Вратарь «Пажей», здоровенный, почти двухметровый верзила, размахивал руками, пытаясь сбить Фиму. Но наш нападающий поставил мяч на точку, дождался свистка, разбежался и прошил сетку. Мяч вправо, кипер влево.
Следующим свой удар направился выполнять Шелия. Грузинский князь отмерил три шага и влупил прямо в девятку. Лиза лишь плюхнулась на землю, с грустью глядя на залетевший мяч. Сам Шелия вернулся к обнявшимся «Пажам» без всяких эмоций, даже не празднуя гол.
Вышедший на замену Паша смотрел в одну точку, будто бы сквозь вратаря. Пробил не очень точно, но невероятно сильно, чуть сетку не порвал. И без тени улыбки вернулся обратно.
— Фима, — иди сюда, позвал я друга. — Послушай.
Тот понял все быстро и почти побежал к «Пажам», стоящим метрах в двадцати от нас. Не знаю, что там им сказал Ефим, но сразу несколько молодчиков накинулись на него, явно собираясь поколотить. Пришлось судье вмешиваться. Он показал горчичник Фиме и еще одному «Пажу». Ну правильно, игра закончилась, теперь можно предупреждение нашему противнику выписать.
Стоило рефу пресечь потасовку и вернуться обратно, как драка возобновилась. Только вместо Фимы выступил Паша. Опять же, по моему наущению. На сей раз судья отошел совсем недалеко от стоящих команд, чтобы, если что, вернуться. И свистнул. «Паж» разбежался, с силой пнул в правый нижний угол и… Лиза забрала мяч намертво.
Происходящее можно было сравнить разве что со взрывом. Меня кто-то обнимал, я обнимал кого-то. Бесновались зрители, раскачивая деревянный настил на трибунах. Но судья был неумолим — надо бить следующему… И я пошел.
Поставил мяч, улыбнулся, указав вратарю на правый верхний угол. Отошел левее от точки, замер, искренне наслаждаясь шумом трибун. Сейчас не было ни боли, ни усталости. Лишь голкипер, ворота и я. Разбежался и подсек мяч, отправив тот посередине. Вратарь, завалившийся чуть раньше, с немой скорбью наблюдал за первой «паненкой»[17] в этом мире.
А что творилось на стадионе — и объяснить сложно. Казалось, сейчас зрители выбегут на поле и просто сметут нас. Я не понял даже, что говорили пацаны.
— Фима, Паша! — пришлось кричать, чтобы меня услышали.
Я был готов даже к тому, что их удалят. Свое дело они сделали, теперь хоть трава не расти. Однако реф оказался расторопнее. Едва увидел, как мои товарищи направились к «Пажам», тут же побежал выяснять, чего это им там понадобилось. И вновь занял срединную позицию между воротами и командами.
Третий удар «Пажей» пришелся под перекладину, чуть правее Лизы. Она вытащила его ладошкой, поднявшись на ноги с легкой улыбкой. Сейчас Дмитриева явно наслаждалась вниманием. Она подняла руки и рев стадиона стал громче. Капитанская белая повязка сползла почти на локоть, но именно Лиза сейчас была самым настоящим капитаном.
Я же пожалел о своем решении. Думал, что основной психологический груз ляжет на спокойного Демида. Тому хоть иголки под ногти загоняй, он и бровью не поведет. Но выходило так, что судьбу противостояния должен решить наш самый юный футболист.
Никита ударил почти без разбега. Плохо, по центру. Вратарю даже напрягаться не пришлось. Несчастный Никитка упал там же, закрыв лицо руками, и не шевелился секунд десять. И что интересно, первым поддержать его подошел Шелия. А следом уже подтянулись наши.
— Не переживай!
— С кем не бывает!
— Ты молодец.
В ответ слышались лишь громкие всхлипывания.
Я не произнес ни слова. Пенальти — всегда лотерея. И самые именитые не забивали в финалах, чего уж там. Но именно сейчас от промаха Никиты могла зависеть судьба моей тети.
Лиза привычно заняла место в воротах. И что интереснее всего, к командам подтянулись резервные судьи. Видимо, чтобы пресечь беспорядки. А главный реф остался возле бьющего. Паскудство! Теперь он амулетом блокирует способности Дмитриевой.
