Причем, присяга могла приноситься в городской думе или ином ближайшем присутственном месте. Я вот вообще ничего не говорил. И прокатило. Романов же вознамерился сделать из своего проигранного пари шоу. Лишний раз ткнуть застенного графа носом в мокрую тряпку, указать его место. Понял, принял. Наверное, подготовить преемника — не такая уж плохая идея.
Однако тетя удивила и тут. Она без лишних разговоров преклонила колени, дождалась, пока ей принесут какую-то книжицу и… начала говорить.
— Я, Никольская Мария Семеновна, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред святым его Евангелием, в том, что хощу и должна Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору Роману Николаевичу…
Если бы меня спросили, какой из моментов прошедшего дня был самым ярким, я бы назвал этот. Не забитый паненкой пенальти, не итоговый отраженный мяч Дмитриевой, не поднятие кубка над головой, а обескураженное лицо Самодержца Всероссийского.
Тетя продолжала шпарить как по бумажке, про «служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего», «возможности предостерегать и оборонять» и «всякими мерами отвращать и не допущать тщатися». Хрен поймет, что это значило, но звучало претенциозно.
— … в заключение же сей моей клятвы целую Слова и Крест Спасителя моего. Аминь.
— Поднимитесь, Мария Семеновна, — уже без всякого удовольствия произнес Император. — Поздравляю, вот Ваши бумаги.
Он хотел сказать еще что-то, но неожиданно ответ Романова прервала супруга, захлопав в ладоши. Довольно скоро ее поддержали остальные.
— Давайте музыку, в конце концов, — наконец перекричал всех Император. — Первый танец с новой графиней мой.
Нельзя не отдать должное Его Величеству, после грандиозного фиаско он взял себя в руки быстро. И даже беззаботно о чем-то беседовал с тетей. Интересно, новоиспеченная графиня тоже поняла, что сейчас произошло или нет?
Все оставшееся время я только ждал момента, чтобы улизнуть. Уходить в первых рядах считалось признаком дурного тона. Поэтому я дождался, пока жены начнут потихонечку утаскивать веселеньких мужей, после чего поблагодарил Владимира Георгиевича за гостеприимство, и мы отбыли.
— Что скажешь? — спросил я, когда мы ехали обратно.
— Серпентарий, — честно призналась тетя. — Но занятный. Есть, конечно, несколько нормальных людей, но в целом… Почти как бухгалтерия на прошлой работе, только с мужиками.
— Я думал, что ты стала душой компании.
— Я там как экзотическое животное, — улыбнулась она. — Каждый хотел потискать, взять в руки, рассмотреть. Запомни, Коля, мы никогда не станем тут своими. Даже через несколько лет. Ты будешь думать, что у тебя появились друзья, девушка, да много чего, но наступит момент, когда им придется выбирать. И выбор окажется не в твою пользу.
Тетя говорила впроброс, будто бы даже не особо задумываясь о словах. И ежилась от морозного вечера, глядя на темнеющий в сумерках Петербург. А еще улыбалась.
— Ты скажи, где присягу выучила?
— Так Пал Палыч заладил: «Мария Семеновна, Мария Семеновна, не сегодня-завтра придется подданой Его Величества становиться. Лучше уж подготовиться». Наш домовенок-то начитанный, он эту присягу наизусть знает. И меня заставил запомнить.
— Он не домовенок, — машинально поправил я.
— Какая разница?
— А чего улыбаешься? — нахмурился я.
— Коля, вот ты вырастешь немного и узнаешь, что женщине очень часто надо по-настоящему чувствовать себя женщиной. Желанной и привлекательной. Снимать кухонный фартук и выбираться в люди, в клуб, караоке, да просто в гости. А тут целый бал. И мужики все в мундирах, подтянутые, эти свечи в канделябрах, официанты…
Она замолчала, будто у нее закончился воздух. Да и у меня особо не было каких-то слов. Голова оказалась занята совершенно другим. Предложением, от которого я не смог отказаться.
