Удивительно, но один был жив, когда они подошли. Он лежал на спине и не был жандармом – он был совсем еще пацаном, мальчишкой, примкнувшим к бойцам исламской революции. Ему дали черный берет с зеленой лентой на нем, большой нож, пистолет, несколько гранат – и он пошел воевать. Не за деньги, не за народ – за идею, которую он считал единственно верной. За идею всемирной исламской уммы, когда ВСЕ ЛЮДИ ВСЕЙ ЗЕМЛИ будут жить по нормам шариата, и везде, куда бы кто ни поехал, их бы встречал протяжный зов азанчи. Ради этого он примкнул к мятежникам, ради этого он наверняка убивал людей, и ради этого он, не колеблясь, шагнул под пулеметный огонь и погиб. Когда пулеметная очередь настигла его, опрокинула на спину – он бежал, и поэтому он лежал сейчас на спине, подвернув ноги под себя, а в руках его была граната. Он был жив, но у него не осталось сил выдернуть чеку, чтобы забрать на тот свет с собой хотя бы одного из ненавистных русских. И тогда он выплюнул кровь изо рта и сказал: «Аллах акбар» – тихо, но поручик это услышал. А потом он умер, потому что один из моряков заметил гранату и выстрелил в него, чтобы добить. Кто-то впереди крикнул: «Братва, свои, не стреляйте!» – но поручик этого не слышал. Он был типичным десантником, младшим чином десантной части, как и всем десантникам, ему была присуща бравада и ухарство: высаживаемся, побеждаем, улетаем. А вот сейчас ему почему-то стало очень скверно на душе, как нагадили, и появилось отчетливое понимание, что ни хрена еще не решено, и быстро не решится. И то, что ждет их впереди, много хуже, чем то, через что они уже прошли.
…Однако в восемнадцать ноль-пять по петербургскому на КП было доложено о том, что десантные части и части морской пехоты заняли радиотелецентр города Бендер-Аббас. Поставленные на первый день десантной операции задачи для этого района были выполнены примерно на девяносто процентов, и все ключевые точки города находились в наших руках.
Никто не знал, что это только начало.
Ночь на 07 августа 2002 года Бывшая Персия, ныне Халифат Порт Бендер-Аббас
Прямо на втором этаже, из того, что попалось под руку, разожгли костер. Бронетехника к ним так и не подошла, но позиции в здании РТЦ выглядели достаточно прочными и надежными, чтобы обосноваться здесь на ночь. Проведенный облет окрестностей легким беспилотным аппаратом показал, что в окрестностях РТЦ есть только мелкие, остаточные группы боевиков, ни бронетехники, ни тем более артиллерии у противника больше не было. Примерно в двадцать два часа, как только стемнело, по зданию был открыт одиночный снайперский огонь, группа открыла ответный огонь, но зафиксировать результат не удалось. Снайпер прекратил огонь, но был ли он уничтожен или ушел в другое место – никто не мог сказать. Просто он перестал стрелять, и выделенная группа охотников из двух снайперов и двух пулеметчиков тоже перестала стрелять.
Примерно в двадцать ноль-ноль с зависшего вертолета им сбросили три больших контейнера, которые они затащили внутрь здания и распотрошили. В контейнерах оказались патроны, гранаты, сухпай – пополнение для ведения боевых действий на следующий день. Этим же вертолетом они эвакуировали погибших и раненых, никакого подкрепления им не предоставили. На сегодняшний день в трех отделениях десанта и двух тактических группах морской пехоты боеспособными оставались семьдесят девять человек.
Сам поручик, затолкав в себя сухой паек и приняв на грудь пятьдесят граммов – больше душа не приняла, почувствовал, что еще немного – и стошнит, прилег в сторонке, выставив часы на два ровно – время, когда надо будет идти в дозор, дежурить на периметре. Ему было хреново, и не столько из-за контузии, сколько из-за того пацана, который едва не подорвал себя гранатой. Из-за слов, сказанных им, – Аллах акбар.
