Запах крови и алкоголь — плохое сочетание, да еще когда твоему коллеге досталось от какой‑то «шлюхи». И приятели всерьез принялись избивать бедную девушку. Нужно заметить, что, несмотря на явное численное превосходство, «победа» ментам досталась нелегко: каждому из «великолепной пятерки» пришлось обращаться к врачу. У кого‑то были сломаны ребра, у кого‑то разбита голова, а кто- то долгое время не мог даже вспоминать о сексе, передвигаясь враскарячку, старательно оберегая свои опухшие яички.
Досталось и Алевтине: избитая, вся в кровоподтеках, со сломанной рукой и синюшным лицом, она оказалась брошенной на каком‑то московском пустыре. «Доблестные» менты, устав от избиения несчастной, пришли в себя, когда она перестала оказывать сопротивление и затихла. Вообразив, что женщина испустила дух, они испугались ответственности и решили поскорее от нее избавиться. Погрузили бесчувственное тело в «уазик» и отвезли подальше от КПЗ, благо, на следующий день ее все равно пришлось бы выпускать.
Трудно сказать, чем бы закончилось для Алевтины это испытание, но, к счастью, ее заметила Глафира, направлявшаяся на ночное дежурство. Пожалев несчастную избитую девушку, она вызвала «скорую помощь» и, пока та не приехала, как могла, поддерживала Алевтину.
На Руси издревле жалели убогих, пьяниц и побитых. Вот и Глафира прониклась сочувствием к найденной бедняге. Узнав, что у нее нет регистрации, она сообщила на работу, что задержится, и повезла изнасилованную девушку в больницу, где когда‑то сама работала и сохранила добрые отношения с прежними сослуживцами.
Одежда несчастной Алевтины, как говорится, восстановлению не подлежала, и Глафира наутро, побывав в нескольких магазинах, с трудом нашла более–менее приличное платье ее размеров…
После знакомства при известных драматических обстоятельствах с Молокановым жизнь Глафиры круто изменилась. Постепенно Аристарх Петрович, не вводя, естественно, женщину в курс дела, начал поручать ей разные мелкие задания. То попросит сообщить сведения из медицинской карты одного пациента, обследовавшегося в их больнице, то другого. А вскоре попросил ее саму докладывать ему, если появится высокопоставленный чиновник или крупный бизнесмен. Кроме того, намекнул, что нуждается в людях, у которых не все в порядке с законом.
Глафира сразу смекнула, о чем идет речь, и, не раздумывая, приступила к выполнению задания, резонно полагая, что не ей же одной быть «на крючке». Но такое ощущение продлилось у нее недолго: начав получать существенные гонорары от Молоканова, Глафира быстро забыла про какой‑то там «крючок» и стала работать на «благодетеля», как говорится, не за страх, а за совесть.
Когда на Алевтине зажили «боевые» раны и к ней вернулась былая красота, Глафира рискнула упомянуть о ней Молоканову, а почувствовав его интерес, подробно рассказала не только о том, что с ней случилось, но и обо всем, что услышала от
бедняги. На следующий день, повидавшись с пострадавшей, Молоканов, внимательно осмотрев мощную красавицу, спросил:
Как ты относишься к людям, которые нуждаются в постоянном уходе?
К старикам, что ли? — уточнила та.
Нет, к молодым, но искалеченным…
Инвалидам, что ли?
Да…
Нормально отношусь, жалею… — искренне ответила Алевтина и добавила: — У меня же брат младшенький болел полиомиелитом и совсем не мог ходить, так я за ним много лет ухаживала… до самого конца…
Поправился?
Нет, умер бедный, царствие ему небесное. — Она перекрестилась.
А если бы тебе предложили заботиться о мужчине, у которого нет ног?
Обеих ног? Вот бедняга… — Девушка покачала головой и тут же сказала, словно ей уже предложили работу: — Но мне жить негде и одеться не во что: только это одно платье и есть… Спасибо Глашеньке…
Жить будешь в комнате, соседней со спальней твоего подопечного, с одеждой проблем не будет, а с оплатой… — Молоканов сделал паузу и со значением посмотрел на девушку, — Если он будет доволен, и ты в обиде не останешься!
Значит, и спать нужно с ним… — как бы про себя проговорила Алевтина; в ее тоне не было ни огорчения, ни обреченности — сказала, словно уточняя эту несущественную подробность.
Спать с ним не входит в твои непременные обязанности: захочешь побаловать мужика — хорошо, а нет, так нет… Главное, чтобы он ни в чем не нуждался и получал полный уход.
Если так, то я согласная, — серьезно ответила Алевтина.
Вот что, Глаша, сделай девушке полное обследование, и как только оно будет готово и у Алевтины, дай Бог, не обнаружится никаких неприятных заболеваний, повезу ее знакомиться…
Так я уже здоровая, — убежденно заявила Алевтина, — и ребра зажили.
