Приноровившись к станку, Мишка выточил деревянный подсвечник, получилось красиво, даже дед похвалил, но возникла проблема с лаком. И тут же сработала дедова «база данных».
— У нас же Лука Говорун луки мастерит, должен у него лак быть, как же без лака? К списку товаров, предназначенных для реализации в Турове, прибавилась партия точеных подсвечников. Попробовал Мишка вытачивать и посуду — вспомнил однажды, как красиво выглядят разные миски и прочие емкости с хохломской росписью. Самое же главное, он знал секрет хохломской росписи по дереву — сначала сосуд окрашивался серебрянкой, потом наносился черно-красный рисунок, а уже потом все покрывалось лаком. Из-под слоя лака серебрянка просвечивала, как золото, что и придавало росписи особую нарядность.
Но, увы: алюминиевой пудры ЗДЕСЬ, по понятным причинам, было не сыскать днем с огнем, а чем ее можно было заменить, Мишка не знал. Краски нескольких других цветов получались довольно яркими из смеси лака и порошков, предназначенных для окраски тканей. А серебрянка… Мишка решил отложить этот вопрос до поездки в Туров, тем более, что выдержанной древесины, для изготовления расписной посуды в массовом масштабе, все равно не было. Проект «Хохлома» пришлось отложить на длительный срок.
И вот тут-то Мишка вспомнил о матрешках! Их-то можно и без серебрянки расписывать, как захочешь! И диаметр исходной заготовки нужен гораздо меньший, чем для посуды, и к породе дерева можно относиться не так строго. Работа, правда оказалась непростой, размеры надо было выдерживать очень точно, Мишка даже хотел плюнуть на свою задумку, но потом дело пошло. Достаточно было изготовить один комплект матрешек, как появилась возможность точить их по шаблону. Дядьку Лавра этот технический прием привел просто в восторг, он даже и не подозревал о возможности изготовления деталей одного и того же размера без долгой и тщательной подгонки.
Вспомнив о шестерых внучатах Нинеи, Мишка вырезал шесть, вкладывающихся друг в друга деревянных куколок, а у самой маленькой донышко сделал сферическим и залил внутрь свинец — получился «Ванька-встанька». Когда краска и лак на матрешках высохли, Мишка вложил их одна в другую и вечером торжественно выставил на стол перед дедом.
— Михайла, ты чего это идолов языческих делать надумал? Да и не бывает таких!
— Это игрушка, деда, но не простая, а с секретом.
Мишка раскрыл первую матрешку, вытащил из нее вторую, потом раскрыл и ее… и так пять раз. По мере «размножения» куколок брови у деда задирались все выше и выше, когда же на свет появилась самая маленькая, нахально поднимавшаяся, сколько ее не опрокидывай, к задранным в изумлении бровям добавилась еще и отвисшая челюсть.
— Колдовство?
— Да какое колдовство, деда? Просто низ у нее тяжелый от свинца, а верх легкий, вот и все.
— Ну, Михайла, удивил! Вы только гляньте, что измыслил!
Вся семья и так пялилась, разинув рты, а Елька уже приготовилась зареветь в предчувствии того, что ей эта красота не достанется.
— Еленька, не плачь, я это как раз для тебя и сделал! — Успокоил сестренку Мишка.
«Господи, да чего только не сделаешь за такое счастье в глазах ребенка! Обязательно Нинеиным внучатам отвезу, а отцу Михаилу шахматы выточу, а то у него глиняные».
— Михайла, да ты что? Такую красоту, да дитю на игрушки!
— Деда, их много сделать можно и быстро, хватило бы дерева выдержанного, ну и красок с лаком. Если материала хватит, то можно и второй станок наладить, я такую приспособу придумал, что их любой вырезать сможет.
— Кхе! Ну молодец, удивил! Это сколько же за такую вещь можно будет в Турове запросить?
— Не знаю, деда, попробовать нужно, а меня чем за выдумку наградишь?
— Кхе! А чего ты хочешь?
— Хочу пару десятков свечей, два подсвечника и одну такую матрешку, когда еще сделаем. И еще лошадь с санями на два дня — съезжу Нинею навестить.
Мать тут же встревожилась:
— Мишаня, не надо бы, колдунья она… И отец Михаил сердиться станет.
— Мама, я обещал. Она же мне жизнь спасла. А внучатам ее какая радость будет, они же там живой души не видят, кроме бабки.
— Все равно, не хорошо…
Деду начавшаяся дискуссия явно пришлась не по душе, он хлопнул по столу ладонью и решительно встал на сторону внука:
— Хватит! Раз обещал, должен выполнять! Мужик он или не мужик?
— Да какой он мужик, батюшка, дите еще!
— Дите? А от волков вас кто спас? Кончай причитать Анька, не доводи опять до греха. Забыла, как он у Нинеи оказался?
— Сам же поминать не велел!
— Вот и помолчи! Ничего с ним не случится, а старуха его действительно спасла, грех гостинец не отвезти! Так, Михайла, покажешь Кузьке, как этих Матрен делать, первую же распишешь, и, как высохнет, собирайся к Нинее. А ты, Анна, испекла бы ее детишкам чего-нибудь вкусного — с медом, с орехами, не ехать же ему с одними деревяшками!
* * *
На подъезде к Нинеиной деревне Мишку одолели сомнения:
«Подкачу без предупреждения, а у нее там гости — кто-нибудь из тех, кто поля убирал, или еще что-то, чего она мне показывать не хотела бы. Отец Михаил опять спрашивать начнет: не видал ли чего-нибудь странного, а врать неохота. Чтоб такое придумать?»
Подсказку, совершенно неожиданно выдал Чиф. Ветер дул со стороны деревни и пес вдруг начал принюхиваться к каким-то, только ему понятным запахам. Мишка достаточно хорошо изучил все его повадки и по поведению Чифа понял, что запах его не беспокоит, а наоборот нравится.
— Мистер Чиф, да у Вас же там подруги! Неужели уже отсюда учуяли? А ну, Чиф, вперед! Вперед! Ищи, Чиф, ищи! Ну что смотришь? Беги, тебя там ждут, вперед!
Пес, наконец, понял и рванул по дороге галопом, а Мишка придержал Рыжуху, позволив ей идти шагом.
«Вот так: будем джентльменами, дадим дамам минут пятнадцать на подготовку. Увидят Чифа, поймут, что и я на подходе».
Расчет вполне оправдался: только выехав из леса, Мишка услышал звонкий голос Красавы:
— Мисяня! Мисяня!
Красава, путаясь в длинном подоле, бежала навстречу, улыбаясь во весь рот. Подбежала, запрыгнула в сани и, словно расстались только пять минут назад, повторила свой давешний вопрос:
— А сказку досказес?
— Доскажу, доскажу, здравствуй красавица, как вы тут поживаете?
— Хоросо позиваем, а гостинсы привез?
— И гостинцы привез, сейчас подъедем, все покажу.
Мишка оглядел деревню. Поселение не было огорожено тыном, поэтому жилища не теснились одно к другому, а вольготно раскинулись на высоком берегу реки — деревня просматривалась вся насквозь. Ко всем домам в снегу были протоптаны тропинки и вообще, несмотря на отсутствие населения у деревни не было заброшенного вида. Исключение составлял только один дом, тот, который отец Михаил покропил святой водой. Около него снег оказался нетронутым, перед дверью намело сугроб, а во дворе не было поленицы дров. Получалось, что за всеми, кроме одного, домами кто-то присматривает.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
