Есть тут и камни богатых; но что-то вокруг них не людно! — рассказывает Дмитриев о Ваганькове XIX века. Очень похожее отношение к «богатым камням» и нынче. Речь не идет, конечно, о надгробиях известным людям: к могилам артистов или спортсменов, а их на Ваганькове похоронено не меньше, чем писателей и художников, любопытные приходят во множестве; на такие могилы ловкие предприниматели в последние годы стали возить автобусами экскурсии от трех вокзалов. Но на кладбище относительно недавно стали появляться целые мемориалы каким-то безвестным личностям. Если не принимать во внимание междоусобное соперничество этих надгробий вычурностью архитектурных решений, то, в сущности, все они очень стандартные. Они все иллюстрируют единственную идею — свидетельствуют об имущественном цензе покойного и его родни. Как правило, такой мемориал включает ростовой портрет на граните двадцати-тридцатилетнего молодца величиной не менее натуральной с неизменной дилетантской эпитафией, а также каменный отполированный стол и каменную же скамейку при нем. И что удивительно! — такие ансамбли почти никогда не устраиваются в глубине участка, — для них как-то находятся места по краям главных дорожек. Особенно любопытно понаблюдать, какие эмоции они вызывают у живых гуляющих лиц. Если на них кто-то и обратит внимание, то лишь мимоходом, — и скорее прочь. А иной раз кто-нибудь и усмехнется, глядя на это добро. Во всяком случае, сочувственного, сострадательного взгляда их обычно никто не удостаивает.
Самый популярный нынешний экскурсионный маршрут на Ваганькове — новые захоронения вокруг колумбария. Там в последние лет десять хоронят самых известных российских деятелей культуры и спорта. Причем интересно заметить: на этих помпезных надгробиях почти всегда отсутствует отчество покойного. Одно имя с фамилией, — и будет с него.
Массовое отсутствие отчеств на могилах творческих работников, казалось бы, легко объясняется: имя и фамилия художника — это его своеобразный бренд, как сейчас говорят. По отчеству этого работника, как правило, никто и не знает. У миллионов на слуху лишь его имя с фамилией. И этот «бренд», естественным образом, с обложек книг, из титров, с афиш перекочевывает на надгробие. Если на камне написать «Григорий Израилевич Горин», то, пожалуй, не все еще и догадаются, кто это такой, — что за Израилевич? А так все-таки кто-нибудь, да вспомнит.
Но вряд ли эта недавняя «безотеческая» традиция объясняется таким образом. Что же, выходит, у прежних творческих работников их имя не было «брендом»? Было, — точно так же, как теперь. Но, тем не менее, у них на камнях обычно выбито и отчество. Дело, скорее всего, в другом: в наше время отчество как-то вышло из моды. Оно теперь у многих почитается «неевропейским», «нецивилизованным» анахронизмом. Часто даже при непосредственном обращении к человеку, а уже, когда говорят о нем в третьем лице, то непременно, отчество опускается. Возможно, когда-нибудь будут в очередной раз менять паспорта, и тогда кто-нибудь придумает еще исключить и графу «отчество», так же как теперь исключили «национальность». В западных демократических странах нет никаких отчеств, следовательно, и нам надо держаться тех же традиций. А там можно и на латиницу перейти.
Вокруг колумбария лежат многие любимцы публики. Отчества в списке отсутствуют в соответствии с оригинальной надписью, выбитой на камне. Там похоронены: Юрий Богатырев (1947–1989), Марк Лисянский (1913–1993), Владимир Ивашов (1939–1995), Николай Старостин (1902–1996), Лев Ошанин (1912–1996), Юрий Левитанский (1922–1996), Дмитрий Покровский (1944–1996), Владимир Мигуля (1945–1996), Булат Окуджава (1924–1997), Георгий Юматов (1926–1997), Евгений Майоров (1938–1997), Гелена Великанова (1923–1998), Станислав Жук (1935–1998), Владимир Самойлов (1924–1999), Игорь Нетто (1930–1999), Петр Глебов (1915–2000), Анатолий Ромашин (1931–2000; на его надгробии надпись — русский актер), Эмиль Лотяну (1936–2000), Алла Балтер (ум. в 2000), Георгий Вицин (1917–2001), Михаил Глузский (1918–2001), Григорий Чухрай (1921–2001), Станислав Ростоцкий (1922–2001), Евгений Светланов (1928–2002), Валентин Плучек (1909–2002), Григорий Горин (1940–2000), Виталий Соломин (1941–2002), Андрей Ростоцкий (1957–2002).
