— А ты-то откуда, Наталья, про то знаешь?
— Так я же, почитай, кажный день на стенах появляюсь и смотрю по сторонам. А за ночь всё, что было, мне стражники пересказывают. И где, и как, и когда. А я всё запоминаю и думаю, почему и отчего так случается.
«Вот же умная девка», — про себя подумал воевода, а вслух сказал.
— Ты чего ещё удумала, дщерь моя? Ты ещё ночью ходила на стены? Не ровен час, слетишь с них и поминай, как звали. А то и обратишься в безобразину мёртвую. А? Каково тогда тебе будет?
Наталью передёрнуло от осознания такой перспективы. Нет, она видела, что мертвяки бывают и в детском обличье, и в женском, но на себя их участь как-то не примеряла. Её психика обходила стороной подобные возможности, оберегая свою хозяйку от понимания того, что беда может коснуться каждого, невзирая на положение и богатство.
— Я не думала об этом, папенька.
— Так подумать уже пора. Чай ты, дочь моя, не ребёнок уже, а девица на выданье, да краше тебя и во всём мире не сыскать. А дурью всё маешься. Жениха тебе надобно смелого, да умного, да шоб знатный был. Но время сейчас такое, не до свадеб. А то глядишь, повенчаешься с кем, а он возьми, да и умри через месяц, и хорошо, если в бою, а если так вот, от зубов мертвяка. И душу не Богу отдашь, а дьяволу, и весь род свой проклянёшь мерзостью подобной. Думать надо, Наталья, да беречься от участи подобной. А ты всё сказками, да лыцарями живёшь. Зря я тебе учителя иноземного приставил. Плохому он тебя токмо научил. Ну, да это моя блажь, я за неё и отвечу. А сейчас ступай в свою светлицу, да думай о моих словах.
Девушка блеснула в негодовании фиалковыми глазами и мгновенно успокоилась.
— Ну, папенька, зачем ты гонишь меня? Мне приятно быть возле тебя и слушать. Расскажи хоть что-нибудь. Мне же интересно, да и помогут мне слова твои. А то, не ровен час, нападут на нас под покровом ночи, так я может быть и жизнь свою спасу благодаря им.
— Ладно, дочь моя. Дай отцу поисти, а потом и сказ мой услышишь.
Наталья послушно замолчала и стала смотреть, как отец насыщается едой. Иван Никитич не торопился, спокойно вкушая сытный ужин. Позволил он себе и хмельное. Больно день оказался тяжёл, а каков будет следующий, то ему и неведомо. Наконец, он насытился и, отодвинув от себя тарелки и кружки, откинулся на спинку стула.
— Ну, спрашивай, дочь моя, что ты хотела узнать?
Девушка уже давно приготовила кучу вопросов, но опасалась, что отец на них не ответит. Скорее всего, он выслушает два и всё. И поэтому мучительно искала наиболее подходящий и наиболее ёмкий.
— Папенька, а когда мы мертвяков с посада выгоним и много ли их там?
Иван Никитич невольно крякнул. Дочь выбрала самый сложный вопрос и задала его.
— Много мертвяков, больше сотни. А когда выгоним, на то ответ я дать не могу. Обождать сперва надо. Пусть они походют ещё, може сами сдохнут, може кто порубает. У меня воинов полтысячи, ежели их всех пустить биться, назад многие не возвратятся. А бабы не скоро ещё новых нарожают, да их ещё вырастить нужно, да воспитать, да обучить воинской премудрости. На то время нужно, да воля, да деньги царские. А у нас ни государства сейчас нет, ни царства. Воинов беречь надо, в бой их завсегда успеешь послать, а вот найти и на свою сторону переманить — не завсегда.
— Но, батюшка, ежели сотня наших воинов выйдет, неужели они не смогут зарубить сотню мертвяков?
— Могут, а ежели там не сотня, а ежели они ещё в лесу есть? А так, может и специально кто их подослал к нам, да ждёт своего часа, когда мы ослабнем? А? Кто ответ за то нести будет перед Господом и Козельском? Про всё воевода думать должен, на то он и воевода. Мне Козельск для справы даден. Потеряю его, более ничего мы не получим и по миру пойдём. А ты, Наталья, за простого холопа замуж выйдешь или поместного дворянина, у которого из вещей токмо сабля, да дырявые сапоги за душой. Поняла? Девка ты дурная! Ну-ка марш отсюда к себе, и чтобы не видел я до завтрашнего утра тебя больше.