Я говорю о других болезнях, — возразил Молоканов и откровенно добавил: — Все‑таки пять пьяных мужиков — многовато…
Они тоже боялись, и каждый надевал резинку… — Она грустно усмехнулась своим мыслям.
Алевтина права: первым делом я проверила ее на предмет последствий изнасилования. Все чисто! Других заболеваний нет, так что хоть сейчас могу выписать ей справку, — подтвердила медсестра.
Я тебе на слово верю, Глаша, а потому, если нет возражений, забираю ее. Тебе позвоню потом: есть разговор.
Что‑то не так? — насторожилась Глафира.
Не волнуйся, подруга, решил, что пора тебе более серьезным делом заняться. — Он улыбнулся…
Немного изучив своего «благодетеля», медсестра сразу успокоилась и до его звонка пыталась расшифровать, что он имел в виду. А когда Молоканов сообщил, что сосватал ее на работу в клинику к китайскому профессору, даже и не попыталась скрыть своей радости.
Господи, Аристарх Петрович, я и мечтать о таком не могла! — воскликнула она. — Спасибо вам за вашу заботу!
Ладно–ладно… — улыбнулся Молоканов, — придешь к профессору, его зовут Чжао Бин, скажешь, от меня: станешь его ассистенткой, а позднее будешь студентами–практикантами руководить.
Входи в курс, осваивай новую профессию, присматривайся, а через месяц–другой поговорим…
Молоканов отвез притихшую от резкой перемены судьбы Алевтину в свой таинственный загородный дом. По дороге они прикупили новой сотруднице разнообразную одежду, как говорится, на все случаи жизни. Аристарх Петрович не скупился и выбирал для нее не то, что подешевле, а что более всего подходило к ее внешности и фигуре.
Это настолько растрогало провинциалку, что на ее глаза навернулись непрошеные слезы: еще никто в жизни не проявлял о ней такой заботы.
Да и сам Молоканов, столкнувшись с непосредственной чистотой проявления чувств, ощутил в себе нечто странное, не свойственное ему. Поначалу он хотел сразу преподнести ее в качестве сюрприза своему партнеру, но, увидев на глазах девушки слезы, отечески обнял и прижал к своей груди.
Это, казалось бы, простое проявление сочувствия сыграло странную шутку с ними обоими. Девушка вдруг разрыдалась, а он принялся успокаивать ее, целуя мокрые щеки и приговаривая при этом:
Успокойся, Алечка, успокойся… Все будет хорошо…
Какой же вы добрый, хозяин! — всхлипывая, шептала она, глядя на него счастливыми глазами. — Мне кажется, что все мне снится…
Нет, милая, ты не спишь… не спишь, — возражал Молоканов.
Его голос начал дрожать от возбуждения. Оно было столь сильным, что Молоканову захотелось наброситься на девушку прямо в машине. Такой зверь в нем не просыпался даже во время общения с самыми опытными проститутками.
Гладя ему живот, Алевтина, словно случайно, прикоснулась к его «приятелю». Вздрогнула. Подняла огромные глаза на сидящего рядом мужчину. В них он не увидел ни страха, ни даже какого‑то беспокойства, ни вопроса или любопытства. Казалось, девушка пытается понять: что она должна делать? Ей очень не хотелось ошибиться и покинуть сказку, в которую попала. Ради этого человека, подарившего ей такие нежданные радости, она была готова на любые жертвы!
Не хотелось все испортить и Молоканову, а потому он прошептал ей на ушко:
Я ни на чем не настаиваю…
Знаю, хозяин, — тихо ответила она и добавила: — Вы первый, кто не должен меня ни о чем просить, достаточно посмотреть мне в глаза, и я все пойму.
А не будешь потом жалеть?
Я буду жалеть и опасаться только одного: если не сумею оправдать вашего доверия, — искренне ответила она.
Будь предана мне и выполняй все, что я приказываю, и в твоей жизни никогда больше не будет проблем!
И все? — чуть разочарованно спросила она, словно услышанное было настолько само собой разумеющимся, что об этом можно было и не говорить
Считаешь, этого мало?
Господи, да я за вас… — с жаром начала Алевтина, но он приложил палец к ее губам:
Не спеши клятвы давать, делами докажешь свою преданность. — Молоканов взглянул ей в глаза.
Трудно догадаться, что Алевтина прочитала в них, но ее рука принялась деловито расстегивать его брюки, и вскоре нетерпеливая «птичка выпорхнула из клетки». Не обращая внимания на то, что впереди сидит водитель, Алевтина стала мять и тискать «птичку». Молоканов хотел дотерпеть до своей роскошной кровати, но все произошло столь стремительно и было так приятно, что он не стал останавливать девушку. Конечно, у этой провинциалки совсем не было опыта, но ее желание доставить ему удовольствие выглядело столь трогательным, что он не обращал внимания ни на ее острые ноготки, царапавшие его плоть, ни на неловкие движения.
