– Я знаю, чей это запах, – нарушил вновь разлившуюся окрест тишину великий шаман. – Я никогда и ни с чем его не спутаю. Потому что так пахнет только одно существо на свете, и имя ему – Сецц-харко!
Глава пятнадцатая
ЕЩЕ ОДИН СПОСОБ ПЕРЕДВИЖЕНИЯ
На этот раз Железяка проснулся от сотрясений своего собственного тела, вызванного продолжительным приступом глухого кашля. Держась за грудь, лекпин сел и первым делом посмотрел на болото с высоты валуна, на котором переночевал уже вторую ночь. Никаких бугров-камней, а на самом деле болотных черепах – саблечелюстных каменистых едоков – вокруг не наблюдалось.
– Ушли, гр, как и обещали, – сказал проснувшийся еще раньше Пуслан.
Ушли. Значит, Железяке ничего не приснилось. Хотя события минувшего дня вполне могли сойти за сон. Чего только стоило превращение второкурсника Дьяко в дракона, пусть в маленького, но от этого в не менее настоящего!
Вчера после нелепой и ужасной гибели гнома Зубовала жители Фалленблека, пока что уцелевшие в смертельно опасных Неароматных болотах благодаря приютившему их огромному валуну, долго совещались, как быть и что делать дальше. Но ничего лучшего, кроме идеи использовать огнедышащего дракона для устрашения каменистых едоков, а магического отцепа – для убеждения их же разойтись по-хорошему, не надумали.
К превращению Дьяко готовился довольно долго, это можно было сравнить с подготовкой иллюзиониста к выполнению сложного фокуса. Он медленно кружился на одном месте, делал замысловатые пассы, бормоча заклинания, затем опустился на колени, заложил руки за голову и обхватил уши, из которых вдруг повалил густой пар, полностью его окутавший. А когда пар рассеялся, вместо студента-рыболова перед присутствующими предстал небольшой дракончик, хлопающий перепончатыми крыльями рыжеватого цвета, нетерпеливо колотящий по земле длинным бугорчатым хвостом и, скребя ее когтистыми лапами, разглядывающий всех по очереди маленькими красными глазками и пускающий пар теперь уже из раздувающихся ноздрей на суровой и в то же время несколько умильной морде.
Умильное выражение исчезло, когда из приоткрытой пасти дракона вырвался язык желтого пламени, едва не спалившего Четвеергу остатки бороды. Не успел тот выругаться, как Дьяко-дракон взмахнул крыльями и взвился в воздух. Сделав маленький круг над валуном, он поднялся повыше и сделал еще один круг, а потом резко вошел в пике, нацелившись на ту самую саблечелюстную черепаху, что первая напала на несчастного Зубовала. Все ждали, что дракон, как ему и положено, вот-вот изрыгнет сгусток пламени, но тот не спешил. На мгновение зависнув над неподвижным каменистым едоком, дракон растопырил лапы с выпущенными когтями, впился ими в поросший мхом панцирь и с видимым усилием вырвал опасное существо из чавкнувшей жижи.
Железяка не был уверен, но во всяком случае ему показалось, что в этот момент все остальные каменистые едоки, окружавшие валун, одновременно еще больше вдавились в болото. Наверняка никто никогда из них не испытывал чувства полета. Впрочем, их сородич по коллективному разуму летал недолго – когти разжались, и каменистый едок плюхнулся обратно. Но дракон не оставил его в покое, а опустился на поцарапанный панцирь и, медленно поворачивая голову, наконец-то принялся поливать огнем из пасти окружающее саблечелюстную черепаху пространство до тех пор, пока вокруг нее не образовалось выжженное кольцо.
Дьяко еще некоторое время восседал на панцире (возможно, стараясь усилить впечатление собственной могущественности, а возможно, просто восстанавливая порастраченные силенки), после чего прилетел обратно на валун, где, вновь окутавшись паром, совершил процедуру обратного превращения в человека.
Если поначалу затея с драконом и отцепом казалась уж больно надуманной, то теперь все взоры не без крепнувшей надежды обратились на автора идеи – господина Казимира. Разве что Железяка несколько скептически поглядывал на хозяина лавки «Настоящая магическая рыбалка», пока тот в буквальном смысле колдовал над отцепом, в отношении которого у лекпина и гнома еще предстояла беседа наедине.
Колдовство длилось недолго и закончилось, как и планировалось: господин Казимир при помощи бечевки укрепил отцеп на конце стрелы, а Мухоол послал ее из своего лука прямехонько к панцирю-валуну все той же саблечелюстной черепахи, успевшей и полетать над родным болотом, и испытать в непосредственной близости от себя невыносимый жар драконьей пасти. Никто так и не понял, закатился ли отцеп под панцирь по инерции или же каменистый едок неуловимым движением подмял его. Но вот рыболовная принадлежность была – а вот уже исчезла. А через несколько мгновений вновь появилась в поле зрения. И всем как-то сразу стало ясно, что, если переговоры с «коллективным разумом» и были реальностью, – они уже закончились.
Вновь все взоры обратились на господина Казимира. Увалень-гном подтащил отцеп к себе за бечевку и для начала предоставил на обозрение свежую продольную вмятину на его боку, со всей мочи сжал рыболовную принадлежность в ладонях и… ничком повалился на землю. Очнулся господин Казимир примерно через полчаса, прохрипел всего три слова: «Ночью они уйдут», – и вновь провалился в забытье. Когда же Мухоол не без труда вытащил отцеп (чтобы освободить бечевку) из его толстых пальцев, то обратил внимание собравшихся, что оба мизинца гнома еще больше увеличились в размерах и к тому же приобрели синеватый оттенок…
– Как себя чувствует господин Казимир? – спросил Железяка у тролля и вновь завелся в приступе кашля.
– Гр, маленькие пальцы сломал, – ответил тот, озабоченно глядя на приятеля. – А ты, гр, заболел?
– Я? Да со мной все в порядке, просто немного каш… кх-кх-кх…
– Заболел. Эй, Мак-Дин! – проревел Пуслан. – Гр, иди сюда, доктор!
– Да, – озабоченно вздохнул Мак-Дин после беглого осмотра лекпина, – я хоть и не доктор, а ветеринар, но пациент простужен. И если мы вскорости не уберемся из этих гнилых мест, простуда может перейти в лихорадку. Причем в лихорадку заразную.
– Что ж, уходим отсюда как можно быстрее, – подвел итог Воль-Дер-Мар.
* * *
Прошло несколько часов. Путешествие по болоту превратилось в настоящую пытку. Оно словно не хотело выпускать жителей Фалленблека: то на пути оказывалась непроходимая топь, то густой колючий кустарник, то идти дальше по прямой становилось невозможно из-за поднимавшихся из трясины волн невыносимой вони. Хорошо хоть, до сих пор разнообразная бегающая, прыгающая и ползающая болотистая живность встречалась не столь агрессивная и не в том количестве, чтобы осмелиться напасть на разношерстную компанию.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
