Она прошла во двор. Отремонтированный холодильный блок стоял посреди другой рухляди. По дороге домой Бен был не слишком разговорчив. Про Оррина он не проронил ни слова, если не считать вопроса о состоянии его финансов, который показался ей несвоевременным. Больше он ни о чем не спрашивал. И он так и не заговорил о том, что ей больше всего хотелось обсудить.
— Что ж, — протянул Кеноби, поднимаясь, — занесу-ка я агрегат в дом, пока еще светло. День был очень плодотворным, так что спасибо за помощь. — С этими словами он прошел мимо нее к холодильному блоку и склонился над ним.
Наконец она решилась.
— Бен, — выпалила она. — Стоит ли мне выходить замуж за Оррина?
Кеноби помедлил с ответом.
— А ты этого хочешь?
— Не особенно, — призналась она. — Но очень многие считают, что стоит.
Бен поднял агрегат и выпрямился:
— Уверен, из твоих друзей советчики выйдут получше, чем из меня. Лили, например…
— Нет, — отрезала Эннилин. — Только не Лили. — Она обошла его и преградила путь в дом. Кеноби с удивлением наблюдал за тем, как женщина отобрала у него холодильный блок и положила у двери. — Я хочу услышать, что скажешь ты.
Бен пожал плечами:
— Это твоя жизнь. Каждый сам выбирает свою судьбу…
Эннилин застонала:
— Все-то ты к абстракциям сводишь. Бен, ты когда-нибудь сталкивался с настоящей жизнью? Неужели тебе не приходилось решать в делах сердечных?
Ощутив наконец, что ответ ее ни в коей мере не удовлетворяет, Бен отвел взгляд.
— Я обычный человек, — сказал он. — Было когда-то… Но теперь все в прошлом.
— А ты, значит, сдался и переехал жить в Джандлендские пустоши? — Она рассмеялась. — Я бы сказала, она просто тебе не подходила.
— Едва ли, — признал Кеноби, оглядев ее из-под капюшона. — Скорее это я ей не подходил.
— О нет, снова Чокнутый Бен и его уклончивые речи, — выдохнула Эннилин. Ее уверенность в себе окрепла, и она подошла к собеседнику еще на шаг. — Я-то вовсе не считаю тебя чокнутым. Наверное, ты просто встретил того, кого совсем не ожидал встретить. И в этом нет ничего дурного, — добавила она, протягивая руку.
Бен попытался остановить ее напор:
— Эннилин… нет. Я не могу.
— Ты уверен? — Она заглянула ему в глаза. — А я думаю, можешь.
— Нет. Определенно не могу.
— Всякому свойственно однажды потерять самообладание…
Он издал тихий, неуверенный смешок:
— Я ведь так и говорил, да?
— О да. — Она сжала его руки и потянула к себе…
…а он отступил назад и отвернулся.
— В чем дело? — Она уставилась ему в спину. — Все из-за Оррина? Не переживай из-за него. Я же сказала, что не питаю к нему никаких чувств.
— И ко мне тоже, как я думаю, — произнес Бен, подходя к животным.
— А ты, значит, знаток моих чувств? — Она тепло ему улыбнулась. — Еще одно доказательство того, что между нами пробежала искра. Оррин знает меня всю жизнь и до сих пор понятия не имеет, о чем я думаю. А с тобой мы пересекались считаное число раз, и ты уже как будто насквозь меня видишь. — Ее глаза сверкнули в вечернем свете. — Ты либо сверхчеловечески проницателен, Бен, либо… я занимаю все твои мысли.
Бен взял Рух за поводья и подвел к загону. Детеныш ни шатко ни валко последовал за родительницей.
— Эннилин, у тебя прекрасный дом, любящая семья, успешное дело. Но мне кажется, тебе просто скучно. Скучно до умопомрачения.
Она посмотрела на него скептически:
— Думаешь, со мной все так просто?
— Нет. — Он помог детенышу перебраться через изгородь. — С тобой все так сложно.
Эннилин скрестила руки на груди:
— Стало быть, бедняжка Энни заскучала на Татуине, и стоило заезжему инопланетнику объявиться в округе, как тут же сердечко затрепетало?
— Дело известное.
— Так вот, ты ошибся.
Он оглянулся:
— В самом деле? Тебе совсем не скучно?
Эннилин в сердцах пнула ногой холодильный блок:
— Я слишком устаю, чтобы оставались силы скучать! У меня дом рассыпается на части, потому что каждый вечер я возвращаюсь с работы ходячим трупом и засыпаю чуть ли не на кухонном столе. И дня не проходит, чтобы мои детки не нашли новый способ свести себя в могилу — как будто здесь и без того не хватает бед и опасностей. А моя работа… — с жаром добавила она, стремительным шагом приблизившись к загону. — Моя работа — играть роль мамаши-банты при стаде совершеннолетних сироток! И никто не бросит все, чтобы рвануть на задворки Галактики и поменяться местами со старой доброй Эннилин.
