он тоже не создал».
Очень интересно письмо Понтекорво академику-секретарю Отделения ядерной физики АН СССР М. А. Маркову по такому, казалось бы, рутинному поводу как вопрос о деятельности Комитета по делам изобретений и открытий [149]. В СССР было такое учреждение, которое регистрировало, в частности, научные открытия. Человек получал красивую бумагу, номер открытия и денежную премию. Никаких юридических прав это действо не имело, и смысл этого акта сейчас трудно понять. Нигде в мире факт совершения научного открытия не регистрируется каким-либо комитетом. Это прерогатива самого научного сообщества – решать, кем и что было открыто. Другое дело патенты и изобретения, где есть четкое юридическое законодательство. Так вот, интересно, как Бруно относился к этому советскому обычаю:
«Вопрос о том, следует ли отмечать первоклассные научные работы дипломами открытий (и денежными премиями) – это спорный вопрос. На этот вопрос 15 лет тому назад я, например, ответил бы отрицательно. Однако это обсуждение – пройденный этап. Комитет по делам изобретений и открытий – уже существующее учреждение, которое, в частности, живет тем, что распределяет дипломы открытий, награждая при этом авторов. Этот способ, может быть, неудачен по форме, но он теперь фактически дополняет существующие формы награждения ученых, такие как Ленинские и Государственные премии, премии АН СССР и т. д. Тот факт, что нам не нравится эта форма, ничего не изменит. Если мы “саботируем” данный Комитет, это означает просто, что все будет сделано помимо нас. Дипломы “открытий” будут выдаваться, но вне рамок АН СССР. В настоящее время не следует нам обсуждать вопрос, что является открытием и что не является открытием. Суммируя – если существует учреждение, которое желает оказывать почести и выдавать деньги ученым, не следует самим ученым отказываться» [149].
Далее Бруно предлагает, как надо регулировать этот процесс в рамках деятельности Академии. Примечательна трезвость и прагматичность подхода. Никаких иллюзий по поводу очередной акции, никаких экивоков по поводу «успехов советской науки» – отражена только суть вопроса.
Надо сказать, что вообще деловая переписка Бруно поражает почти полным отсутствием официальной коммунистической фразеологии того времени. Нет каких-то стандартных оборотов, устойчивых словосочетаний. Удивляет именно простота и обыденность его языка в официальных письмах и выступлениях.
С. С. Герштейн вспоминает [44], как он присутствовал вместе с Бруно на заседании Ученого совета ОИЯИ, где шли доклады в совершенно бравурном стиле «впервые в мире, успех за успехом». Герштейн пожаловался Бруно: «Ну как так можно выступать!». На что Бруно ответил: «Не обращайте внимания, сейчас все так докладываются. Даже Франк. Просто у него голос тихий». Чтобы понять иронию Бруно – Илья Михайлович Франк, Нобелевский лауреат и директор Лаборатории нейтронной физики ОИЯИ был интеллигентнейшим человеком.
48. Что дает изучение нейтрино колхознику из Рязани?
По моему мнению, человек не имеет права не изучать структуру вещества
Б.Понтекорво, Лекция «Наука и человечество» в ДК им. И. В. Курчатова.
По легенде именно такой вопрос задал Бруно один партийный начальник после экскурсии по ОИЯИ. Существует также много версий ответа Понтекорво. В шуточной версии он сказал: «Некоторым изучение нейтрино позволяет очень хорошо жить. Например, мне». В серьезных ответах Бруно всегда подчеркивал две вещи:
• фундаментальные исследования – это не прихоть редких чудаков, а обязанность человечества,
• фундаментальные исследования неизбежно дают практические применения.
Мысль о том, что человечество обязано проводить фундаментальные исследования, что это не забава для кучки гиков, а долг человека – не совсем тривиальна. Вполне законен вопрос – зачем изучать свойства нейтрино, искать сверхтяжелые элементы или бозон Хиггса? Ведь все это требует многолетних усилий большого количества людей, значительных материальных затрат.
Бруно отвечал на этот вопрос словами Одиссея из «Божественной комедии» Данте. Там есть эпизод, когда корабль Одиссея выходит в открытый океан и перед ним открываются пугающие своей неизвестностью просторы. И Одиссей убеждает своих спутников, которые боятся неизвестности, двигаться вперед:
Considerate la vostra semenza
Fatti non foste a viver come bruti
Ma per seguir virtute e conoscenza
Как я узнал у своих итальянских друзей – эти слова знает каждый образованный итальянец, они для них – как для нас строки Пушкина. Недаром эта сцена изображена на логотипе SISSA – Международной школы передовых исследований в Триесте (https://t.me/bruno_pontecorvo_photo/52).
Бруно приводит эти слова в переводе В. Лозинского (https://t.me/bruno_pontecorvo_photo/37). Но мне кажется более точным перевод Д. Мина:
Припомните, как знаменит наш род!
По-скотски ль жить мы рождены?
Нет, знания и доблести – вот цель земных забот!
То есть человек хочет не только есть и пить. Как животное. Человек хочет познавать окружающее. Люди всегда смотрели на звезды и задумывались над их сущностью. Это базовое состояние человечества. «Знания и доблести – вот цель земных забот!» Поэтому общество обязано заниматься познанием окружающего. Это его долг!
Слова Данте так привлекали Бруно, поскольку образ Одиссея перед океаном неизвестности очень хорошо подходит для описания процесса фундаментальных исследований. Как и Одиссей, ученый, занимающийся фундаментальными исследованиями, принципиально не знает, что его ждет впереди. Подобно Колумбу, у него есть некоторые гипотезы, но куда он приплывет, что же покажет эксперимент – этого он не знает.
Однако, история показывает, что несмотря на принципиальную непрогнозируемость результатов фундаментальных исследований, они обязательно приносят пользу человечеству. Тому есть масса примеров. Мне очень нравится пример, связанный с теорией относительности. В начале прошлого века это была игра чистого разума, никто не мог подумать, что колхознику из Рязани понадобится специальная теория относительности. Но сейчас, оказывается, релятивистские поправки обязательно учитываются при расчете движения спутников GPS. В противном случае навигатор рязанского фермера может совершить ошибку в положении грибного места или уловистой лунки величиной в 30 метров!
Другой классический пример пользы фундаментальных исследований, который всегда приводил Бруно, – это открытие замедления нейтронов. Никто из группы Ферми не ожидал, что настольные опыты с радиоактивными источниками и парафиновыми клиньями позволят создать новую индустрию – атомную промышленность. Кто мог ожидать, что манипуляции пары физиков в бассейне на виа Панисперна помогут создать атомную бомбу? Но не только бомбу. Замедление нейтронов – ключевое явление для приборов, с помощью которых ищут нефть. Нейтронный каротаж тоже вышел из бассейна на виа Панисперна.
А искусственная радиоактивность, обнаруженная супругами Кюри? В 30-е годы кто мог предположить, что этот эффект будет использоваться для лечения рака? Даже космические мюоны, которые Бруно исследовал в Харуэлле, и то пригодились для просвечивания египетских пирамид на предмет обнаружения в них скрытых пространств. Таких примеров применений фундаментальных исследований в практике – сотни и тысячи.
Наш президент недавно задал вопрос: «Можно ли вооружить нейтрино?». Вооружить – вряд ли, а вот использовать для контроля за гонкой вооружений
