Можно было ожидать, что, разбогатев, Гарри наконец построит замок на утесе Хенгистбери-Хед. Филипп Тилден, завершивший к тому времени сотни набросков, ждал отмашки, которой так и не последовало. Сосредоточив все внимание на сестрах Долли, своей яхте, лошадях – и мечтах о возведении своего триумфального дворца на Оксфорд-стрит, – он позволил планам собирать пыль, пока чайки спокойно кружили над нетронутой скалой. Каждую неделю появлялись свежие цветы на могилах Роуз и Лоис в умиротворенном церковном дворе в Сент-Марке, а дьячок, ухаживавший за могилами, каждый квартал получал выплаты с семейного счета Селфриджей.
На кипящей Оксфорд-стрит, где теперь красовался великолепный главный вход универмага, Селфридж со-средоточился на обустройстве крыши, которая уже служила выставочной площадкой и катком. Теперь было объявлено, что «Селфриджес» создают «самый большой в мире сад на крыше» под чутким руководством эксперта по городскому озеленению Ричарда Садделла. Когда сад открылся на Троицу в 1929 году, великолепные клумбы тянулись по всей длине крыши вдоль Оксфорд-стрит, и воздух наполнил пьянящий запах роз, лаванды, тимьяна и гиацинтов. На протяжении следующих десяти лет каждую осень в саду высаживалось тридцать тысяч луковиц, чтобы весной посетители могли насладиться видом цветущих подснежников, крокусов, тюльпанов и нар-циссов. На крыше раскинулись декоративные бассейны и пруды, зимний сад, мощеная дорожка под перголой, вишневая аллея и украшенные клематисом беседки. Техническое мастерство, потребовавшееся для создания такой красоты, было необычайным: почва, камни, грунт, торф, фонтаны и растения в общей сложности весили тысячу восемьсот тонн. Растения и луковицы поставлял корпоративный питомник, организованный возле корпоративной спортивной площадки на Престон-роуд, где за теплицами и клумбами с любовью ухаживали восемь садовников. Оазис на крыше был переполнен посетителями с утра до вечера – из ресторана туда доставляли утренний кофе, обед и послеполуденный чай.
Цветы занимали важное место в жизни Селфриджа. Он обожал дарить их и получать в подарок. Каждый год на его день рождения в январе все сотрудники скидывались на огромные цветочные корзины и букеты, которые со всей торжественностью вручались сияющему боссу. Не все были рады этому сбору денег – один раздраженный сотрудник нацарапал на доске для объявлений: «Ни шиша для Гордона Селфриджа». Лорд Вултон, председатель правления универмага «Льюис» в Ливерпуле, тоже был не слишком доволен подобными излишествами: «Его комната полна цветов, как будто их возложили на алтарь. Как-то он спросил меня, оказывают ли мне мои сотрудники подобные знаки уважения, и я ответил: “Ни единой маргаритки не получил”. Тогда он сказал: “Тебе стоит им намекнуть”». Лорд Вултон, чья компания впоследствии выкупит «Селфриджес» в пятидесятых годах, прозорливо говорил о Селфридже: «Он обладал коммерческим видением и невероятной храбростью, но, увы, был тщеславен и слишком гордился своим статусом публичного человека, а это погубило многих людей, окруживших себя подхалимами и утративших чувство реальности».
Конечно, он был прав. В одной из архивных папок можно найти запись разговора между Селфриджем и его близким другом по бизнесу Джоном Робертсоном, главой отдела рекламы «Дейли экспресс». Эти двое долгое время были партнерами по покеру, и Робертсон не раз видел, как Селфридж решает судьбу того или иного контракта броском монетки. Вскоре после приобретения «Уайтлиз» обычно жизнерадостный Селфридж стал не-обычайно подавленным и признался Робертсону, что они столкнулись с рядом серьезных проблем: некоторых предметов инвентаря не хватало, а часть товара была слишком старой или поврежденной, чтобы его можно было продать. На вопрос, проводилась ли перед заключением сделки экспертная оценка, Селфридж честно ответил, что совершил покупку без должной предварительной работы – торопливо и «под честное слово». Робертсон предложил Селфриджу подать на банкиров «Уайтлиз» в суд за предоставление недостоверной информации, но тот ответил: «Нет. Я не могу так поступить. Если публика узнает, что я приобрел бизнес, никак не подстраховавшись, это выставит меня глупцом». Он решил проблему, попросив своего давнего коллегу Альфреда Каупера – первого системного менеджера его универмага – взять на себя управление «Уайтлиз» и организовав новую общую компанию по обеспечению. Но в империи начали появляться первые трещины.
