еще не готовы принять. Так, например, было с Джордано Бруно. Но он, Костик Варламов, пока только мальчишка, ребенок и никакой истины не несет. Однако при этом он уже умудрился настроить против себя всех вокруг.
– Ты решил, что ты лучше остальных, – говорил Мазур сурово, – а это не так. А даже если и так, это не повод, чтобы ставить себя над всеми. Для чего человек становится умнее и сильнее? Чтобы помыкать теми, кто меньше знает, теми, кто слабее его? Вовсе нет – это философия бандитов и уголовников. Если умный становится лучше, всем остальным легче жить. Человек не может жить один, каким бы он ни был умным, талантливым и сильным. Был такой английский поэт, Джон Донн. Он когда-то сказал: «Нет человека, который жил бы как остров, сам по себе». Хотим мы этого или нет, мы все равно связаны с другими людьми, мы зависим от них, а они зависят от нас. Это не значит, что люди всегда правы, люди часто ошибаются – и один раз, и второй, и третий. Но таков порядок вещей, и если даже человек кажется тебе не заслуживающим внимания, не спеши выбрасывать его в мусорную корзину: может, ты недостаточно внимательно на него глядел и чего-то в нем не увидел. Попытайся понять человека, а не просто использовать его. Не пренебрегай людьми, дай им шанс проявить себя с лучшей стороны, и рано или поздно они ответят тебе тем же.
Костик слушал его притихший и задумчивый. Потом спросил, почему же Андрей Иванович не сказал ему все это раньше?
– Потому что слова не имеют того веса, как побои, – отвечал Андрей Иванович. – Если бы я тебе это просто сказал, у тебя в одно ухо влетело бы, из другого вылетело. А так ты запомнишь этот урок на всю жизнь.
Они помолчали. Потом погрустневший Костик спросил, что же ему теперь делать?
– Ничего особенного, – отвечал Мазур. – Сегодня-завтра приходи в себя, лечись, а в понедельник опять пойдешь в школу. Только теперь, прежде чем что-то сделать или сказать, подумай, как на это посмотрят твои товарищи. А чтобы от этого было больше пользы, считай это новым видом тренировки. И еще – мы решили, что не будем никому ни на кого жаловаться.
Костик потрогал фингал под глазом, сморщился от боли.
– А что сказать папе и маме?
– Скажешь, что на тебя напали незнакомые хулиганы. Совсем незнакомые. Но, благодаря приемам, которые мы с тобой выучили, ты от них отбился и убежал. Так твое поражение превратится в победу не только в наших с тобой глазах, но и в глазах твоих родителей. С ними, кстати, тоже веди себя прилично, а то мать уже на тебя жалуется. Все понял?
Кости кивнул: все.
– Ну и отлично. А теперь дуй к себе – делать уроки…
* * *
Жизнь снова пошла своим чередом. Значительную ее часть занимали ученые штудии и занятия со студентами. Андрей Иванович защитил кандидатскую и даже задумался над тем, чтобы взяться за докторскую, но все-таки отложил это дело в долгий ящик.
Спустя годы он так объяснил это свое решение Костику, который в тот момент был уже молодым человеком.
– Видишь ли, Константин, пока я просто старший преподаватель или даже доцент, я всего лишь один из многих, – говорил Мазур, задумчиво поглядывая в окно, на улицу, где экскаватор рыл котлован под новый дом. – Защитив докторскую и став профессором, я, хочешь не хочешь, окажусь у всех на виду, а это уже не очень хорошо.
– Что же в этом плохого? – не понимал Константин.
– Конфуций, которого мы с тобой читали, как-то сказал, что, если в стране есть дао-путь, в такой стране можно быть знаменитым; а если в стране нет дао-пути, в такой стране нельзя быть знаменитым. У нас такая страна, что сегодня дао-путь в ней есть, а завтра его нет. Например, при Сталине дао-пути не было, а был сплошной культ личности. И первыми под карающий меч НКВД попали именно знаменитые люди – политики, писатели, ученые. Конечно, печальной участи не избежали и рядовые граждане, но, как говорят те же китайцы, именно торчащий гвоздь вбивают по самую шляпку. Даже просто говорить обо всех этих материях вслух мы можем только благодаря тому, что Сталина сменил Хрущев.
– Вы полагаете, что при Хрущеве в стране появился дао-путь? – скептически поинтересовался Костик.
– Это вопрос сложный, – отвечал Мазур. – Но, во всяком случае, при Никите Сергеевиче появилась гуманность, которую, кстати, тоже высоко ценил Конфуций. Однако Хрущева сместили, и сейчас, на мой взгляд, страна снова теряет и дао-путь, и гуманность. Конечно, сейчас уже не сталинская эпоха, но лиха беда начало, никто не знает, к чему мы придем спустя годы и десятилетия.
Константин пожал плечами. Проще говоря, Андрей Иванович вспомнил русскую народную мудрость «не высовывайся»? Не совсем, отвечал Мазур. Если речь идет о принципиальных вопросах, высунуться можно и даже нужно. Взять, например, диссидентов. Они не борются с советской властью, но требуют, чтобы власть точно исполняла свои же законы и следовала нормам и ценностям, которые сама же провозгласила. Однако надо понимать, что, несмотря на мирный характер требований, путь диссидентов – опасный путь. Почему он опасный? Потому что диссидент рискует за свои убеждения попасть в тюрьму. При этом у миллионов советских людей могут быть такие же убеждения, просто они о них не заявляют вслух и потому избавлены от необходимости садиться на скамью подсудимых и идти в лагерь.
Он, Мазур, не диссидент. В лагере он уже посидел и второй раз туда не хочет. Но всякий, кто решает бороться против государства, должен помнить, что государство – это не конкретные люди. Государство, как говорил еще Ленин, это аппарат насилия. Одна из его функций в советских условиях – подавление врагов или тех, кого оно посчитает врагами. Никакой Леонид Ильич Брежнев не будет вести личную полемику с диссидентами: для этого есть КГБ, прокуратура, суд и места заключения. Тот, кто выступает против государства, выступает против бездушной машины, которая перетрет своими шестеренками любого. Человек, выступающий против государства, должен понимать, что его ждет. Нельзя, попав в лагерь, закричать: «Ой, здесь плохо, неуютно, мне тут не нравится, я передумал, верните меня домой!» Тот, кто выступает против государства, должен понять эту простую вещь. И если, даже понимая это, человек продолжает гнуть свою линию, значит, такова его судьба.
Коран говорит, что в день Страшного суда человек будет стоять перед лицом Всевышнего совсем один и рядом с ним не будет никого, чтобы защитить его и помочь, за все свои дела отвечать он будет сам. Точно так же окажется он один