– Поддаемся! – отмахиваясь саблей, передал по цепочке Егор. – Отходим… Медленно, не ломая строй.
Так и шли, как сказал Капитан Удача, отступали не торопясь, маленькими шажками, не обращая никакого внимания на жуткие вопли нападавших, укрываясь стеной щитов от града стрел. Кто-то уже упал замертво, кто-то стонал… раненых, по возможности, подбирали, тащили с собой.
А враги напирали, их становилось все больше и больше – или это просто расширилась улица…
– Хур-а-а-а!!! – заорали, бросаясь в очередной натиск, татары, и вождь их в златом шлеме взмахнул шестопером. – Вперед!
Вожников оглянулся, увидев сразу за собой вымощенную аккуратными камнями площадь. Кругом платаны, кусты-зелень, посередине – изящный фонтан с искристой свежей водой. Напиться бы! Увы, некогда… Теперь лишь бы ребята не подвели, справились бы, успели… Жаль, минарета не видно – забор.
Ладно, менять план уже некогда, пусть уж будет, что будет:
– Слушай сюда! Приготовились… По сторонам – брысь!!!
Может быть, и не по-уставному прозвучала команда, да зато оказалась весьма даже действенной – ратники Вожникова со всей возможной резвостью расступились, пропустив мимо себя понесшихся во весь опор врагов. Те, грозно крича, выскочили на площадь – туда ведь и надо было, туда и рвались, закружили, заулюлюкали…
Что-то сверкнуло на минарете. Один раз.
И тут же упал в толпу всадников тяжелый камень, поразив сразу с десяток, в том числе и того, в золотом шлеме, главного. Где-то поблизости вякнули пушки, ударил и стреломет – полетели, звеня, длинные стрелы, насаживая ордынских воинов… словно жуков.
– Ай, атаман, молодец! – взмахнув саблей, ухмыльнулся во весь рот Никита Кривонос. – Лихо! Татарва сама себя бьет! Сейчас… сейчас я им и помогу.
– Обожди с помощью, Купи Веник, – осадил его Егор. – Тут и без тебя управимся, давай-ка вон, бери Федьку с Акимом да ищи со своими парнями пушки, баллисту, стреломет. Живенько!
– Сладим, мой атаман! – радостно заверил ватажник и крикнул своим: – Эй, Митря, Махоря, Онисим!
Едва они ушли, Окунев Линь опустил окровавленный палаш и радостно указал в небо:
– Дым! Белый дым… А вон там еще.
– Наши взяли город, – облегченно улыбнулся Капитан Удача.
Вожников сам себя так прозвал – для себя. Как-то само собой вышло. Черт побери, а ведь неплохое прозвище. Капитан… А ведь Микифор Око, он, получается, не генерал-майор, а контр-адмирал, так выходит? Хотя Микифор и на суше не хуже, чем на воде, действовал. Харизматический человек, пассионарий, конкистадор – как еще обозвать-то?
Белый дым стлался над взятым на сабли городом, белый дым полной победы. Приветствуя освободителей, радостно кричали многочисленные рабы, многие плакали навзрыд, не стесняясь, а кое-кто уже побежал мстить своим бывшим хозяевам. Размашисто крестясь, невольники хватали ватажников за руки, тащили за собой, показывали – здесь вот богатый дом, а там, стервецы, все свое золото в выгребной яме спрятали – пусть теперь сами за ним и ныряют.
Белый дым стлался над городом, белый дым…
Поглядев в небо, Онисим Морда удовлетворенно кивнул и махнул рукой своим – мол, я тут еще пошарюсь, а вы идите. Заметил он невдалеке, за фонтаном, одну закутанную в покрывало девку – небольшую, но юркую… Эх! Сердце злодея-ватажника радостно-сладко заныло. Сейчас… сейчас… лишь бы никто не отвлек, не помешал… как тогда, в сарае. Ну, атаман, Бог даст, еще и сквитаемся!
С остатками сопротивления ватажники из десятка Никиты Кривоноса покончили быстро: обслугу баллисты просто перестреляли из луков, а пушкарей и стрелометчиков живенько взяли на сабли – да те уже и сами наполовину разбежались. Все хорошо, все быстро сладилось – и вон он уже, в блекло-голубом небе – белый победный дым. Все! Теперь можно приступить к главному – к грабежу, чем ватажники и занялись на горе побежденным. А вот нечего приходить с набегами на Русь-матушку, жечь, убивать, захватывать да уводить в полон рабов! Все правильно, все так – око за око.
– Онисим, ты с нами?
– Да не… вы идите, а я тут погляжу.
– Смотри, с осторожкою. Мы тут, рядом, зови, если что.
– Ла-а-адно.
Махнув рукой, ватажник ужом шмыгнул к фонтану. Где там девка-то? Ага, вон она. Сверкает глазами… ух, и глазищи… красивая, эх-ма!
