— С началом войны?! — ахнула Вера. — Неужели будет война? Не пугайте, Георгий Аристархович! То у вас пожары, то война.
— Не пугаю, а делюсь умозаключениями. — Немысский слегка нахмурился. — Война, Вера Васильевна, будет. Непременно. Скоро. Если не в этом году, то в следующем наверняка. Уж больно агрессивно ведет себя Германия.
— Но ведь их кайзер и наш государь — родственники…
— Помилуйте! — поморщился ротмистр. — Все европейские монархи в родстве друг с другом, но это ничего не значит. Эти родственные связи не помогут избежать войны. Мир устроен так… Простите, отвлекся. Давайте вернемся к делу. Из перехваченного шифрованного сообщения нам стало известно, что в Москве много лет действует глубоко законспирированный германский агент, имеющий псевдоним Botaniker. Der Botaniker. Herr Botaniker. Нам удалось узнать, что он имеет отношение к киноателье Ханжонкова. Знаете такое? Акционерное общество «Александр Ханжонков и компания». Огромное киноателье в Замоскворечье, на Житной улице напротив Казанского переулка.
— Слышала, — скромно ответила Вера. — Кажется, раньше оно располагалось где-то в Крылатском?
Киноателье Ханжонкова? Того самого, что снял «Оборону Севастополя», «Пиковую даму», «Онегина» и «Годунова»? Сердце Веры, только что тревожно сжавшееся при мысли о войне, радостно затрепетало при мысли о том, где ей придется выполнять поручение Немысского. Ясно же, что ротмистр попросит ее помочь найти Ботаника. Ах, как славно все складывается! Это называется «на ловца и зверь бежит»! Контрразведка поможет ей устроиться в киноателье… Ах! Ох! Неужели?! Интересно, чем ателье Ханжонкова так привлекает шпионов? Три года назад там работал «охотником за головами» агент австрийского шпиона графа Спаннокки, теперь вот — Ботаник. Три года назад… Как давно это было. Как будто в другой жизни. И сама Вера тогда была другой. Подумать только — она тогда не любила кинематограф, отказывала ему в праве считаться искусством. Сказывалось влияние тети Лены, актрисы Малого театра Елены Лешковской. Впрочем, с тех пор и сама тетя Лена смягчилась к кинематографу.
— Именно так, — кивнул Немысский. — Но в Крылатское далеко ездить, вот наш прыткий подъесаул и перенес свое ателье поближе.
— Прыткий подъесаул? — переспросила Вера. — Это вы о Ханжонкове?
— О нем, о нем, — совсем по-стариковски проворчал Немысский. — Про таких в романах принято писать «человек с интересной судьбой», а в нашем ведомстве говорят проще: «мутная личность». Я вам сейчас расскажу про него и про его киноателье подробно. Если желаете делать записи, то прошу за мой стол, за ним писать удобнее.
— Спасибо, но я, пожалуй, обойдусь без записей, — ответила Вера и приготовилась слушать.
Хотела было добавить, что не тот у нее возраст, чтобы жаловаться на память, но постеснялась. Немысский мог бы счесть это кокетством, а во время делового разговора кокетство неуместно. Жизнь рано научила Веру серьезности.
— Но прежде я должен ознакомить вас с моим планом, — спохватился Георгий. — Загвоздка в том, Вера Васильевна, что нам несподручно заниматься киноателье Ханжонкова, не имея внутри своего человека. Внедрить некого, вербовать никого нельзя, потому что велик риск завербовать самого Ботаника или кого-то из его сообщников, вот я и вспомнил про вас.
Немысский выдержал паузу, давая Холодной возможность осмыслить услышанное, а затем продолжил:
— Вы, Вера Васильевна, идеальный кандидат на роль нашего агента у Ханжонкова. Вы умны, наблюдательны, проницательны, умеете располагать к себе людей, у вас есть опыт, и при этом ваша связь с контрразведкой пока что остается в тени. Кроме того, вы весьма интересуетесь кинематографом, смотрите по три-четыре картины в неделю.
— Откуда вам это известно, Георгий Аристархович?! — Вера нахмурилась и строго посмотрела на Немысского. — Ваши люди что, следят за мной?
— Мы за вами наблюдали, — не моргнув глазом признал ротмистр. — Надо же было убедиться в том, что после событий в «Альпийской розе»[460] вами не заинтересовались наши враги. Не спросишь же у них напрямую. Так что мы наблюдали не столько за вами, сколько за тем, не наблюдает ли за вами кто-то еще. Позвольте узнать, не замечали ли вы за собой слежки?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Не замечала, — сухо ответила Вера.
