Она двинулась к воде, собака за ней. Блэйк соскочил со своего крупного чалого, подошел и уселся рядом на бережку. Ее слезы глубоко тронули его.
— Никто еще не плакал обо мне, Иден, — тихо сказал он, протягивая к ней руку. Подушечкой большого пальца он коснулся сначала одной ее щеки, затем другой.
— И что же ты делал? И как стал таким хладнокровным и жестоким? — спросила она, внезапно ощущая робость.
Он отдернул руку, тоже вдруг оробев.
— Я понимал, что уже не могу вернуться к соплеменникам матери. Ясно было, что они скоро все вымрут. Но несмотря на белого отца, меня не принимало и белое общество. Я решил учиться. Впрочем, это не совсем так. Решила, что я должен учиться, мисс Хаксли. Думаю, что она, обучая меня, тем самым бросала вызов окружающему. — Он улыбнулся этому воспоминанию. — Она была похожа на мисс Фиббз из Прескотта, такая же костлявая и прямая, как ее накрахмаленные блузки.
— Она похожа на суровую надсмотрщицу, — улыбнулась Идеи, поглаживая улегшегося рядом пса.
— Я учился читать, писать и считать. Приобрел вкус к чтению. Читал все, что она мне давала, — от Гомера до Марка Твена… — Он замолчал.
— И что же произошло потом?
Иден чувствовала, что должно было произойти нечто ужасное, чтобы он превратился в наемного охранника.
Волк сглотнул. Он еще никогда не рассказывал о том, что до сих пор болью отзывалось в сердце.
— Отец всегда хотел, чтобы я занимался его бизнесом — управлял его складами и магазинами скобяных изделий. К тому времени он открыл еще два небольших магазина в соседних городках. Я же терпеть не мог возиться со всеми этими инструментами и стройматериалами, мне ненавистны были покупатели, которые обращались со мною, как с прокаженным — собственно, я таким и был. И однажды, когда мне было уже пятнадцать, из месячной выручки пропали двенадцать тысяч долларов.
— Не мог же отец подумать, что ты будешь воровать то, что в один прекрасный день все равно достанется тебе?
— А больше и обвинять-то было некого, особенно когда рядом стояла Эссия и говорила, что вот, мол, она предупреждала, чтобы он не доверял мне ведение счетов. А деньги взяла она. Не потому, что он в чем-то ей отказывал. Просто, чтобы подставить меня. Она по-настоящему взревновала, когда отец перестал пороть меня за детские шалости и, наоборот, признал, что у меня хорошая голова и я могу отлично считать. Он доверил мне ведение бухгалтерских книг за три месяца до того, как начались пропажи денег. Для начала он уволил нескольких клерков и нанял новых, затем же, когда пропадало все больше… В общем, он не хотел слушать, когда я попытался ему объяснить, что это ее проделки.
В тот день, когда он сказал мне, чтобы я уходил и никогда не возвращался, она стояла рядом и злобно улыбалась. Этого мне никогда не забыть. — Голос звучал жестко, лицо было непроницаемым.
— А твой отец? Как же мог человек, который не побоялся привезти домой ребенка-полукровку, вдруг затем так обойтись с ним?
Волк замолк, пытаясь припомнить выражение лица Гидеона Блэйка.
— Он плакал. Этот большой суровый человек не скрывал своих слез… но не смягчился. А я ни о чем не просил и ушел не оглянувшись.
— Как же ты выжил?
— Я ведь не только продавал оружие. Я практиковался в стрельбе — единственная польза от этого бизнеса, — сказал он с невеселой улыбкой. — Бродяжничал и брался за всякую работу, пока не скопил на первый свой револьвер. Так я оказался в Эль-Пасо, где стал охотником за преступниками, за головы которых выплачивали премии. — Он пожал плечами. — Дело следовало за делом, репутация моя росла. Люди могли плеваться и обзывать меня различными именами, но только уже не в лицо, они боялись меня.
Невероятное одиночество, горечью сквозившее в этом рассказе, ужалило Иден в самое сердце.
— Тебе пришлось выживать в одиночку. Я не представляю, что было бы со мной, если бы не отец и Мэгги, Айлин и Риф. И ты не думал о том, чтобы возвратиться?
— Я слышал, что Эссия умерла пару лет назад и что отец ищет меня. Что ж, я думал об этом, однако же он сделал свой выбор, когда она была жива. И сделанного не воротишь. Каков отец, таков и сын. Мне кажется, я такой суровый в него.
— Ну уж не такой суровый. А кто спас это беспомощное животное, этого Руфеса?
При упоминании своего имени пес навострил уши, поднялся и подбежал к воде. Вскоре он был уже увлечен тем, что носился в брызгах ручья и гавкал на белок, дразнящих его с верхушек сосен.
— Я вовсе не такой уж мягкий человек, Иден. Не заблуждайся.
— Ты ошибаешься! — горячо заговорила она. — Ты хороший, благородный и сильный. После всего того, что пережил, ты продолжаешь заботиться о других… даже обо мне.
Лицо ее вспыхнуло, и она отвела взгляд, не смея взглянуть в эти прекрасные темные глаза.
— Ты чудесная леди, Иден. Красивая и добрая. Мечта любого мужчины.
Она резко вскинула голову, и лицо ее застыло, на этот раз от боли.
— Мечта любого мужчины. Скорее, кошмар. Со мной все кончено. Волк. Залапанная подонком на глазах его же приятелей!
Она смолкла и всхлипнула. Волк протянул руки, обнял ее и стал успокаивать тихими словами:
— Ты Иден Маккрори, красивая и добрая, настоящая леди, и не важно, что случилось с тобой. Она отчаянно покачала головой.
— Нет, нет, ты не понимаешь. Я не леди, а шлюха. Я позволила ему… Джуд Ласло сказал, что любит меня, что хочет жениться на мне. Он не похищал меня — я сама с ним сбежала.
Она заставила себя поднять глаза, ожидая увидеть то самое презрительное выражение, с которым глядел на нее каждый в городе.
Волка словно в живот ударили. Итак, она билась в истерике в лагере Ласло из-за собственной вины. Он крепко обнял ее и погладил по щеке.
— Иден, Иден, он воспользовался тобою, обманул тебя. Тебе, с твоей невинностью, откуда было знать о таких мужчинах, как Ласло.
— Или обо мне.
Волком вдруг овладело неодолимое желание нежно положить ее на землю и заняться с нею любовью. Я на самом деле ублюдок.
— Какая уж я теперь невинная. Волк, — прошептала она, видя тепло в его глазах, ощущая нежность его прикосновений. Она не стала ему отвратительна. Он был не такой, как другие.
Волк приблизил губы к ее залитому слезами лицу и коснулся длинных золотых ресниц, из-под которых побежало еще больше слез, он ловил их языком.
— Иден, — хрипло прошептал он, отыскивая ее губы.
Поцелуй зарождался тихий, замедленный, но когда ее губы ответили, слегка раскрываясь, его язык раздвинул их шире и проник в неземное блаженство внутри. Он ощутил, как вцепились в него ее руки, обнимая его за шею, за плечи, притягивая к себе. Он почувствовал, как несмело ответил ее язык. Он забылся.
Застонав, Волк положил ее на мягкую траву, продолжая осыпать страстными поцелуями и ощущая ее пылкие ответные поцелуи. Как давно он мечтал об этом? Несколько месяцев он провел в одинокой постели, дразня себя видением этого серебристого тела, купающегося в том пруду, в Соноре. И вот она рядом.