Наталья поняла, что запахло жареным и, взмахнув на бегу толстой, с руку толщиной, косой, убежала прочь. Отец вздохнул и, осушив ещё одну чашку вина заморского, отправился отдыхать.
Добежав до светлицы, Наталья уставилась на себя в зеркало. Рассмотрев отражение со всех сторон, она вылезла в окно и взглянула в сторону посада. Вечерело. В воздухе появились многочисленные комары и стали противно и нудно пищать, предупреждая, что готовы укусить и напиться горячей девичьей кровушки. Да только не они сейчас страшны, другая напасть есть, да пострашнее их.
Воздух, насыщенный ароматами леса и города, был приятен. Пахло не только хвоей от леса, но и тёплым хлебом, запах которого доносился из рядом стоящей с теремом пекарни. Вдыхая этот воздух, хотелось жить и радоваться, а не бояться и умирать.
Наталья взглянула вниз и увидела сад, в котором росли вишни и яблоки. Вишни должны были вот-вот налиться ярким соком, а пора яблок ещё не наступила. Она снова посмотрела вдаль. Там виднелась стена, а за ней находился посад, сейчас захваченный мертвяками, и чего уж там творилось, неизвестно никому из горожан. Но догадаться то нетрудно. Наталья горько вздохнула.
Ей хотелось любви и приключений. Да только бабья доля не сладкая, и никто не считается с ней. Этот мир мужской, и мужчины в нём правят безраздельно. Женщины слабы, их доля рожать и воспитывать детей, а мужчины стоят на страже их общего дома. Нет мужчины, и дом будет разорён, женщины его пойдут по рукам али в рабство. Другого не дано. Никто не будет никого жалеть, мир жесток. Только с оружием в руках можно спасти свою семью и никак иначе.
Всё это Наталья понимала, но у неё под женской грудью билось храброе сердце, и она пыталась научиться тому, что, казалось бы, не должна уметь женщина. У неё уже что-то получалось, но только отчасти. Между тем, вечерело, воздух наливался густой темнотой, все запахи становились гуще и насыщеннее.
Внезапно ветер поменял направление и стал дуть со стороны посада. И тут же воздух наполнился мерзким зловонием. Наталья в сердцах захлопнула окно и присела за стол. Настроение сразу испортилось, и она решила отвлечь себя вышиванием. Взяв цветные нитки, иголку и пяльцы с полотном, девушка приступила к вышивке. Уже через час небольшой узор был готов, а она снова приобрела присутствие духа и решилась выйти во двор, чтобы посмотреть и послушать.
Выйдя во двор и обернувшись в сторону посада, стала с любопытством прислушиваться в надежде узнать новые события, но не услышала ни выстрелов, ни отсветов от пламени горевших изб. Не было слышно ни криков или клекотания, которые она иногда слышала. Тишина! Пожав плечами, девушка в сопровождении своих тетушек, ушла обратно в светлицу и легла спать. Тётушки всегда тенью ходили за ней, вот и сейчас, одна из них осталась вместе с нею.
Ночью её мучили светлые сны, в которых она сражалась наравне с мужчинами, и где к ней прискакал рыцарь на белом коне. У рыцаря оказалось громадное копьё, на остриё которого он нанизывал мертвяков.
Один удар, и на лезвии висели уже десятки монстров, ещё удар — и второй десяток. Рыцарь отбросил отягощённое мертвыми телами копьё и взялся за меч. Сияющий белым огнём клинок выскальзывает из ножен и обрушивается на головы врагов. Как перезрелые тыквы, лопались головы проклятых, разбрызгивая мерзостным содержимым во все стороны. Мертвяков становилось всё меньше и меньше, и вот она, победа!
Вне себя от радости, она бросается к всаднику и хватается за стремя его коня. Всадник быстро спешивается и, припадая на одно колено, протягивает ей в руке неведомо откуда взявшийся букет невиданных цветов. «Розы», — слышится ей во сне. Рыцарь красив, как Бог и галантен, как настоящий мужчина, о которых она только слышала, но никогда не видела.
Аромат чудных цветов, зажатых уже в её руке, кружит голову и туманит мозги, и вот она уже оказывается в крепких объятиях рыцаря. Её уста сливаются с его и… На этом сон резко обрывается. Наступает утро. Утро очередного дня, в котором завсегда найдётся место и славному подвигу, и подлому предательству. Такова жизнь.
