направила товарища Бартини в Москву, чтобы помочь нам строить самолеты. Авиаконструктор Бартини построил ряд оригинальных моделей, первый самолет целиком из нержавеющей стали с рекордной для того времени скоростью. Перед войной самолет Бартини «Сталь-7» побил мировой рекорд по дальности полета. Сам конструктор в это время уже сидел. В «шарашке» он руководил целым отделом зэков. Другой отдел возглавлял А. Н. Туполев, третий – Ю. Б. Румер. Именно в отделе Бартини работал чертежником (и отбывал срок) С.Н.Королев. Он навсегда сохранил самые теплые воспоминания о Бартини, называл его своим учителем.
История со статьей Бартини в «ДАН» – проста и запутана одновременно. Первоначально он отправил ее в «Журнал экспериментальной и теоретической физики» – один из самых солидных физических журналов в СССР. Однако там статью не приняли. Тогда М. В. Келдыш обратился к Н. Н. Боголюбову с просьбой опубликовать эту работу в журнале «Ядерная физика» («ЯФ»). Боголюбов призвал на помощь С. С. Герштейна, поскольку видно было, что печатать труд в оригинальном варианте было нельзя. С. С. Герштейн долго обсуждал и правил с автором текст. Дело в том, что в статье были две основные темы. Во-первых, автор утверждал, что «тотальный и, следовательно, уникальный экземпляр A» – наша Вселенная – является 6-мерным образованием из трех пространственных и трех времениподобных «протяженностей». Во-вторых, для 6-мерного пространства автор вычислил три характерные геометрические константы δ, Е и В и постулировал, что все физические константы K должны выражаться через эти фундаментальные параметры
К = δ Em Bn (57)
где m и n – некоторые целые числа. После чего подбором этих целых чисел автор получил значения фундаментальных констант – гравитационной постоянной, электрического радиуса электрона, массы электрона, массы нуклона и т. д., в полном соответствии с экспериментальными числами.
Предположения о 6-мерной Вселенной тогда, в начале 60-х годов, казались совершенно дикими. Однако сегодня мы всерьез обсуждаем многомерную Вселенную и даже пытаемся экспериментально увидеть проявления дополнительных измерений. Эту часть и пытался отстоять Герштейн. Вторая же линия – подгонка значений физических констант через некоторый набор производных параметров, будь то характеристики 6-мерного пространства или степени числа π – это типичная тема для определенного типа любителей науки, которые обожают играть с числами.
Но все попытки Герштейна убрать этот слой из работы натолкнулись на стойкое сопротивление Бартини. Герштейн даже просил редакцию «ЯФ» отправить статью на отзыв именно ему. Но все эти протекционистские меры успеха не имели – редакция «ЯФ» в конце концов статью тоже отвергла. Тогда родилась идея послать эту статью в «ДАН». Как вспоминает С. С. Герштейн [137], Н. Н. Боголюбов сказал: «Видите ли, если эту статью представлю я – теоретик, может выйти скандал. Лучше, если это сделает экспериментатор, который сможет потом сослаться, что он не cпециалист. Вот, например, Бруно Максимович как раз недавно избран академиком. Он теперь имеет право сам представить статью в “ДАН”». Герштейн пошел к Бруно. «Не хотелось бы, конечно, мне в качестве первой статьи представлять эту, – сказал Бруно, – но что поделаешь, Бартини надо спасти».
И Бруно послал статью в несколько исправленном виде. Когда она была опубликована в «ДАН», Бруно удивился, что Бартини подписался своим полным именем, сохранив приставку «ди». Бруно очень переживал за судьбу Бартини: «Он попал в Союз совсем молодым человеком. В Италии, даже в компартии, о нем никто не знает, может быть, его помнят только несколько старых людей…».
