умер от разбитого сердца, Умбелази, а какая смерть ждет меня?..[269]
Я привел наш разговор во всех подробностях, поскольку именно благодаря ему по стране разошлась весть о том, что Умбелази умер от разбитого сердца.
Но ведь, по сути, так все и произошло: прежде чем наконечник копья пронзил его сердце, оно уже было разбито.
Подметив, что Кечвайо в добром расположении духа и как будто благосклонен ко мне, хоть я и сражался против него, я подумал, что сейчас неплохой момент, чтобы испросить у него позволения уехать. Скажу откровенно, после всего пережитого нервы мои были расшатаны до предела и мне страстно хотелось быть подальше от видов и звуков жуткого поля сражения, от места гибели многих тысяч людей в этот судьбоносный день — редко я так страстно желал чего-либо прежде. Однако, пока я гадал, как мне лучше подступиться к принцу, произошло событие, из-за которого шанс свой я потерял.
Неожиданный шум за спиной заставил меня обернуться. Я увидел толстого, жирного человека в пышном боевом наряде. В одной руке у него было окровавленное копье, а в другой — головное украшение из страусовых перьев. Он шел и кричал:
— Пустите меня к сыну короля! У меня сообщение для победителя Кечвайо!
Глаза мои округлились. Я потер их и снова посмотрел на него. Не может быть! Да, это был Умбези — Гроза слонов, отец Мамины. Через несколько мгновений, не дожидаясь разрешения приблизиться, он перешагнул через шеренгу мертвых принцев, на мгновение задержавшись, чтобы пнуть голову одного из них и осыпать ругательствами несчастного. Очутившись перед Кечвайо, он рассыпался в восхвалениях его подвигов.
— Кто этот болван? — прорычал принц. — Пусть прекратит шуметь и говорит, иначе умолкнет навсегда.
— О Детеныш Черной коровы, я Умбези, Гроза слонов, старший командир Садуко Хитроумного, выигравшего для тебя сражение, отец Мамины Прекрасной, на которой Садуко женился и которую Умбелази, дохлый пес, увел у него.
— А-а, — зловеще протянул Кечвайо, щуря глаза: за эту его привычку грозно щуриться зулусы звали его Быком, который жмурится перед тем, как поднять на рога. — И что же за сообщение у тебя ко мне, Гроза слонов и отец Мамины, которую «дохлый пес Умбелази» увел у твоего господина Садуко Хитроумного?
На этот раз Садуко как будто очнулся от своей задумчивости и поднялся на ноги, но Кечвайо резким жестом приказал ему молчать, а глупец Умбези, не замечая ничего, затрещал снова:
— О принц, я встретился с Умбелази в бою, и, едва завидев меня, он бросился наутек, да, его сердце обратилось в воду при виде меня, закаленного воина, которого он опозорил и чью дочь он украл.
— Я услышал тебя, — сказал Кечвайо. — Говоришь, сердце Умбелази обратилось в воду при виде тебя, потому что он опозорил тебя — тебя, который до сегодняшнего утра, когда переметнулся к Садуко, был одним из его шакалов? Ладно, говори, что произошло потом?
— Он побежал, о Лев с черной гривой. Он мчался, словно ветер, я же погнался за ним, словно еще более сильный ветер. Забежал он далеко, в заросли, а оттуда — на скалу, что над рекой, и там остановился, дальше бежать было некуда. Вот там мы с ним и схватились. Он кинулся на меня, но я перескочил через его копье — вот так. — Умбези подпрыгнул на месте. — Он снова кинулся на меня, но я пригнулся — вот так. — Умбези резко наклонил свою огромную голову. — А потом он устал, и пришел мой час. Он повернулся и бросился бежать вокруг скалы, а я погнался за ним и на ходу ударил его копьем в спину вот так, раз, еще раз, и он упал, моля о пощаде, и вдруг покатился со скалы и полетел в воду. А когда он катился, я сорвал с его головы перья. Гляди — разве это перья не дохлого пса Умбелази?
Кечвайо взял у него украшение и рассмотрел его, затем показал сидевшим рядом командирам, и те с серьезным видом покивали.
— Верно, — сказал он. — Это боевое украшение Умбелази, любимца короля, мощной и блистательной опоры нашей Великой семьи. Нам хорошо знакомы эти перья, при виде которых у многих от страха подгибались колени. И убил его ты, Гроза слонов, отец Мамины. Ты, который еще нынче утром был одним из подлейших его шакалов. Что ж, какой награды ты попросишь у меня за это великое деяние, Умбези?
— Великой награды, о Грозный владыка… — начал Умбези, но грозный окрик Кечвайо заставил его умолкнуть.
— Да, великой! — проревел Кечвайо. — Слушай меня, шакал и предатель. Твои слова свидетельствуют против тебя самого. Ты, ты осмелился поднять руку на того, в чьих жилах течет королевская кровь, и своим мерзким лживым языком испоганить имя его!
Только сейчас дошла до Умбези собственная глупость, и он было принялся лепетать извинения и уверять, что его рассказ выдумка от начала до конца. Его жирные щеки ввалились, он пал на колени.
Но Кечвайо лишь плюнул в его сторону, как всегда делал, когда пребывал в ярости, и огляделся; взгляд его пал на Садуко.
— Садуко, — велел он, — уведи убийцу принца, который похваляется пролитой королевской кровью, и, когда он будет мертв, сбрось его в реку с той самой скалы, на которой, по его словам, он заколол сына Панды.
Садуко повел вокруг себя диким взглядом и замер в нерешительности.
— Убери его! — прогремел Кечвайо. — И до темноты вернись и доложи.
Затем по знаку Кечвайо на перепуганного Умбези накинулись стражники и поволокли его прочь, Садуко отправился за ними. Больше я не видел несчастного лжеца. Когда Умбези тащили мимо меня, он умолял меня спасти его ради Мамины, но я лишь покачал головой: я вспомнил, как недавно предупреждал его о судьбе предателей.
Может
