— Мы будем держаться до последнего солдата, — заверила она Ранна. — Я отправлю запрос на бронетанковый удар, как вы предлагаете. За Императора!
Она подняла руку к фуражке в приветствии, скопированным другими полковниками. Ранн ударил кулаком по нагруднику.
— За Императора, — ответил он.
Он подождал несколько секунд, пока они покидали стратегиум, а затем последовал за ними вместе с Хаогером.
— Снаружи стоит «Носорог», готовый отвезти вас к месту сбора, командующий. Ваши хускарлы уже ждут вас на транспортных подъёмниках в Звёздное копьё. — Хаогер быстро подошёл к одной из сканирующих консолей и вернулся с гибким листом, показывавшим верхнюю треть космического порта. Это было похоже на тепловую карту, белые пятна на сложной каркасной модели. — Последние данные ауспика.
— Я изучу их в пути, — сказал Ранн, взяв лист. — Помните, наше задание — замедлить их. Сдавайте позиции для сохранения сопротивления, никаких лишних наступательных действий, если только возможность не слишком хороша, чтобы её упустить.
— Оборона на первом месте. Я понимаю, командующий, — Хаогер ударил кулаком по нагруднику, лязг керамита на мгновение заглушил гул когитаторов и бормотание сервиторов.
Ранн повернулся и вышел, зная, что есть ещё сотня вещей, которые он хотел бы сказать Хаогеру, и прекрасно понимая, что все они излишни. Лейтенант-коммандер был очень способным командиром. Садясь через задний люк в «Носорога», Ранн знал, что протокол недвусмысленно предписывал именно Хаогеру возглавить эту атаку, пока он, старший офицер, продолжает заниматься стратегическим командованием. Он был благодарен Хаогеру, который даже не упомянул о том, чтобы поменяться местами.
Сонский бассейн, сорок один день до начала штурма
Погода стремительно ухудшалась и даже дни стали суровым испытанием. Чем дальше на север продвигался Аддабский свободный корпус, тем холоднее становилось. По мере увеличения высоты усиливался и холодный ветер. С тех пор, как атаковали поезд восемнадцать дней, и солнце осталось лишь воспоминанием. Дым от продолжающейся бомбардировки Императорского дворца застилал верхние слои атмосферы, распространяясь на сколько хватало взгляда. Даже в полдень было так же прохладно, как аддабские сумерки.
Зеноби шла, сбившись в кучу с другими солдатами отделения, закутавшись в толстую шинель, громоздкие перчатки на руках мешали держать лазган и древко знамени. Несмотря на тяжёлый вес, она была благодарна за одежду, выданную ещё в Аддабе — они уже несколько месяцев назад знали, что им предстоит сражаться в Императорском дворце на высотах Гималазии. Времена года мало влияли на изменение климата в высокогорье. В каждом вещмешке хранилась шинель, перчатки и тёплое нательное бельё, которое носили под униформой. Несмотря на то, что многое было потеряно в обломках, вещмешков хватило на всех.
Они следовали вдоль одинокого железнодорожного пути в сопровождении локомотива и четырёх вагонов. В них ехали офицеры, но большая часть свободного пространства этих четырёх, почти не обладавших орудиями, вагонов была заполнена оружием, силовыми установками и другими припасами, которые можно было разместить в каждом углу и щели. Один из них превратили в передвижной госпиталь, где семь выживших врачей с уменьшающимся успехом делали всё возможное, чтобы остановить голод, обезвоживание, обморожение и истощение.
Рота Зеноби отделалась относительно легко, лишь горсткой ходячих раненых и, возможно, десятком погибших. Некоторые взводы потеряли почти пятьдесят процентов солдат, в то время как роты в средних вагонах были практически уничтожены. Выживших распределили по сохранившимся подразделениям, так что к взводу Зеноби присоединились двое новых солдат.
