им известные, изгнанные сёгунатом Кланы, то отторжения такие новости не вызывают. Скорее, наоборот. Злорадства больше.
После благодушного правления Микадо редко кто из японцев не почувствовал на себе, как сёгунат закручивает гайки. Почти год запугивания, репрессий и публичных казней, которые прокатились, и не раз, по всему Хонсю, благостных иллюзий у основной массы населения не осталось. Примерно пятьдесят процентов японцев сёгунат не любят, а около тридцати — попросту ненавидят.
Откуда такие сведения? Так наш капитан — пропагандист оказался вовсе не прост. Стоило ему дать побольше прав и власти, и очкарик разошёлся. Собственно, идею про то, что неплохо бы нам знать общие настроения народа на Хонсю, я ему подсказал. Только не ожидал, что он тут же сообразит, как их быстро и результативно можно воплотить.
В итоге, четыре вопроса, вполне себе применимых в обычной беседе. Пять агентов, вроде бы из простых рыбаков или торговцев, и гроздья вывешенных на просушку разноцветных поплавков от сетей — и результаты опросов видны в бинокль с проплывающих кораблей.
Согласен, кустарно сделано и охват населения невелик. Ну, так и мы ещё не грандмастера идеологической войны, а всего лишь ученики. Зато общие тенденции настроений отслеживаем, как и влияние пропагандистских вбросов.
— Вызывали, Ваше Сиятельство? — бравым оловянным солдатиком возник в дверях сотник Нечипорюк.
Да, придержал я сотника при себе, мотивируя скорым прибытием Императора и необходимостью усиления охраны губернаторского особняка. Но их услуги охранникам Императора не потребовались, и казаки неплохо провели время, спуская полученные от меня премиальные в самых различных заведениях Владивостока, славящихся своей выдумкой и мульти — этническими изысками. Благо, цены на услуги азиаток в этих заведениях весьма скромные.
— Проходи, Пётр Васильевич. Вопрос у меня к тебе интересный появился, — приглашающе махнул я рукой на стул напротив себя, — Как ты считаешь, сколько казаков могли тот налёт китаёз на Уссурийск отбить?
— Если чутка пулемётов добавить, хотя бы ещё парочку, то и моей сотни могло хватить, — тут же подобрался казак, поняв, что это жу-жу неспроста.
— А так, чтобы без риска и превозмогания, а этак, наверняка?
— Три сотни казаков, дюжину пулемётов и неделю на оборудование позиций, — по старой армейской привычке, «проси больше — больше и дадут», перечислил сотник, хитро прищурившись.
— А полторы сотни казаков и полтора десятка моих егерей? Это ещё четыре пулемёта и столько же снайперов. У остальных парней автоматические винтовки.
— Добры хлопцы. На хорошей позиции получше наших будут, — жмякнул сотник пальцами могучее ухо, словно наказывал его за нелёгкое для себя признание чьего-то превосходства, — А что с выделением недели на позиции?
— Письмо напишу. Строители вам помогут, — стал я ковать железо, пока горячо, — Да и с их начальником ты знаком.
— Добре, ежели так.
— Могу пятёрку серьёзных магов попозже прислать, но учти, за каждого, головой будешь отвечать, — выдавил я из себя, отчаянно потирая затылок.
Так-то, рискованно. Пятёрку курсантов вызвать можно, но условия работы у них совсем не безопасные выйдут. Без прикрытия пилотов и дежурного эвакуационного дирижабля. Нет уже у меня излишних ресурсов. Итак, на пределе. Но и с Маньчжурией вопрос надо решать.
— Ваш сясьво, вы бы уж прямо сказали, что делать-то надо? — выдохнул казацкий сотник, прерывая мои метания.
— Да, всё то же самое. Девок выкупай и к их торговцам приглядывайся. Нужно мне, чтобы ты среди них ещё одного «полковника» нашёл. Из бывших маньчжурских офицеров.
— Ну, увижу такого, допустим, а дальше что?
— Передашь ему, что я с ним очень встретиться хочу. Потом дирижабль по рации вызовешь и ко мне его привезёшь.
— Ваш сясьво, этож игры шпионские. Наверняка получше меня специалисты для таких дел имеются, — взмолился Нечипорюк, прижимая руки к груди.
— А мне хитростей не надо. Ты этих скользких «специалистов» наверняка сам не раз видел. Велико ли у тебя к ним доверие было?
— Скажу так, что поиграть в карты с ними я бы не стал садиться, — скривился сотник, подёргав себя за мочку уха.
— Во! А тут ты. Простой, понятный, и прямой, как оглобля.
— Что, действительно так?
— Если и не так, то про тебя лишь я знаю, а они не поймут, — хохотнул я, понимая, что сотник где ни умом, так хитростью возьмёт.
Хохол, как никак. А это диагноз.
— Когда выдвигаться?
— Как только, так сразу.
— Понял. Разрешите идти?
— Доставь мне маньчжурского «полковника», Нечипорюк! Отблагодарю! — напутствовал я казака, выходящего из кабинета.
После пары дотошных расспросов Ляо, каждый раз проходящих в присутствии одной — двух моих жён, занимающихся в другом углу зала своими делами, у меня появилась твёрдая убеждённость в том, что с Маньчжурией ни я, ни китайцы, толком не разобрались.
По словам Ляо, её вскоре должны были перевезти в безопасное место, где китайцев совсем не будет. Где оно находится, она догадывалась. Мишань. Небольшой городок недалеко от озера Ханка. Именно это местечко как-то раз называла соседская девочка, вернувшись после ночи, проведённой с китайскими солдатами. Вояки много пили, и очень не хотели, чтобы их отправили к озеру, где за последние месяцы бесследно пропало то ли два, то ли три китайских батальона, посланных из Пекина для установления границы и несения пограничной службы.
Про батальоны я переспросил ещё раз. Ляо подтвердила, сказав, что речь шла именно о батальонах. Соседская девочка, в свои тринадцать лет, китайский знает уже очень неплохо, вынужденно общаясь с приезжающими в их селение китайцами иногда по несколько раз в неделю, и необычное слово хорошо запомнила.
Таким образом, если верить пьяной болтовне китайских солдат, то где-то в районе Мишаня существует, как минимум, одно приличное маньчжурское военное формирование или очень большой партизанский отряд. Уничтожить батальон кадровых вояк, да так, чтобы никто не выжил — дело непростое.
Было бы совсем неплохо найти этих маньчжуров и помочь им оружием и медикаментами, в обмен на лояльность маньчжурской принцессе.
Вот что хотите со мной делайте, но японских солдат в другие страны лучше не отправлять. Отчего-то на чужой территории они тут же превращаются в мародёров, убийц и насильников, причём насилию, как правило, подвергаются все женщины, вне зависимости от возраста. Начиная от малолетних детей и заканчивая старухами. Перевоспитать японцев я вряд ли смогу и успею, да и идея восстановления власти Мин в Маньчжурии при помощи японских штыков мне категорически не нравится. Тут как бы лекарство не оказалось хуже болезни. Проклянут маньчжуры таких «освободителей», и никакая пропаганда мне уже не поможет.
Мало из Маньчжурии изгнать китайцев, которых, к слову, там не так-то и много, надо ещё власть суметь удержать. Да, потом какое-то время