Последствия опубликования статьи были самыми непредсказуемыми. Во-первых, пошла гулять легенда о пари Бруно, что это просто пародия на научную работу. Во-вторых, как вспоминает С. С. Герштейн, пошли письма от «сумасшедших», которые утверждали, что Бартини украл их идеи. В-третьих, академики и профессора, возмущенные осквернением страниц «Докладов Академии наук СССР», нажаловались, естественно, в ЦК КПСС. Правда, они тоже не могли представить, что Бартини – реальная персона. Поэтому Бруно довольно легко отверг обвинения в научном хулиганстве, посоветовав чиновнику из ЦК обратиться в оборонный отдел.
Самое удивительное – статья Бартини стала популярной. В архиве Бруно хранятся записки, которые он получал на различных публичных лекциях. Среди них много записок такого рода: «Как Вы относитесь к утверждению: “Рассмотрим некоторый тотальный и, следовательно, уникальный экземпляр A”?» или «Как вы относитесь к статье Роберто Ороса ди Бартини?»
История с Бартини – это пример того, как Бруно, по сути дела, рискнул своей научной репутацией, чтобы помочь достойному человеку. Поддержать таких людей – даже ценой потери своей научной респектабельности – это вполне соответствовало представлениям Бруно о нравственности. В его архиве сохранился препринт статьи Бартини с надписью автора: «Дорогому товарищу Бруно, с выражением благодарности за акт большой солидарности и доверия». И мы теперь понимаем, в чем состоял этот акт солидарности и доверия.
45. Жизнь в ОИЯИ
Бруно занимал, как сейчас говорят, активную жизненную позицию. Сохранилось много его выступлений по самым разным проблемам организационной жизни ОИЯИ, партийной организации, Академии наук, городской жизни Дубны. Например, выступление на партийной конференции Института 25 декабря 1965 г. [138], посвященное теме старения Института. Бруно с ужасом говорил: «Сегодня средний возраст научных сотрудников в ЛЯП – 38 лет, в ЛТФ[43] – 35 лет. Это очень тревожно. Через 10 лет средний возраст научных сотрудников Института будет около 45 лет! Это совершенно недопустимо для научного учреждения!»
Он предложил ряд мер: больше привлекать в ОИЯИ аспирантов, построить общежитие для молодых ученых, открыть в Дубне высшее учебное заведение и закончил свое выступление четким призывом:
«Если такие “минимальные” меры не будут приняты, я боюсь, что через 10 лет наш Институт будет, по существу, Институтом пенсионеров и на партконференции через 10–15 лет будет обсуждаться, конечно, не строительство общежития, а будет дана санкция на строительство очередного кладбища!»
Твердая позиция Бруно во многом помогла тому, что в ОИЯИ стали заботиться о молодых ученых. Построили общежитие, открыли учебно-научный центр. Очень помогли с организацией университета в Дубне. Образовательная составляющая стала одним из важных направлений в деятельности ОИЯИ.
С. С. Герштейн вспоминает [44] об активной позиции Бруно во время «китайского» кризиса 1961 г. Тогда размолвка Хрущева и Мао Цзэдуна привела к тому, что китайские физики покинули ОИЯИ. Возникла проблема с бюджетом, поскольку взнос КНР был тогда вторым по величине после СССР. Высшее руководство рекомендовало ОИЯИ урезать бюджет на 20 %. В администрации ОИЯИ не решались возражать против «мнения». Но Бруно был резко против. В конце концов он убедил директора ОИЯИ Н. Н. Боголюбова не соглашаться с официальной линией.
С самого начала появления в Дубне Бруно возглавлял небольшую группу научных сотрудников – сектор № 62. Секретные тетради Бруно, расшифрованные Р. Кастальди [98], показывают большую организаторскую деятельность, которую Бруно проводил с сотрудниками сектора. Для каждого сотрудника он составлял детальную программу работ, регулярно проводил семинары, заботился о поддержании правильных отношений между специалистами в разных областях.
Сейчас забавно читать речь Бруно в 1952 г. о том, что электронщики – это тоже физики. Оказывается, разделение труда было уже в те времена и создавало
