тем самым вынудила его добиваться трона, права на который он не имел, и именно ее действия привели к исилило, то есть оплакиванию погибших, в каждом краале Зулуленда.
— По узкой тропинке с этими тремя волчьими ямами Мамине придется шагать очень осторожно, чтобы их избежать, — заметил я.
— Да, инкози, особенно если ямы те вырыты во всю ширину тропинки и на дне каждой торчит острый кол. О, Мамина уже, считай, покойница, и она заслуживает смерти, поскольку является величайшей умтакати к северу от Тугелы.
Я вздохнул: что ни говори, а Мамину мне было жаль, хотя почему она должна избежать наказания, когда так много хороших людей погибло по ее вине, я не знал. Гонец же продолжал:
— Черный владыка (то есть Панда) послал меня сказать Садуко, что перед судом ему разрешат увидеться с тобой, Макумазан, если он того пожелает, поскольку Панда знает, что ты был добрым другом Садуко, и подумал, что, возможно, ты захочешь дать показания в его пользу.
— И что сказал на это Садуко? — спросил я.
— Что благодарит короля, но ему нет нужды говорить с Макумазаном, чье сердце так же бело, как кожа, и чьи уста если и вымолвят что-то, то это будет истинная правда, не больше и не меньше. Услышав слова своего мужа, принцесса Нэнди, которая находится сейчас с ним, — она решила не бросать его в беде, как это сделали остальные, — сказала, что Садуко прав и что по этой причине, хоть ты и друг ему, она тоже не видит смысла в этой встрече.
Я не стал комментировать слова Садуко и Нэнди, но «моя голова подумала», как говорят местные, что истинная причина нежелания Садуко видеть меня заключается в том, что ему было стыдно, а Нэнди просто боялась узнать больше о вероломстве мужа, чем она уже знает.
— С Маминой же дело обстоит иначе, — рассказывал гонец. — Как только ее привели сюда вместе с Зикали Мудрым, у которого она будто бы скрывалась, и она узнала, что ты, Макумазан, здесь, в краале, она попросила разрешения увидеться с тобой…
— И что, ей разрешили? — резко прервал я гонца, поскольку не испытывал никакого желания встречаться с ней с глазу на глаз.
— Не бойся, инкози, не разрешили. — Гонец улыбнулся. — Король сказал, что стоит ей только увидеть Макумазана, как она тут же околдует его и навлечет на его голову беду, как поступает со всеми мужчинами. Кстати, именно поэтому ее охраняют одни женщины. Мужчинам запрещено даже приближаться к ней, а на женщин ее чары не действуют. Но говорят, что она весела, поет и смеется. Она рассказывает, что у старика Зикали ей было очень скучно, но что теперь она попадет в такое место, где так красиво, как на поле весной после первого теплого дождя, и где будет много мужчин, которые станут оспаривать ее друг у друга и сделают ее счастливой и великой. Вот что говорит она, и, может быть, она, как колдунья, знает, как выглядит обиталище духов.
Видя, что я не собираюсь ничего отвечать или передавать с ним на словах, гонец отбыл, предупредив, что утром отведет меня к месту суда.
Ночь я провел беспокойную, мне не давало уснуть тревожное ожидание судилища. Наутро, как подоили коров и выпустили скот из краалей, явился гонец с конвоем человек из тридцати амавомба, выживших после великой битвы. Едва я выбрался из фургона, как эти воины — некоторые из них едва залечили раны — разразились приветственными криками «Инкози!» и «Баба!». Меня тронула их радость и то, что простые зулусы по-прежнему любили меня и считали своим товарищем. По дороге, а шли мы неторопливо, командир отряда рассказал, как они боялись, что я погиб вместе со всеми, и как обрадовались, узнав, что я жив. Еще он рассказал, что после того, как третий полк Кечвайо атаковал их и прорвал кольцо, небольшому отряду амавомба, от восьмидесяти до ста человек, удалось пробиться сквозь ряды неприятеля и спастись, бежав не по направлению к Тугеле, где погибло столько тысяч, а к Нодвенгу, куда они явились с рапортом к королю как единственные выжившие в том страшном бою.
— А теперь вы в безопасности? — спросил я командира.
— О да, — ответил он. — Видишь ли, мы же были людьми короля, а не Умбелази, поэтому Кечвайо не питает к нам зла. Он даже благодарен нам за то, что мы дали узуту возможность насладиться настоящей битвой, не то что эти коровы — воины Умбелази. Зуб у него только на Садуко, потому что никогда не следует тащить утопающего из бурной реки, а Садуко сделал именно это. Ведь если бы не его предательство, Кечвайо сам утонул бы в водах Смерти. Тем хуже, что Садуко совершил предательство только ради того, чтобы досадить женщине, которая его ненавидит. И все же, может, Садуко еще и удастся избежать наказания, потому что он муж Нэнди, а Кечвайо побаивается своей сестры. Поживем — увидим. Но вот мы и пришли…
Мы проследовали во внутренний двор королевского крааля, снаружи которого собралось довольно много народу. Люди кричали, шумели и ссорились, поскольку в то смутное время о порядке и дисциплине в Великом дворце никто и не вспоминал. Снару жи по всему периметру ограды стояла стража, внутри же находилось лишь человек двадцать советников, сам король, принц Кечвайо, сидевший по правую руку Панды, жена Садуко принцесса Нэнди, несколько слуг и два мощных молчаливых гиганта, вооруженных дубинками. Я сразу догадался, что это были палачи. В углу, в тенечке, пристроился Зикали Мудрый. Как он попал сюда, я не знал.
По-видимому, тот суд являл собою исключительно частное разбирательство, что и объясняло необычное присутствие на нем двух «убийц». Даже мои охранники-амавомба остались за оградой, заверив меня, что они явятся мне на помощь по первому зову и что в таком узком кругу собравшихся я могу себя чувствовать в полной безопасности.
Я смело приблизился к Панде. Король, хоть и остался таким же
