Тут-то и подоспела та встреча с Виктором Кумсковым, которая помогла мне выпутаться из заколдованного круга. Давняя его вера в меня укрепила мои силы, подтолкнула меня принять единственно верное в данной ситуации решение.
Фронтовой друг и однополчанин Виктор Кумсков давно успел получить к тому времени высшее образование и преподавал в академии, где мне так хотелось учиться. Он-то и надоумил меня подать документы на заочное отделение.
— Ну как летаете? — исподволь приступил к делу Кумсков. — Вчерне я, конечно, в курсе. Сам знаешь, земля слухом полнится. И по земным этим слухам, получается, что в небе у тебя дела неплохо идут. Или врут слухи?
— А черт его знает! — отозвался я. — В небе-то я вроде бы и впрямь хозяин. Зато на земле чуть ли не на побегушках. Практики — выше головы, а теории — кот наплакал. Да что говорить! Сам понимаешь, чертежи читать нас на фронте не учили. Война, она и есть война.
— Война в сорок пятом кончилась. А сейчас по календарю пятьдесят первый наступил. Не заметил разве? — Кумсков выдержал паузу, но, не дождавшись ответа, как бы ненароком, будто мысль эта только что пришла ему в голову, небрежно спросил: — А на заочный не пробовал? Есть ведь и такой способ обучения.
— Не знаю даже, что и сказать, — ответил я неопределенно. — Пустое, думается, дело…
— Тебе, конечно, виднее, — не стал спорить Кумсков. Но зачем-то добавил: А насчет чертежей ты, конечно, прав. Без них нынче даже воздушных замков не строят. Впрочем, зачем тебе воздушные замки, если ты и без них в небе навсегда прописан. Летай себе да летай!
— Ты-то чего кругами над целью ходишь? — не выдержал наконец я. — Если есть под крылом бомбы — бомби! Сам знаешь, не из пугливых.
— А чего тебя пугать, если ты и так напуган? Знания ему, видите ли, нужны, а взять боится. Я же сказал: иди на заочный.
Про заочный я знал и без Кумскова. Знал, но не мог отделаться от одолевавших сомнений. Причем сразу по двум причинам.
— Заочно учиться — все равно что заочно обедать. Время потеряешь, а сыт не будешь, — выдвинул я первую из них.
— Случалось, тарелку и под самый нос подвинут, а человек в ней лишь для виду вилкой ковыряется, — ввел поправку Кумсков, не отвергая моего сравнения. — Вопрос не в том, где и как накрыт стол, а в том, каков аппетит обедающего.
— А думаешь, у меня на заочном получится? — выдвинул я вторую причину. Школа-то у меня тоже вроде заочной была, Днем в зоне гоняешь, а по ночам над тетрадками носом клюешь. Вдруг не справлюсь? Что скажешь?
— Хлебнешь досыта, можешь не сомневаться! — заверил меня Кумсков. — А ты как хотел? Кстати, у тебя жена где учится?
— В МГУ, на историческом… При чем тут она?
— При том, что когда двое одним делом занимаются, оно, считай, на тридцать процентов уже сделано. Общие интересы — раз, соревновательный момент — два. Вот тебе и тридцать процентов! Можно сказать, ты уже как бы на втором курсе…
— А если без трепа? — попросил я. — Если серьезно? В сутках-то не двадцать пять часов.
— Если серьезно, Жора, я в тебя верю. Очень верю, — твердо сказал Кумсков. — Двадцать пятого часа в сутках, конечно, нет, но тебе и двадцати четырех хватит. И точка на этом!
— Ладно, — сдался наконец я. — Считай, что уговорил. Небось с тем только и пришел, чтоб мне мозги на место поставить? В память, так сказать, фронтовой дружбы и солидарности, а?
— С тем пришел, с тем и ухожу, — без улыбки отозвался Кумсков. — И заметь: ухожу счастливым! Нельзя тебе на одном месте долго топтаться, я это еще тогда, в годы войны, твердо уяснил…
Встреча наша засела у меня в голове крепко. Разговор не пропал даром: Кумсков, конечно, был кругом прав. А раз так, значит, надо дерзать!
Подбив на учебу еще двоих летчиков из нашего института, Гапоненко и Галенкина, я подал документы. А вскоре мы уже тянули жребий на экзаменационном столе. Для всех троих он выпал удачным — все были зачислены в академию, на заочное, как и предполагалось с самого начала, отделение.
Жить сразу стало сложнее, но зато и интереснее. На службе нам скидок не делали. Хочешь учиться — учись. Грамотные летчики стране нужнее. Но работа прежде всего! Мы и не спорили. Наоборот, я бы почувствовал себя обделенным, если бы запас дел для меня убавился: привык чувствовать свою причастность ко всему, что происходило в нашем отделе.
А с учебой случалось по-всякому. Временами работа с головой втягивала в очередной свой водоворот, на долгие месяцы не оставляя ни минуты на лекции и конспекты. Что скрывать, получив вместе с зачетками программу и график учебных заданий, каждый из нас делал тогда какую-нибудь одну из курсовых работ, затем мы встречались, обменивались по поводу проделанного мнениями, а заодно… и самими работами. Порой вместо того чтобы готовиться загодя, усваивать знания регулярными ежедневными занятиями, брали науку штурмом, просиживая считанные ночи перед экзаменами. Конечно, пользовались при удобном случае шпаргалками. А кто ими не пользовался!..
Экзамены тоже сдавались по-разному. К примеру, Иоффе, один из преподавателей, читавший у нас в академии метеорологию, перед тем как раздать билеты, высказывался по поводу все тех же шпаргалок приблизительно так:
— На манжетах прошу не писать! Во-первых, негигиенично. Во-вторых, отрывает массу времени. А со временем, знаю, у вас хронический дефицит. Поэтому предлагаю вполне легально приносить на экзамен любую типографскую продукцию: учебники, синоптические карты, графики… Пользуйтесь на здоровье! Причем учтите, предлагаю вовсе не из какого-то там либерализма, а единственно лишь ради твердо установленного факта: студентов без шпаргалок не бывает, а вот без знаний — встречаются.
Дав, таким образом, предельно ясную свою рабочую установку, Иоффе торжественно удалялся, предоставляя нам полную свободу действий. Однако это отнюдь не означало, что после его возвращения каждый унесет в зачетке отметку об успешно сданном экзамене, а в сердце признательность к терпимости и добросердечию преподавателя метеорологии.
Возвращая кому-нибудь пустую зачетную книжку, инженер-подполковник всякий раз вразумляюще пояснял:
— Если человек перед экзаменами соблаговолит лишь перелистать учебник, он, конечно, за те полчаса, в течение которых я отсутствовал, успеет найти выпавшее ему по билету место, но вчитаться и переварить — вряд ли. Тому же, кто твердо подготовлен, пожалуй, и проще, и выгоднее собраться с мыслями, чем бесцельно рыться в учебниках, разыскивая там информацию, и без того ему уже хорошо известную.
Метод Иоффе, пожалуй, можно назвать экстравагантным. Если, конечно, иметь в виду форму, а не саму суть. На деле же любой хороший педагог экзаменует не столько по билету, сколько по существу предмета. В этом смысле, мне кажется, традиционные экзамены себя изжили: свободное собеседование без заранее «вытянутой» темы было бы куда эффективнее и действеннее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