Одним из них была новый сержант отделения, грубоватая женщина по имени Атта, которая так же отличалась от Алекзанды, как Гималазия от равнин вокруг Аддабы. Она пренебрежительно выкрикивала команды, высмеивала усилия своего нового отделения и вообще была неприятной. Не вызывало никаких сомнений, что она была так же недовольна своим назначением, как и её новые подчинённые, и не упускала возможности не в их пользу сравнить их со своим бывшим отделением. По ночам она бормотала имена своих мёртвых солдат, беспокойно ворочаясь во сне. За это ей прощали больше, чем, возможно, следовало бы, потому что никто не мог себе представить, каково это — выжить, когда все вокруг тебя погибли.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Офицеры безопасности проводили ежечасные проверки, кружа, словно стервятники, вокруг двигавшихся взводов, прислушиваясь и зорко следя за любым проступком. Наплыв в уцелевшие роты относительно незнакомых людей вызвал подозрения, породивший шквал взаимных обвинений.
Как раз в тот момент, когда они ложились спать, из темноты к ним подошли три офицера безопасности с пистолетами в руках. Через несколько секунд появилась Джаваахир.
— Кто из вас Селин Могове? — спросила она.
— Это я, — ответила Селин, встав со своего спальника. На шинели была замёрзшая грязь, и она смущённо стряхнула её. — Что вам нужно?
Зеноби хорошо знала, что Селин не отличалась воинственностью и не собиралась грубить, но она съёжилась от откровенности своей подруги перед старшим офицером безопасности.
— Ты отправила сообщение в Аддабу сегодня днём?
— Да, это моей племяннице. Ей всего шесть лет, и я подумала, что она хотела бы получить письмо от своей тётушки.
— Идём со мной, — Джаваахир отвернулась, ожидая согласия. Селин не послушалась.
— В чём дело? — требовательно спросила она. — В чём проблема?
Остальные во взводе, включая Зеноби, вылезли из спальных мешков. Офицеры безопасности напряглись, но никто из них не поднял оружие. Джаваахир держалась спокойнее, глядя на незначительное неповиновение расчётливым взглядом, в её глазах отражался оранжевый отблеск лагерной горелки, вокруг которой они сгрудились в надежде согреться.
— Я хочу уточнить выражение, которое ты использовала в своём письме, — сказала старший офицер безопасности.
— Тогда спросите меня здесь, — сказала Селин. — Мне нечего скрывать.
Джаваахир смотрела на неё несколько секунд, не двигаясь. Её рука медленно опустилась в карман и достала сложенный лист бумаги.
— Это моё письмо?
— Ты написала: «Я знаю, что эта битва неизбежна и что она не может закончиться по-другому, но хотела бы, чтобы её вели не мы». — Джаваахир снова сложила письмо и положила в карман. — Почему ты не хочешь сражаться за Аддабу? Неужели будущая свобода твоей племянницы для тебя ничего не значит?
— Послушайте, Селин такая же верная, как и любой из нас, — сказал Теведрос из кольца полумрака за ближайшим скоплением солдат. — Кто из нас не хотел бы, чтобы нам не пришлось воевать?
Раздалось несколько согласных бормотаний, но Зеноби молчала, внимательно наблюдая за своими спутниками. Она посмотрела вправо и с облегчением увидела Менбера, стоявшего в нескольких метрах от неё. Он сложил руки на груди и нахмурил брови, но тоже держал язык за зубами.
— Неужели ты хочешь, чтобы другие умирали и сражались вместо тебя? Неужели ты доверишь будущее Аддабы другим? — прорычала Джаваахир, шагая дальше к свету, её гнев вспыхнул, когда она посмотрела на группу солдат. — Ничто — никто! — кроме полной самоотдачи не приведёт нас к победе! Когда твоя подруга Селин прицелится из лазгана во врага, ты хочешь, чтобы она на мгновение задумалась, имеет ли она право убить его? Твоя жизнь стоит её колебаний?
— Я не…
— Ты уже, — перебила Джаваахир. — Эгоизм порождает трусость, рядовой Могове.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Что с ней будет? — тихо спросила Зеноби, подойдя к подруге по отделению. — Какое наказание?
— Близкое наблюдение, — ответила Джаваахир. Она посмотрела на Селин. — Ты не совершила большого проступка, но мы должны быть уверены в твоей преданности делу. Ты и другие образуете специальный взвод под непосредственным командованием офицера безопасности.
Селин рассмеялась с явным облегчением.
