— Значит, вы давали ему повод для ревности? — поинтересовался Блэйк.
Виолетта чувствовала подвох, но не вполне понимала скрытый смысл вопроса.
— Я вас не понимаю, — созналась она. — И вообще… зачем вы приехали сегодня в магазин? Почему вы продолжаете помогать мне?
Блэйк отвернулся. Задумался.
— Не знаю, — наконец сказал он. — Я сам себя не понимаю.
Как выяснилось, Блэйк привез ее в Хардинг-Хаус, а вовсе не к себе домой. Хардинг-Хаус был тем местом, где Виолетте хотелось быть менее всего.
Талли провел девушку на третий этаж. Открыв дверь, она замерла на пороге комнаты для гостей. В просторной бело-малиновой комнате царила четырехместная кровать, задрапированная бело-малиновым атласом. Пол был покрыт алым ковром. Напротив мраморного камина, выполненного в бело-золотых тонах, стояли кресла и диван с малиново-белой обивкой.
— Если вам что-то понадобится, — важно сказал Талли, — позвоните в колокольчик, и горничная тотчас придет. Хардинги обедают в семь.
Виолетта молча кивнула. Она довольно быстро сообразила, что ей не следует присоединяться к Хардингам во время еды — она должна вызывать у них ненависть.
— Леди Гудвин, могу ли я что-нибудь для вас сделать? — услужливо спросил Талли. — Не хотите ли прохладительных напитков? Скажите, вы уже успели пообедать?
— Нет, спасибо, — отказалась Виолетта. — Я вовсе не голодна.
— Тогда желаю вам приятно отдохнуть. — Талли улыбнулся и вышел.
За дворецким закрылась дверь, и леди Гудвин углубилась в изучение роскошной кровати. Покрывала были оторочены кружевами. Приподняв покрывало, девушка обнаружила внизу атласное одеяло цвета слоновой кости.
Потом Виолетта обошла всю комнату, изумляясь богатству и изысканности ее убранства. Если это комната для гостей, то какова же тогда спальня хозяев дома?
Осмотрев свою комнату, Виолетта уселась на кровати и принялась вспоминать прошедший день. Ее угнетали мысли о предстоящем суде и о том, что Джон остался парализованным на всю жизнь. Поведение Блэйка ставило ее в тупик, она никак не могла понять, почему после горя, причиненного его семье, он все-таки помогает ей.
Жизнь, которая всего неделю назад казалась ей сказкой, превратилась в адскую повесть. Ей хотелось убежать из Лондона, скрыться, исчезнуть, уйти подальше от полицейских, от Хардингов, от непонятного Блэйка. Она могла бы нанять лодку и добраться до Франции. Сумма, полученная от Блэйка, оставалась почти нетронутой.
Нет, конечно, сбежать она не могла, это было бы бесчестно по отношению к Блэйку. Он поручился за нее, и она не могла его подвести. Кроме того, скоро состоится вскрытие тела, и Виолетта молила Бога, чтобы было установлено, что сэр Томас умер во сне. По крайней мере это сняло бы с нее подозрение в убийстве.
В дверь постучали. Виолетта вся сжалась.
— Войдите.
В дверь протиснулась Катарина. Улыбнувшись, она устроилась на диванчике возле Виолетты.
— Вы уже пришли в себя после того, что случилось? Блэйк мне все рассказал.
— Не совсем. — Девушка пристально вглядывалась в лицо подруги, пытаясь понять, что та думает о случившемся. — Вы не сердитесь на меня? Вы так добры ко мне? Вы не начали меня ненавидеть? — Виолетта опустила глаза. — Я знаю, что виновата в несчастье, которое постигло Джона. Я знаю, что он никогда не захочет меня видеть. Блэйк тоже. Я не осуждаю их. Честно говоря, я не понимаю, как вы можете испытывать ко мне дружеские чувства.
— Я не виню вас, Виолетта, просто я волнуюсь за Джона. — Катарина разрыдалась.
Не выдержав, Виолетта заключила подругу в объятия.
— Возможно, он поправится. Чудеса случаются.
— Я молюсь за то, чтобы слова ваши оказались пророческими. — Вытерев глаза и высморкавшись, Катарина снова взглянула на Виолетту. — Блэйк рассказал мне об утреннем допросе. Я беспокоюсь о вашем будущем. Он — тоже. Поймите, Виолетта, я не виню вас ни в чем. В несчастье Джона я виню себя. — Прикрыв глаза, она прошептала: — Боже, прости меня.
— Катарина, вы не должны обвинять себя ни в чем! — обняв подругу, прошептала Виолетта.
— К сожалению, этим Джону не поможешь. — В голосе Катарины была обреченность.
— Катарина? Тогда… как вы считаете?.. не могу ли я повидать Джона? Я должна его увидеть. Для меня встреча с ним будет едва ли не самым трудным делом в жизни, но виновата я именно перед Джоном. Я буду на коленях умолять его простить меня.
— Джон в отчаянии. Сейчас он отказывается видеться с кем-либо, даже со мной, хотя я его лучший друг. После последнего визита доктора Брамана он полностью отказался от встреч с родными. Он не малодушный человек. Он самый великодушный из всех, кого я знаю. И я прекрасно знаю, что сам Джон не винит вас ни в чем. — Она помолчала. — Если теперь он не ждет вас или меня с распростертыми объятиями, это не значит, что в будущем он не будет рад нас видеть. Даже если он не сможет двигаться, он наладит отношения с близкими, я в этом не сомневаюсь.
«Хорошо бы», — подумала Виолетта.
Блэйк никак не мог избавиться от воспоминаний об утреннем допросе. Он содрогался при мысли о предстоящем судебном разбирательстве. Даже несмотря на то, что девушка полностью невиновна, ее будет нетрудно обвинить в убийстве, поведав во всеуслышание о ее прошлом и о том, что накануне смерти мужа она купила в аптеке крысиный яд.
Блэйк уже написал письмо одному из лучших адвокатов Лондона, Джорджу Доджу. Молодой человек был уверен в том, что, будучи связанным с самыми лучшими юристами города, Джордж сможет сделать для Виолетты больше чем кто-либо.
Прежде чем отправиться к себе домой, Блэйк решил подняться наверх и навестить брата. Это было трудным делом, и Блэйк мысленно готовился к встрече. Ради выздоровления Джона он был готов на все. Он с радостью бы продал душу дьяволу, если бы это помогло Джону подняться на ноги. Он готов был даже поменяться с Джоном судьбами.
Когда Блэйк вошел в спальню Джона, тот сидел, прислонясь спиной к высоким, только что взбитым подушкам. На голове брата была белоснежная повязка. Джон в отчаянии смотрел в окно. Увидев брата, он не улыбнулся, как обычно.
— Привет, — заставил себя весело поздороваться Блэйк, — рад видеть тебя в добром здравии.
— К несчастью, я не могу спать весь день напролет, — пожаловался Джон.
— Тебе скучно, — заметил Блэйк. — Я бы тоже скучал на твоем месте. Позволь, я перенесу тебя вниз, там тебе будет веселее.
— Нет, — твердо отказался Джон. — Я вовсе не желаю, чтобы меня переносили с места на место, как младенца.
— Тебе следует приспособиться к этому, ведь до тех пор, пока ты сам не начнешь ходить, тебе понадобится посторонняя помощь.
— Пожалуйста, не говори мне об этом. Ты прекрасно знаешь, что я никогда не буду ходить сам.
