тростник, ученый Динь смотрел на дамбу и терялся в догадках. Два мандарина продолжали беседу. Это немыслимо! Намеченный план разваливался на глазах! Оба жестикулировали, их одежды развевались на ветру, как знамена. Что же такое важное они обсуждали? Сыщики устремили на него вопросительный взгляд, ожидая команды броситься на человека, шедшего по дороге. Но рано поднимать руку и давать сигнал к захвату.
Вытерев рукавом мокрую прядь, капли с которой падали прямо в рот, Динь прикрыл веки. С изумлением он вглядывался в идущего. Он еще не мог различить черт его лица, но что-то в его походке показалось ему знакомым.
Министр слегка улыбнулся, что усилило и без того ироничное выражение его лица.
— А, наш мандарин Тан напал на новый след! Расскажи о своих открытиях, мне нравится следить за работой твоего ума!
Взгляд мандарина Тана блуждал по водной глади, простиравшейся перед ними и гневно бьющей в дамбу. Маленькие волны теперь кипели пеной, а вода все сильнее текла в щели между камнями.
— Четыре года назад, как раз перед экзаменом, мы все были приглашены принцем Буи на охоту. Во время этой экспедиции захватили госпожу Лим, ставшую потом наложницей принца. Сразу после объявления результатов экзаменов принц Хунг был найден мертвым в слоновнике. Ты дал себя оскопить, чтобы стать помощником старого принца, а я с тех пор испытываю странное ощущение, что из моей жизни полностью выпали события одной ночи, которые я не мог вспомнить, несмотря на все мои старания.
— В науке это называют «осевым» моментом?
— Вот именно! Отсюда и огромное желание реконструировать все детали, так как именно это мгновение положило начало событиям, которые мы сейчас переживаем. Что ж, вспомним, какими мы были в то время. Перед принцем Хунгом была вся жизнь — блестящий студент, призванный стать правителем. Ты осознал сладость власти, бесконечное наслаждение ею, но ты отдавал себе отчет, что вряд ли успех на экзаменах позволит тебе занять высокую должность, поскольку аристократы не раз вставляли тебе палки в колеса. А я был юнцом, полным надежд, я стремился преуспеть на экзаменах и первым в нашей крестьянской семье получить звание мандарина. Я думал, что, получив это звание, я смогу улучшить управление страной и правосудие, отчего народу станет легче жить.
— Ты был наивным мальчишкой, — пробормотал мандарин Кьен. — Я бы мог и тогда объяснить тебе, как на самом деле обстоят дела.
— Что произошло во время охоты? Очень долго я жил с мыслью, что был совершенно пьян — в тот вечер я пил, ни о чем не заботясь. Но я много размышлял над этим и понял наконец, что в мой стакан что-то подсыпали.
— Зачем? — спросил министр, притворяясь удивленным.
— Чтобы я, даже присутствуя там, не стал свидетелем невообразимой сцены. До сих пор я вспоминаю ее как ужасный кошмар. Чтобы в моем отуманенном мозгу остался только фантомный след происшедшего.
— Я думал, что ты начисто позабыл ту ночь. И вчера ты сам уверял меня в этом.
— Не ты один умеешь лгать, — ответил мандарин Тан. — Я сумел припомнить те события, я снова увидел окровавленное бледное лицо принца Хунга на фоне стены, забрызганной кровью. Я слышал стоны и крики, гулко звучавшие в тесной комнате. Но не понимал — откуда они. И я увидел струйку крови, текущую по твоей шее.
— Ты, без сомнения, припомнил и еще одну подробность? — прошептал министр.
Мандарин Тан смерил его с ног до головы жестким взглядом.
— Да. Одну маленькую деталь. Человек на коленях, с такими четко прорисованными мускулами, такими рельефными, что я подумал, что у него прозрачная кожа.
Мандарин Кьен кивнул, губы растянулись в подобие улыбки.
— Память тебя не подвела. Но знаешь ли ты, кто был этот человек?
— Нам говорили, что после охоты во дворец была приведена госпожа Лим. По крайней мере, так сказал принц Буи. Ее поймали вместе с ее соплеменником. Но этот человек никогда не увидел столицы: его разодранное тигром тело нашли несколько дней спустя во рву.
— Что же из этого следует?
— То, что тот человек в шалаше был соплеменником Лим и что вы подвергли его пыткам, прежде чем убить.
— Так, так, — мягко сказал мандарин Кьен, — неужели ты хочешь сказать, что это дело рук принца Хунга, нашего друга?
— Конечно, нет! Но юный принц питал к тебе безграничную любовь и восхищение. Да как и все мы. Ты был для нас старшим братом, который помогает делать первые шаги в новой настоящей жизни… И это ты, использовав свой дар манипулировать людьми, принудил его к соучастию в этом преступлении. Ты заставил принца поверить, что Горькая Луна влюблена в него.
— Верная мысль! — согласился министр. — Уговорить его следовать за мной оказалось детской забавой. Только подумать — насколько сильно правильно сформулированные аргументы могут подействовать на любое сознание! Но остается сказать, в чем же заключалось преступление.
— Я готов. В ту эпоху принц Буи был образцовым правителем, он достиг вершины своей власти. А у тебя было одно желание — чтобы он взял тебя под свое крыло, сначала как протеже, а потом сделал своим помощником. А принц Буи, будучи замечательным правителем, имел одну слабость, которой был одержим — ненормальное пристрастие к коже. Это и влекло его на охоту. Оттуда он привозил меха, шкуры, которые собирал в потайной комнате дворца. Трогать кожу, чертить на ней узоры — все это доставляло ему физическое наслаждение, и он пошел бы на все ради необычного куска кожи. И ты это знал.
Мандарин Тан вдохнул влажный воздух. Ветер с каждым мгновением крепчал и пригибал траву на дороге. Помолчав, он заговорил снова.
— И, поняв, чем ты можешь услужить принцу Буи, ты решил предложить ему самое желанное — кожу, но совершенно особенную кожу.
— У тебя дар рассказчика, мандарин Тан. Продолжай, я слушаю.
— Госпожа Лим, чье тело было осмотрено доктором Кабаном, носила на себе сказочный рисунок, казавшийся живым на ее спине. Эта магическая татуировка восхищала принца Буи. Но не она одна была осчастливлена такой татуировкой: это было достоянием всего племени, к которому она принадлежала. Следовательно, ее соплеменник тоже носил на теле такой же великолепный рисунок.
— Жаль, что его сожрал тигр, — сказал мандарин Кьен, потряхивая косичкой.
— Тигр тут ни при чем, Кьен.
— Как же так? — спросил он, притворяясь удивленным.
Мандарин Тан наклонился вперед, взметнув длинные волосы. Казалось, он переменил тему разговора.
— С самого начала я спрашивал себя, почему все преступления совершились вскоре после нашего прибытия в столицу. Я думал, что это связано с конференцией медиков, как раз начавшейся тогда же. А потом я заметил, что ритм убийств убыстряется, как будто они должны быть завершены до определенного события.
— Какого события? Потопа? Конца света?
— Прибытия…
* * *
— Сэн! — закричал ученый Динь, выскакивая из укрытия. — Что вы здесь делаете?
Отшельник отбросил с глаз прядь волос. В плаще из листьев латании он казался еще меньше.