Онисим сглотнул слюну, вот оно, вот ради этого-то и стоило быть здесь, в ватаге, хотя иногда и тосковал он по тем простым и добрым временам, когда хаживал себе по темным проулочкам с кистеньком на пару с кривоносым Никиткой. Ни забот тебе, ни хлопот особых. Вот как сейчас… А может, и здесь, в Орде, повезет? А что? К тому покуда все-то и шло. Главное, не зевать, тогда запросто можно домой богатым человеком вернуться или… или не возвращаться вовсе. На что он, этот черт Ларион, старший дьяк Ларион Степаныч? Сиди себе на Белеозере, Ларион, а он, Онисим, Бог даст, в иные земли подастся – богатым купцом, своеземцем – а не худо! Коли так покуда везло.
– Ну что ты хоронишься-то, дура! – ватажник поманил девчонку пальцем. – И-иди сюды… цып-цып-цып. Иди, сказал, не то пощекочу саблей!
Татарочка несмело подошла, задрожала… это – когда боялись – Онисиму Морде очень нравилось, делался он тогда сам не свой… Эх-ма!
Не тратя времени даром, хватанул девку кулачищем в лоб – та и обомлела. Ватажник не терялся, подхватил добычу, потащил под деревья да, бросив в траву, рванул одежонку…
– Эх, плоскогрудая какая-то нынче попалась… Да ты парень! Ах ты ж… ничо, помучишься и ты, ничо… сейчас, сейчас, узнаешь.
– Гоподине, я просто слуга, – придя в себя, застонал юный пленник.
– Ишь ты, по-русски знаешь!
– Тот дом богат, и там нет мужчин – одни женщины остались. И много золота, серебра, каменьев.
– Каменьев, говоришь?
– Я покажу, только не надо… саблей! – Парнишка от ужаса часто заморгал.
Ну, вот она, удача-то, вот оно, счастье!
– Ладно, веди! – Онисим рывком поставил пленника на ноги. – Да смотри не вздумай бежать, не то…
– Что ты, что ты, господин. Что ты! Вон тот дом, совсем рядом.
В другой раз ватажник, возможно, и поостерегся бы, позвал, на всякий случай, своих. Однако парень этот, слуга, выглядел так жалко, дрожал как осиновый лист и, похоже, говорил правду, все лепетал – не убивай. Да и с чего бы ему – слуге – врать? За хозяйское-то добро голову сложить никому неохота. Ладно, глянем сперва… А там…
– Вот эта дверца, господин.
Затолкнув слугу первым, Онисим на всякий случай выхватил саблю, вошел во двор… И в самом деле – золото, не обманул парень! Прямо здесь, во дворе, с раскрытыми крышками сундуки, а в них… ох, как блеснуло в глаза!
И ударило в голову…
Ударила… ловко брошенная кем-то дубинка.
– Я все сделал, как надо, господин Ильяс-бей?
– Ты молодец, Азат, и достойнейший сын своего отца, славного сотника Берды-бея.
Пир затянулся до ночи, на головном судне атамана Микифора Око гуляли так, что икалось всем татарам в округе. С вином, взятым на не успевших до конца сгореть складах, с удалыми песнями да пленными ордынскими девками.
– А ну, выпьем, робяты! Йэх!
Вожников, приглашенный на гульбу вместе со своими «сержантами» – Линем Окуневым, Иваном Карбасовым и Никитой Купи Веник, – хмуро сидел на роскошном, брошенном на кормовую палубу насада ковре и думал о том, что ему делать дальше. Веселье как-то не шло… нет, все остальные-то веселились, а вот молодой атаман… Не то чтоб он не радовался победе, но… Как-то сейчас о другом думалось. Ну, взяли Жукотин, что там дальше? А какой-нибудь другой город и, как накопится достаточно сил – Сарай. А что, можно и сжечь – запросто. Сегодня один город разграбили, завтра – другой, послезавтра – третий. Путь в никуда.
– Эй, господа ушкуйнички! – перебивая мысли Егора, взбежал на корму небольшого росточка сивобородый мужичок из только что освобожденных невольников, кажется, каменщик или плотник, или просто крестьянин, смерд.
Взобрался, поклонился всем:
– Дозволь, князь-атаман, слово молвить!
– Ну, молви, – милостиво кивнул Микифор Око. – Только выпей сперва. Налейте ему чашу!
Взяв чашу, спасенный, однако, пить сразу не стал:
– За вас хочу выпить. И за всех нас, полоняников бывших, скажу… Нет для всех нас, рабов ордынских, лучше и святее людей, чем вы, нет дня радостней и светлее! Выходит, не перевелись еще на Руси-матушке богатыри, есть еще кому за честь ее постоять да за славу… ну и за нас, сирых да обиженных, есть кому посчитаться, есть кому злых татаровей унять! Смотрел я сегодня, как горит проклятый Жукотин, и сердце радовалось, а вспоминались наши горящие нивы, селения да города. И ордынцы с плетками, с саблями острыми да с арканами да веревками – для полона, увесть в рабство людей. Славные вы мои, наши… – Мужичок неожиданно прослезился и, обернувшись, махнул рукой: – Эй, отроки, бабы, да все… Чегой стоите-то? Неужто не желаете богатырей наших чествовать, благодарствие свое объявить?