Объяснение Немысского было довольно убедительно, но все равно сам факт слежки вызывал недовольство. Неприятно же, когда кто-то тайно вмешивается в твою личную жизнь, даже если из лучших побуждений.
— Вы сердитесь? — удивился Георгий. — Почему?
— Могли бы и предупредить! — вырвалось у Веры. — Я, кажется, доказала, что мне можно доверять! Или еще нет?
На Немысского было очень приятно сердиться. Только что сидел в солидном кабинете солидный жандармский ротмистр, начальник контрразведывательного отделения, и вдруг он превратился в провинившегося юнца! Запунцовел ушами, растерялся, руки к груди прижал. «Какие у него красивые руки, — подумала Вера, глядя на длинные пальцы Немысского. — Ему бы подошел manicure[461]. Впрочем, офицерам, наверное, нельзя».
— Нельзя было предупреждать, Вера Васильевна, потому что человек, знающий, что за ним ведется наблюдение, может выдать это неосторожным жестом. Вы бы начали часто и внезапно оглядываться, или стали бы высматривать в зеркальце, что творится у вас за спиной, или предприняли бы еще что-то в этом роде. Если бы за вами наблюдали враги, то…
— Хорошо. — Вера сменила гнев на милость. — Вы меня убедили. Я согласна помочь. В качестве кого я появлюсь в киноателье?
— В качестве Веры Васильевны Холодной, скучающей жены преуспевающего адвоката. — По взгляду Немысского было видно, что его удивил Верин вопрос. — Вы любите кинематограф, втайне мечтаете сниматься в кино, у вас есть кое-какие средства, которыми вы можете распоряжаться по своему усмотрению, и вы не прочь вложить их в производство картин. Ханжонков активно привлекает средства на развитие своего дела. Киноателье на Житной — не предел его желаний. Он хочет выстроить в Крыму целый город, в котором будет все, о чем только можно мечтать кинематографистам, любая натура для съемок — восточная улица, европейская улица, средневековые замки, русские избы, китайские пагоды, заводские цеха, рестораны, казино, театры… Все, что только можно вообразить, включая огромный аквариум для подводных съемок. И непременно в Крыму, потому что тамошняя погода позволяет вести съемки круглый год. Можете представить, каких денег стоит эта затея. Компаньонства Ханжонков не любит, явно не хочет делиться ни с кем властью, а вклады от частных лиц принимает охотно и обещает хороший процент. То, что вы захотите ознакомиться с постановкой дела, взглянуть на него изнутри, прежде чем вкладывать в него деньги, будет выглядеть весьма естественно. Сто пятьдесят тысяч — солидный капитал. Ханжонков вас поймет, он и сам весьма осторожный человек. Семь раз отмерит, прежде чем отрезать.
— Но у меня нет ста пятидесяти тысяч, — растерялась Вера. — И вряд ли я смогу…
— Это уже наша забота, — перебил ее Немыский. — Во-первых, вам ничего не придется вкладывать на самом деле. Вам нужна только легенда, объясняющая ваше присутствие. Но на тот случай, если Ханжонков потребует доказательств или ему вздумается навести справки, мы откроем вам счет в Волжско-Камском коммерческом банке и положим на него эту сумму. Если Ханжонков поинтересуется происхождением капитала, скажете, что получили наследство от дальней родственницы. В подробности не вдавайтесь, незачем. Для дельцов главное — сами деньги, а не их история. Если у вас, Вера Васильевна, нет больше вопросов, то я хотел бы заочно познакомить вас с Ханжонковым и кое с кем из его сотрудников.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Вера отрицательно покачала головой, давая понять, что вопросов у нее нет.
— Ханжонков потомственный дворянин, сын новочеркасского помещика, — начал рассказывать Немысский, делая небольшие паузы после каждой фразы. — В 1896 году окончил Новочеркасское казачье юнкерское училище и в чине подхорунжего начал службу в Первом Донском казачьем полку. Полк этот расквартирован в Москве, в Николаевских казармах. Хорошее место для службы, как говорят, «карьерное», но с карьерой у Ханжонкова не заладилось. В 1905 году он вышел в отставку по болезни в чине подъесаула. Хронический полиартрит, болезнь суставов.