— Я знавал таких, кто бросил бы, — проронил Бен, прислонившись спиной к ограде.
Она ожгла его взглядом.
Он хотел сказать еще что-то, но осекся. Несколько секунд тишину нарушал лишь детеныш эопи, который терся носом о свою мать.
Наконец Бен решился:
— Эннилин… Думаю, ты уже свыклась с такой жизнью. Но она не ставит перед тобой новых задач, а ты больше не можешь делать вид, что это тебя устраивает. — Повернувшись, он положил обе руки на ограду и устремил взор в пустыню. — Ты дошла до предела и ищешь путеводную нить. И раз ты считаешь, что двигаться дальше некуда, тебе отчаянно нужен кто-то, кто будет рядом весь остаток жизни. Тот, кто поставит перед тобой новую задачу.
— Даже не знаю, — протянула Эннилин, вставая рядом у изгороди. — Эрбали Нап’ти столько задачек задает…
— Ты отлично понимаешь, о чем я.
Она со вздохом опустила взгляд на эопи. Она и правда отлично поняла, о чем он.
— Намекаешь, что нельзя выбраться из ловушки, заманив в нее еще кого-нибудь?
— Из любой ловушки можно выбраться по-разному, — заметил Кеноби. — Сегодня у меня была отличная возможность в этом убедиться.
Эннилин это замечание показалось несколько странным, но он тут же сменил тему.
— К тому же, — сказал он, — торговать в магазине — явно не мое призвание.
— Ты и покупки-то делать толком не умеешь.
Они посмеялись.
Бен шагнул было прочь от ограды, но она взяла его за рукав — не так настойчиво, как в прошлый раз:
— Подожди. Так просто ты не отвертишься. Дело ведь не только во мне. Дело и в тебе.
Он снова воздел руки:
— Я же говорил, что мне не нужно…
— Нет, — прервала его Эннилин. — Речь не об этом. Как-то я спросила тебя, не случилось ли с тобой что-то дурное. Ты ответил, что не с тобой, а с кем-то другим.
— Да.
Она сжала его запястье:
— Ты лжец.
— Прости?
— Ты лжешь самому себе. Это дурное, быть может, оно и случилось с кем-то другим. С кем-то, кто был тебе дорог. А значит, и с тобой тоже.
Бен упрямо возразил:
— Я не…
— Да, именно так. Произошло что-то ужасное, Бен, и мысль об этом разрывает тебя на части. Возможно, поэтому ты здесь. Но ты делаешь вид, что тебе все равно. Что тебя там не…
Она запнулась. Он опустил руки на ограду и внимательно смотрел на гостью.
— Ты был там, — прошептала Эннилин. — Ведь так? Когда все это случилось, — добавила она одними губами, — ты был рядом.
Закрыв глаза, Бен кивнул.
— Не просто случилось, — прерывисто дыша, проговорил он. — Я сам послужил тому причиной.
Ее мысли лихорадочно заметались. Перед глазами вставали мрачные образы, которые хотелось тут же отогнать. Но Бен говорил вполне серьезно, и ей приходилось поддерживать этот тон.
— Из-за тебя… кто-то пострадал?
— Они пострадали по своей вине, — выпалил Бен. — Я оказался рядом лишь в самом конце. Но и в самом начале — тоже. Я должен был положить этому конец.
Она покачала головой:
— Ты же не всесилен.
— Я должен был положить этому конец! — Изгородь пошатнулась. — И ничего не сделал! В моих силах было остановить это безумие, но я сидел сложа руки. И этот грех теперь навеки на моей совести.
Взгляд Эннилин метался из стороны в сторону. Ограда под его руками ходила ходуном, и ей представилось, что еще немного — и стойки вырвутся из земли.
— Бен, не стоит винить…
— Откуда тебе знать? — Повернувшись, он схватил собеседницу за плечи, чем сильно ошарашил ее. — Я всех подвел. Ты хоть знаешь, сколь многие за это поплатились? И сколь многие платят до сих пор?
— Одного я знаю, — ответила она.
Бен отпустил ее. Его руки в бессилии опустились.
Ей еще не приходилось видеть в глазах других людей такую боль. Что он пережил? Через что прошел? Что, по его собственному разумению, натворил? Каждый день, что она с ним знакома, рождались и разбивались в прах новые догадки о его прошлом. Эннилин попыталась перебрать их все. Трагедия постигла его близких? Он был солдатом, чей поступок стоил жизни целому взводу? Управленцем, чья халатность привела к краху корпорации?