В начале 1929 года Селфридж организовал в Лэнсдаун-Хаусе выставку английского декоративного искусства, дав в честь открытия благотворительный прием, на котором присутствовала сама королева Мэри. Месяц спустя этот дом продали. Один за другим родовые поместья Лондона превращались в многоквартирные дома и оте-ли – Гросвенор-Хаус герцога Вестминстерского, Арлингтон-Хаус герцогини Рутлендской и, наконец, великолепный Дорчестер-Хаус на Парк-лейн, который семейство Макальпинов выкупило у графа Морли за полмиллиона фунтов. Журналисты заговорили о конце эпохи. Лорд Лэнсдаун уже продал обширный участок сада девелоперам отеля «Мейфэйр». Теперь, поддавшись соблазну растущих цен на недвижимость, он продал дом американским девелоперам за семьсот пятьдесят тысяч фунтов. Селфриджу пришлось съехать. Питающий болезненную слабость к величественной роскоши, он взял в аренду резиденцию графа Каледона – дом номер девять по Карлтон-Хаус-террас – со всей обстановкой и штатом слуг из четырнадцати человек. Светская львица Эмеральд Кунард, известная пышными приемами, недавно переехала с Карлтон-Хаус-террас на Гросвенор-сквер, но и здесь еще оставались выдающиеся соседи – юный принц Али Хан, граф Лонсдейл, герцог Мальборо, леди Керзон и член парламента Лоэль Гиннесс. Кроме того, Селфридж мог соприкоснуться со священной памятью покойной миссис Поттер Палмер, некогда жившей на этой улице.
В Карлтон-Хаусе Селфридж устраивал послетеатральные приемы в новом модном формате фуршета. Каждую неделю из универмага приезжал запряженный лошадьми фургон с огромным количеством продуктов. Носильщику Фреду Бриссу было четырнадцать, когда он помогал доставлять еду в Карлтон-Хаус, и вот каким, по его словам, был типичный заказ: «Шесть ящиков шампанского, дюжина ящиков виски, шесть индеек, четыре окорока, двадцать четыре фунта сливочного масла, дюжина хлебных буханок, две коробки сигар и несколько сифонов с содовой». Таким был заказ на понедельник. В четверг запасы пополнялись, а небольшие доставки совершались ежедневно. Тем временем на автофургонах провизия доставлялась на «Завоевателя», пришвартованного у Хэмпширского побережья. Стоимость содержания яхты была колоссальной. В 1928 году Селфридж потратил на нее почти семнадцать тысяч фунтов (одна только зарплата и содержание команды обошлись в восемь тысяч двести шестьдесят четыре фунта три шиллинга и шесть пенсов). Семья Селфридж использовала яхту, чтобы весной и летом добираться до Довиля и Ле-Туке, по дороге заехав на остров Уайт, где Селфридж приводил в бешенство Королевскую яхтенную эскадру, швартуясь у королевских буйков. Но в Канны и Ниццу он по-прежнему ездил на le train bleu, лишь изредка предпочитая ему средиземноморский круиз.
Не угасало увлечение Гарри сестричками Долли. Поговаривали, будто Гарри хотел жениться на Дженни, хотя его дочь Розали всегда это отрицала. Но каковы бы ни были его намерения, он определенно потерял голову, возможно, сердце и совершенно точно деньги. Они играли в Ле-Туке – любимом курорте британских сливок общества, казино которого в 1929 году было признано самым прибыльным в мире. Они играли и в Довиле, самом интернациональном и богемном месте, где Селфридж снял «коттедж» (как в то время называли огромные частные дома), обставил его великолепной мебелью и потакал всем капризам близняшек, устраивая безумные вечеринки, которые порой оказывались слишком безумными даже для него самого. Один из гостей этих празднеств описал их как «настоящий разгул» и позднее вспоминал: «Единственным, что оставалось неподвижным, были предметы обстановки и седовласый старик, сидящий на диване».
Но больше всего эти трое играли в Каннах, и истории об их визитах в местное казино стали легендарными. В «Тайм» писали, что однажды Рози за вечер выиграла тридцать две тысячи фунтов. Правда, в тот же день проигралась Дженни. Уже проиграв четыре тысячи фунтов, она оставалась за столом, пока ей не начало фартить, и в итоге выиграла сорок пять тысяч, но два часа спустя проиграла и их. Куда бы ни направились Долли, они всюду привлекали к себе внимание. Репортер «Вог» писал из Канн: «Если вы устали танцевать, всегда можно пойти в казино: в залах для баккара особый фурор производят сестры Долли, посмотреть, как они играют, собираются толпы в шесть рядов. Сестры носят чудесные бриллианты и с дневными джемперами, и с вечерними, расшитыми пайетками накидками и шляпками с перьями. За игорным столом сестры громко вскрикивают, выкуривают сотни сигарет и выигрывают и проигрывают сотни тысяч фунтов… Публика наблюдает за этим зрелищем, онемев от восторга».