«Паж» подождал после свистка пару секунд, словно проверяя нервы Лизы, потом медленно разбежался и пнул. Удар мяча о перчатку я услышал раньше, чем увидел, как тот меняет траекторию и улетает в сторону. Лиза поднялась и победно воздела руки вверх, тряся кулаками.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ноги сами понесли меня к ней. Не существовало больше ни зрителей, ни стадиона, ни «Пажей». Только Дмитриева, находящиеся в истерике мои пацаны и я, все время кричащий Лизе: «Ты сама! Ты сама! Ты сама!».
Что-то происходило вокруг, кто-то подходил, жались чьи-то руки. Вроде даже Шелия похлопал по плечу и поздравил с победой. Единственное, что я точно запомнил — гневный взгляд Императора.
Глава 18
Происходящее после финального свистка походило на какое-то безумие. Часть зрителей прорвалась на поле, несмотря на все старания полицейских. Но к моему удивлению, каких-либо беспорядков удалось избежать. Простолюдины будто бы сами не знали, что делать. И после крепких (даже чересчур) похлопываний по спине и плечам начали по очереди качать всех футболистов «Петербургских крыльев». Не удалось избежать подобной участи даже Дмитриевой. Вот тебе и равноправие, за которое надо бороться. Хотя, судя по довольному лицу Елизаветы Павловны, подобное отношение ей очень даже понравилось.
В толпе промелькнул Фимин отец. Обычно уставший, иссушенный житейскими проблемами, сейчас он улыбался. И, можно сказать, выглядел вполне радостным. Вот что футбол животворящий делает.
Довольно скоро порядок все же удалось навести. Вновь появились судьи — главный вместе с резервными. Следом шел в дорогом гражданском костюме какой-то лысоватый пузатый дядечка лучащийся счастьем, а за ним и сам Император. Ну, правильно, не зря же приходил. Можно теперь и речь какую-нибудь толкнуть.
Его Величество говорил долго. О необходимости развивать спорт, о важности футбола, как и других видов физического воспитания в это сложное время, о каких-то планах какого-то ведомства по чьему-то там улучшению. В общем, на мгновение мне даже показалось, что никакой он не Император. Рядовой губернатор, отчитывающийся об открытии очередного манежа или поля.
Наверное, сыграло свою роль и мое личное отношение к Его Величеству. Пацаны смотрели на Божьего помазанника как на нечто сакральное, святое. Даже Дмитриева приосанилась. Не каждый день подобное случается. А я видел стареющего самовлюбленного мудака, опьяненного властью и не любящего проигрывать.
На церемонию награждения Император не остался. Похлопал, держа свои белоснежные перчатки, будто бы сам себе, а после через широкий коридор жандармов вместе со своей свитой удалился. И на меня не взглянул.
Теперь слово взял тот самый пузатый дядька. Как я понял, начальник некоего спортивного департамента, который этот турнир и устроил. В целом, мужичок мне понравился. Говорил мало и по существу. Судя по взгляду, происходившее здесь было ему явно по душе, и номер он не отбывал.
Дядька поздравил «Чекуш» с третьим местом, надев на каждого медаль. Затем перешел к «Пажам». Причем многие из «новеньких» демонстративно снимали награду после того, как организатор отходил. И наконец очередь дошла до нас.
Физиономии моих парней светились от счастья. Казалось, они сами не до конца верят в то, что произошло. И лишь когда нам принесли небольшой, но очень тяжелый кубок, в отличие от той жести, которую вручают в моем мире, они оживились. Я взял трофей в руки, выждал паузу и под крик команды: «Петербургские крылья!» поднял над головой. А после передал по рукам, чтобы каждый мог прикоснуться к кусочку победы.
Домой я ехал совсем опустошенный и вымотанный. Ноги ужасно болели, голова не соображала, а тело казалось ватным. Единственное — с лица не сходила глупая улыбка. И даже недобрый взгляд следующего за мной Черевина не мог испортить настроения.
Зато смогли домочадцы. Как только я переступил порог собственного дома, ко мне кинулся бледный как простыня Илларион. Он беззвучно шлепал губами, но никаких звуков не воспроизводил. Я даже всерьез забеспокоился. Не инсульт ли у него?
