с тёплым молоком, на поверхности которого уже начали собираться густые жёлтые сливки.
Той ночью, после возвращения Смит-Барнеттов, усталых, шумных, пропахших лошадьми и хересом, Джон лежал в своей маленькой кровати, уставившись в потолок и думая о волке. Он был такой гордый, такой свирепый и всё же такой мёртвый, когда лежал на полу чердака с выпотрошенными внутренностями и устремлёнными в пустоту глазами. Временами он был зверем, совсем как отец Джона; и возможно, настанет день, когда этот волк снова станет зверем. «О чем можно говорить с этим существом?» — как однажды выразилась бабушка, прикрывая ладонью телефонную трубку, как будто от этого Джон не мог её слышать.
Поднявшийся ветер разгонял облака, но в то же время он с силой клонил к земле ветви платанов и раскачивал их из стороны в сторону, от чего на потолке спальни Джона дрожали в неистовой пляске причудливые остроконечные тени, похожие на богомолов, на паучьи лапы и на волчьи когти.
В самый разгар бури он закрыл глаза и попытался уснуть. Однако паучьи лапы со все большим остервенением плясали по потолку, богомолы все чаще вздрагивали и кланялись, а часы в холле Смит-Барнеттов каждые полчаса названивали мелодию вестминстерских колоколов, как бы всю ночь напоминая самим себе, что у них всё в порядке — как со временем, так и со вкусом.
А потом, в два с четвертью ночи, он услышал скребущий звук, шедший с чердачной лестницы. Он был в этом уверен. Волк! С чердачной лестницы, выгнув дугой спину и ощетинив хвост, спускался волк. Его янтарные глаза светились в темноте, как огонь, дыхание было частым и тяжёлым: хах-хах-ХАХ-хах! хах-хах-ХАХ-хах! Это было дыхание матёрого, жаждущего крови зверя.
Джон слышал, как волк пробежал по коридору, миновал спальню Смит-Барнеттов — голодный, голодный, голодный. Слышал, как тот рычал и сопел в дверные скважины. Слышал, как зверь помедлил на втором этаже, потом ринулся вниз по лестнице на поиски Джона.
Теперь он бежал во всю прыть. Хвост колотил о стены коридора, жёлтые глаза были широко раскрыты, острые уши напряглись. Он шёл к нему, чтобы взять реванш. Джону не следовало устраивать эту схватку, не следовало с ним бороться, и хотя кинжал был воображаемым, Джон всё же намеревался вырезать из волчьей груди сердце, он все же хотел это сделать, хотя и не сделал.
Мальчик слышал глухой перестук волчьих шагов, по мере приближения к спальне они становились все громче и громче. И тут дверь распахнулась. Джона как пружиной подбросило на кровати, и он закричал. Он кричал и кричал, зажмурив глаза, стиснув кулаки. Им совершенно овладел ужас, и он обмочил пижаму.
В комнату вошла миссис Смит-Барнетт. Она обняла его. Затем включила лампу у его кровати, прижала к себе Джона и принялась успокаивать, тихонько шикая ему в ухо. Минуты две-три он мирился с её объятиями, но потом вынужден был вырваться. Ощутив холод мокрых пижамных штанов, он был настолько смущён, что счёл бы за счастье в тот же миг умереть. Однако ему ничего не оставалось, как стоять в халате, дрожа от стыда и холода, пока она меняла ему постель и ходила за чистой пижамой. В конце концов она уложила его, укрыла и подоткнула по бокам одеяло. Высокая носатая женщина в длинной ночной рубашке, с шарфом на голове, прикрывавшим бигуди. Святая, в некотором роде — Bernini,[43] да и только; мраморное совершенство, всегда способное справиться с любой проблемой. До чего же ему недоставало мамы, которая не умела ни с чем справиться, или умела, но не очень хорошо.
— Тебе приснился кошмар, — сказала миссис Смит-Барнетт, поглаживая его лоб.
— Всё в порядке. Я уже в порядке, — почти сердито ответил Джон.
— Как твои уши? — спросила она.
— Спасибо, лучше. Я видел аиста.
— Здорово. Вообще-то аистов здесь довольно много; но здешние жители считают, что они приносят несчастье. Говорят, если аист сел на твою крышу, то кого-то в доме ждёт что-то нехорошее, то, чего он всегда боялся. Думаю, потому люди и говорят, что аисты приносят младенцев! Но я не верю в эти предрассудки, а ты?
Джон помотал головой. Он не мог понять, куда делся волк. Волк сбежал по лестнице, пробежал по коридору, потом вниз на первый этаж, опять по коридору и…
И вот здесь миссис Смит-Барнетт, которая гладит его лоб.
На следующий день он сел в автобус, направлявшийся в Билефельд, — на этот раз один. Всю дорогу он молча страдал от запаха капустного пота и курева, зажатый между огромной женщиной в чёрном и тощим юношей с длинными волосинками, растущими из родинки на подбородке.
Зайдя в кулинарный магазин, он купил яблочный штрудель, украшенный взбитыми сливками, и съел его, пока шёл по улице. Когда он увидел в витрине магазина своё отражение, то глазам своим не поверил — выглядел он совсем маленьким мальчиком. Он зашёл в магазин и просмотрел несколько иллюстрированных книг по искусству. В некоторых были изображены обнажённые люди. Он наткнулся на гравюру Ханса Беллмера[44] с беременной женщиной, в чрево которой вторглись одновременно двое мужчин; два напористых пениса оттеснили её младенца к одному боку матки. Голова женщины была запрокинута назад, во рту у неё был пенис третьего мужчины, безликого, анонимного.
Он уже собирался выйти из магазина, когда увидел на стене гравюру с волком. Однако, приглядевшись, он понял, что это вовсе не волк, а человек с волчьим лицом. Надпись, выполненная чёрными готическими буквами, гласила: Wolf-mensch.[45] Джон встал на цыпочки и внимательнее вгляделся в картину. Человек-волк был изображён на фоне старинного немецкого городка с обилием островерхих крыш. На одной из верхушек примостился аист.
Джон все ещё пристально смотрел на картину, когда к нему подошёл хозяин магазина — маленький, лысеющий, с впалыми щеками и желтоватой кожей, одетый в поношенный серый костюм; дыхание его было тяжёлым от курева.
— Ты англичанин?
Джон кивнул.
— Тебя интересуют люди-волки?
— Не знаю. Не особенно.
— Ну-ну, а ведь на этой картине, которая тебя так заинтересовала, изображена наша местная знаменитость — человек-волк из Билефельда. Настоящее его имя — Шмидт, Гюнтер Шмидт. Он жил — здесь указаны даты — с тысяча восемьсот восемьдесят седьмого по тысяча девятьсот двадцать третий год. Он был сыном школьного учителя.
— Он убил кого-нибудь? — спросил Джон.
— Да, так говорят, — кивнув, ответил владелец магазина. — Говорят, он убил немало молодых женщин, когда те ходили погулять в лес.
Джон ничего не ответил, лишь с благоговейным ужасом уставился на человека-волка. У него