Можно еще понять отношение к отчеству людей нерусских, а таковых в списке немало, — хотя и среди них есть такие, чьи родственники все-таки отдают дань традициям той страны, в которой они живут, — но «русские актеры» без отчеств! — это что-то уже за пределами понимания.
К слову сказать, Ваганьково — это самое «актерское» кладбище в столице. Существует даже такая шутка: где в Москве лучшая труппа? — на Ваганькове.
![]()
Надгробие на могиле актера Петра Глебова — незабываемого Григория Мелехова в экранизации С. А. Герасимова «Тихий Дон»
Кладбища и самая смерть вообще всегда удивительным образом были предметом шуточного словотворчества. Примеры этому можно найти еще в античности и средневековье. Но что далеко ходить! Вспомним почти современника — Николая Алексеевича Заболоцкого (1903–1958). Тем более его стихотворение «Счастливец» имеет самое непосредственное отношение к нашему очерку:
Есть за Пресней Ваганьково кладбище, Есть на кладбище маленький скит, Там жена моя, жирная бабища, За могильной решеткою спит. Целый день я сижу в канцелярии, По ночам не тушу я огня, И не встретишь на всем полушарии Человека счастливей меня!
Там же у ваганьковского колумбария в начале 1990-х появился мемориал, который работники кладбища между собой называют «Три партизана». Там похоронены жертвы давки на каком-то митинге, что в ту пору без счета собирались в Москве. Похороны этих трех несчастных тоже, по сути, были устроены в виде митинга. Организаторам похорон, — они тогда назывались демократами, — требовалось во чтобы то ни стало превратить их в собственную пиар-акцию, как теперь говорят.
Нужно заметить, что у живых гуляющих лиц к «партизанам» отношение еще более безразличное, чем к «богатым камням». Редко кто из посетителей на них хотя бы оглянется. Сколько мы бывали на Ваганькове, хоть бы раз повстречался человек, кто бы восхищался заслугами «партизан». Да и мало кому известны, судя по всему, их заслуги. Возле их мемориала чаще всего можно услышать слова: а кто это такие? что за люди?
Есть на Ваганьковском кладбище еще один замечательный участок, который, после непродолжительного периода забвения, вновь стал вызывать интерес, привлекать к себе внимание. Это группа захоронений участников русских революций и гражданской войны. Центральный монумент этого участка — стела над могилой Николая Эрнестовича Баумана (1873–1905). Кроме него здесь похоронено еще несколько русских революционеров: Самуил Пинхусович Медведовский (1881–1924), Соломон Захарович Розовский (1879–1924), Владимир Семенович Бобровский (1873–1924), Владимир Нестерович Микеладзе (погиб в 1920-м), Василий Исидорович Киквидзе (1895–1919), Алексей Степенович Ведерников (1880–1919).
На одном из памятников написано: Герой гражданской войны Анатолий Григорьевич Железняков (партизан — Железняк) 20. IV. 1895–1919. 26. VII. «Имена таких народных героев, как Чапаев, Щорс, Руднев, Пархоменко, Лазо, Дундич, матрос Железняков и многих других будут постоянно жить в сердцах поколений. Они вдохновляют нашу молодежь на подвиги и героизм и служат прекрасным примером беспредельной преданности своему народу, Родине и великому делу Ленина…» К. Ворошилов. 1950 г. Это цитата из речи красного маршала «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Военно-Морского Флота», произнесенной 22 февраля 1938.
Матрос Железняк вошел в историю благодаря знаменитой своей реплике «Караул устал!», с которой он — в то время начальник караула Таврического дворца — в ночь на 6 января 1918 года обратился к Учредительному собранию Российской республики. После чего эсеровская «учредилка» была распущена.
Надгробие на могиле актера Петра Глебова — незабываемого Григория Мелехова в экранизации С. А. Герасимова «Тихий Дон»