Когда они только готовились к десантированию, с ними не раз проводили беседы относительно обстановки в зоне высадки, они больше часа слушали некоего господина из Санкт-Петербурга, который поставил им часовую видеоподборку и доходчиво комментировал происходящее. Они также смотрели телевизор, сидели в Интернете в личное время – ни то, ни другое не было воспрещено. Когда петербуржец показывал им видеоподборку, Терентьева вырвало прямо там, под ноги, и потом над ним смеялись… пока он не погиб в бою. Да и остальные едва сдерживались… только на силе воли. Человек из Петербурга сказал им, что там, куда они идут, – одни бандиты и террористы, все вооруженные люди являются противниками и по ним можно вести огонь. Кадры – часть видеосъемки независимых операторов-стрингеров, часть – оперативная съемка, часть – обработанные кадры с высотных самолетов-разведчиков – действительно впечатляли. Там было все – и как девушку посадили на кол за то, что она осмелилась выйти на улицу без паранджи, и как расстреливали людей на стадионах, и как жгли школы. После этих кадров каждый из них готов был воевать, уничтожать всех этих… зверей даже, не людей, не испытывая никаких угрызений совести. Просто потому, что они не люди, люди не могут творить такое с другими людьми, их надо просто убить, чтобы их не было, и чтобы больше они не творили зло. А сейчас, увидев этого пацана, и то, как он принял смерть, поручик задумался. Это были опасные, совершенно неуместные здесь, в боевой обстановке, мысли, но они были. Русский человек устроен так, что он не может не думать о праведности своих поступков, у него никогда не спит совесть. Совесть – в некоторых языках даже прямого аналога этому понятию нет.
Почему вместе с ними нет ни одного перса? Почему здесь воюют только они, никто из персов не взял оружие и не воюет за них, никто не пытается сдаться и перейти на их сторону? Почему все приняли новую власть и не один не восстал против нее? Ну, хорошо, кто-то восстал, но это ведь были единичные люди, их и расстреляли, смогли расстрелять только потому, что за ними никого не было, никто не встал и не сказал слова в их защиту. Даже на арабских территориях, что в армии, что в полиции – много арабов, они служат потому, что верят в праведность власти. Почему здесь никто не восстал против злодеяний? Или эти люди, этот народ – да, да, именно народ, а не кучка озверевших от пролитой крови фанатиков, как выразился господин из Санкт-Петербурга, – не против того, что происходило? Может, этот народ желает, чтобы с теми, кого эти люди считают преступниками, расправлялись именно так – сажали на кол, расстреливали, вешали?
Тогда что же это за люди?
Почему этот пацан пошел на смерть? Почему ему дали оружие – и он взял его и пошел на смерть? Почему, даже зная, что он умирает, он все равно пытался выдернуть кольцо из гранаты, чтобы убить хоть кого-то? Неужели он их так ненавидел? Кто они на этой земле – спасатели или завоеватели?
Почему вообще все это стало возможным в Персии? Про Персию до войны говорили мало, он даже не мог толком припомнить, что именно. Небольшая, богатая нефтью вассальная страна, там наши войска, персы продают нам нефть и газ на переработку, а мы поставляем им всяческую технику и продовольствие, если у них его не хватает. Показывали… да, да… совсем недавно показывали – опреснительную установку, огромную опреснительную установку, которая питалась от атомной энергии и которую построили русские инженеры. Показывали и людей… Господи, это же были самые обыкновенные люди…
И как же они дошли до такого? И если даже оставить их в покое – что будет, ведь в таком обществе жить просто нельзя.
Так ничего и не придумав, поручик забылся тяжелым, не дающим отдохновения сном.
Проснулся он оттого, что кто-то чувствительно тряс его за плечо… и это отдавалось болью и ломотой во всем теле. Вставать не хотелось, тело мучительно сопротивлялось, но он усилием воли выкинул себя из паутины сна в реальность: в неудобный рюкзак под головой, в хрустящее под ногами стекло и непрекращающуюся вонь паленого мяса…
– Господин поручик… Господин поручик, вставайте!
Еще не проснувшись окончательно, поручик Татицкий, помогая себе руками, принял сидячее положение. Головная боль, только что унявшаяся, вцепилась в него опять, как хищный зверь, не желающий упускать свою добычу.
– Что там… Кононенко, ты?
– Так точно, господин поручик. Сполох там.
Кононенко, числившийся реестровым казаком, редко употреблял это слово – последний раз, когда в часть ночью прибыла внезапная проверка.
– Что там?
– По связи передали аврал – прорыв бронетехники.
– Какой бронетехники? – не понял поручик. – При чем тут бронетехника?
– В городе колонна бронетехники противника. Приказано выступать и занимать позиции по ходу ее движения, отразить и уничтожить технику противника.
Откуда она взялась?..
– Поднимай остальных.
– Так уже поднял, ваше благородие…
– Сейчас… приду.
Поручик передвинул себе на живот автомат – самое грозное оружие сейчас именно он, даже не он, а маленькая коробочка с кнопкой слева на цевье. Ее включаешь, и вперед бьет луч, он, вообще-то, невидим, но в приборе ночного видения виден отчетливо. И в голове наведения управляемой ракеты он тоже прекрасно виден.
