За полдень свернули с дороги, ушли в лесок и разбили небольшой стан.
– Не боишься? – Старший из троих протянул попутчице кусок вяленой козлятины, завернутый в тонкий хлебец.
– Убить можете?
– Это не самое страшное, – повел речь обстоятельно, не торопясь. Глаза, светлые до того, что почти сливались с белками, глядели на Верну неотрывно. – Гораздо страшнее мука без времени. Молишь о смерти, а той нет и нет.
– Не боюсь. Живой не взяли бы. Обозлились да и прикончили.
Парни переглянулись.
– Больно ты уверена.
– Не вы первые. Знаю, что говорю.
– А за нами чего увязалась?
Верна помолчала. Мясо в хлебце больно хорошо. А с кваском – так и вовсе забыться и не встать…
– К Залому хочу.
Старший равнодушно поворошил уголья в костре.
– Знать такого не знаю. Ты знаешь? А ты?..
Остальные лишь плечами пожали, и лица у всех получились будто сундуки в бедняцкой избе, квадратные и пустые.
– Знаете, – усмехнулась Верна. – Да только признаваться не хотите.
– Тебе-то зачем?
– Разве помешает лишний меч?
– Лишний меч никогда не помешает. Ну допустим, заломовцы мы, тебе что за печаль? Деньги? Слава?..
– Не деньги, не слава, – обняла колени и уставилась в огонь. – Сама знаю, вам не скажу. Мое дело.
– Звать как?
– Зови Верна.
– Ты когда последний раз в зерцало смотрелась, Верна?
– Давно. А что?
– Глаза у тебя пустые. Мертвые. Смерти ищешь, дура?
– К Залому не возьмете, подамся к братьям-князьям! Меч лишним не бывает!
– Могла и сразу к братцам. Чего же к Залому?
– А так!
Трое переглянулись, и старший назвался:
– Я – Черный Коготь, это – Пластун, тот – Ворон.
Скинули клобуки, и Верна потрясенно раскрыла рот. До того мгновения сверкали из тени три пары глаз да белые зубы. А тут такое! Мало того что парни вышли примечательные, на дороге встретишь – всяко не забудешь, так ведь интересно стало, где они раздобыли цвет лица, схожий с темной медью, и где выгорели их волосы. Интересно, а глаза могут выгореть? У Черного Когтя они просто избела-голубые.
– А сказать, как поняла, что вы заломовцы? – буркнула.
– Уж будь любезна, – усмехнулся Пластун. Это он заговорил с ней на дороге и наказал не отставать. Космы высветлены на жарком солнце, а бородища, что разбуянилась прямо под глазами, осталась темна.
– Вот я, баба-дура, за вами увязалась. Иной в кусты поволок бы, вы же… когда в зерцало смотрелись последний раз, заломовцы?
Меднокожие переглянулись и оглушительно рассмеялись. Не хотела, но и сама улыбнулась.
– Потом, все будет потом. Бабы, корчмы, вино, – буркнул Черный Коготь.
– Бережетесь для чего-то. Любой глазастый дурак приметил бы.
– Не больно-то охота на мече по глупости помереть, – подхватил Ворон. – Ведь меч не просто для красоты таскаешь? Сдуру и прирезать можешь.
– Могу и прирезать. Особенно сдуру.
– Есть у нас интерес послаще сдобных баб. – Черный Коготь нехорошо улыбнулся, и могло бы кострищное пламя замерзнуть под светлыми глазами, непременно замерзло.
– Жуткие вы. Мне бы радоваться, что руки не тянете, а только страшнее делается.
– Вот и встретилась нежить с нежитью, – усмехнулся Пластун.
Отдыхали недолго. Только лошади подобрали у коновязи траву, снарядились в путь, уже вчетвером. Дорогой не разговаривали, каждый пребывал сам в себе, и ни за что Верна не согласилась бы оказаться в средоточии мыслей новых попутчиков. Знать не знала ни Залома, ни братьев-князей, но того, что с лицемерами случается в думах возвращенцев, не пожелала бы и врагу. «Плащи» молчали до того пронзительно и зловеще, что иногда Верне мерещился черный дымный след, какой происходит от злого огня, пожирающего дерево. Чадный, густой и жирный. Даже оглянулась, бросила за спину опасливый взгляд. А вдруг?
На привалах обменивались парой слов, по большинству же молчали. Кой-когда правили оружие – то ножи, то мечи. На цепкий взгляд Верны, клинки не нуждались в правке, так можно и нож уточить в шило. И уж вовсе не осталось у нее сомнений в том, что троица хлебнула на своем веку. Хлебнула столько, что иного наизнанку вывернет, а эти лишь подкоптились под жарким полуденным солнцем, повыгорели и напитались по самое не могу лютой злобой. Лютой настолько, что глаза застит и жить не дает. Точит изнутри, а парни точат и правят клинки. Что будет, когда схлестнутся с князьями? Вот и думай теперь. Где-то солнце наливает силой жизнь – рожь, пшеницу, цветы, – а где-то под жаркими лучами зреют ненависть и отчаяние. Ох и пестрая ты жизнь, ровно парус оттниров – где-то черная полоса, где-то белая…
Верна усмехнулась. Винопей говорил, будто коффы гнали Залома с остатками войска до самого моря, где-то далеко на полудне. Что сталось потом, никто не знает, но только под ярким светилом полудня как раз и получается медный цвет кожи и выгорают волосы. Тут к гадалке не ходи. Выходит, уцелели заломовцы и семь долгих лет крепко точили зубы. На кого, интересно? Знают что-то про князей?
– Болтают, будто князья не больно чисты на руку, – как бы между прочим бросила Верна. Ждала вспышки гнева, зубовного скрежета, но то, что последовало, удивило бы кого угодно.
– Ага, болтают, – равнодушно буркнул Черный Коготь, проглядывая лезвие меча на солнце, нет ли незамеченных выбоин. – Соврут, недорого возьмут.
– Впрочем, ваше дело, – отвернулась. Не хотят говорить – и не надо. В чертоги Ратника утащить чужую тайну, что ли? Всего-то и осталось, что встретить вражий меч и оборвать никчемную бессмысленную жизнь. Для чего ковыряться в чужих историях, когда своя останется незаконченной?
Прикусила губу. Жизнь действительно похожа на полосатый парус оттниров. Еще недавно Верна ненавидела весь белый свет, прикоснуться к себе не давала, мечтала окончить дни на клинке. Потом враз наступила белая полоса, полночь обернулась полднем, зима – летом. В человеке человека разглядела, повернулась лицом… и на тебе! Опять черная полоса, опять жить не хочется, острого меча ищется. Будет ли светлая полоса? Вряд ли. Ждать больше нет сил. Устала…
– Чем ближе горы, тем больше разъездов. – Четверка спряталась в густом лесном укрытии, а по дороге мощно и брячливо выступал княжеский дозор: двадцать мечей, четверо в ряду. – Ровно сети раскинули, авось заломовца поймают.
– Боятся, – шепнул Пластун Ворону. – Пусть боятся.
– Нам бы только до крепости добраться. – Черный Коготь внимательно оглядывал дорогу в просвет ветвей. – Куда? Стой!
За руку придержал Верну, уже было готовую выскочить на открытое место.
– Ведь проехали? Проехали ведь!
– Не спеши. Целее будешь, – нехорошо прищурился Коготь. – Не учудили бы чего. Ох подвох чую!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