Говорил ли Владимир Георгиевич открыто или вел какую-то свою игру? Вот, кто ж его знает? А вдруг это проверка? Хотя вряд ли, слишком уж как-то все хитро. Гораздо проще взять меня прямо там, сил присутствующих бы точно хватило. Да еще снаружи остался Императорский Конвой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Даже сейчас меня достать довольно легко. Надо понимать, что я сильно связан по рукам и ногам тетей. Если надавить на меня через нее, то можно договариваться о чем угодно. Однако светлейший князь действовал напрямую. Да, может быть, нагло, нахраписто, не боясь отказа. Но не юлил.
— Колюсик, ты кушать хочешь? — спросила тетя, вопреки всякому этикету самостоятельно спустившись из экипажа. — Я там толком не ела. Едва схватишь канапешку, ну, или что там у них подавали, сразу кто-то подходит.
— Нет, спасибо, теть Маш, я к себе. Завтра день тяжелый.
И уже поднимаясь по лестнице слышал, как внизу разворачивается смерч Мария. А что, американцы же любят называть всякие торнадо женскими именами.
Зашел в комнату, скинул с себя парадный мундир и не умываясь завалился спать. Думать о произошедшем за день сил не было. Завтра предстоит очередной бурный день. А покой мне даже не снился.
Глава 20
Часто бывает, что ты открываешь глаза и не понимаешь, где именно находишься. У меня было наоборот. Я понял, где сейчас лежу и, самое главное, что мне предстоит сегодня, поэтому до последнего не хотел размыкать веки.
Лишь ароматный запах сырников, доносящийся снизу, смог поднять меня на ноги. Блин, а когда-то я любил выходные. До тех пор, пока они не стали вполне себе рабочими днями.
Неужели это и есть взрослая жизнь? А где же обещанные вечеринки, выпивка и полная свобода? Мне кажется, что где-то на жизненном пути я свернул явно не туда.
— Колюсик, у тебя сегодня выходной? Может, ты мне покажешь город?
Уголок рта Пал Палыча, который в столовой теперь будто прописался, пополз вверх, а Илларион и вовсе не выдержал — прыснул. Ну да, выходной, какое странное незнакомое слово.
— У меня другое предложение. Давай я покажу свои владения.
— Прям-таки владения? — удивилась тетя.
— До маркиза Карабаса далеко, но свой маленький заводик есть. Правда, использую его не по назначению. Надо только для начала будет заехать кое-куда.
Я расправился с сырниками, допил чай и схватил приготовленную Руку Всевластия. При взгляде на нее Пал Палыч как-то необычайно оживился. Приподнялся на стуле и даже вытянул ладонь, привлекая внимание. Как какой-нибудь школьник.
— Хозяин, — протянул он, — я… хотел…
— Пал Палыч, давай шустрее, торопимся.
— Просто… там…
Соседушко краснел, бледнел, потел, но продолжал проявлять чудеса косноязычия. В конце концов, мне это надоело.
— Давай, ты соберешься с мыслями, накидаешь речь на листочке, а потом прочитаешь, когда я вернусь. Договорились? Тетя, ты готова?
— Мне кажется, что два дня появляться на публике в одном и том же наряде — это жуткий… как его, Колюся..?
Она появилась во вчерашнем платье, которое дополняли манто и муфта для рук. Это еще откуда взялось? Пал Палыч ограбил магазин «Все на букву „М“»?
— Моветон. Согласен. А если нет хлеба, то надо есть пирожные. Но давай будем отталкиваться от наших финансовых возможностей. Иллариона и так вот-вот удар хватит.
Как только новоиспеченная графиня завела разговор о нарядах, слуга так глаза выпучил, что того и гляди, сейчас капилляры лопнут. Но быстро пришел в себя.
— Экипаж у дверей, господин.
— Будем после обеда, — сказал я на прощание.
— Колюся, а вот эти хмурые молчаливые люди всегда будут за нами ездить? — спросила тетя, указывая на Конвой.
— Я откуда же знаю. Пока Император не сочтет, что моей жизни больше ничто не угрожает.
— Что значит — не угрожает? — вцепилась тетя в эти слова, как английский бульдог во вражескую задницу.
— Это образно. Все, поехали. Нам еще столько надо сделать!
Перво-наперво наш путь лежал к Мише Хромому. А точнее, к Ваське, который, так уж получилось, стал весьма капризным приживалой у конюха. По дороге я немного рассказывал тете об улицах и домах. Чем не вводная экскурсия, которую она так хотела? Наконец мы прибыли на задворки города и стали выгружаться.
