— Это всего лишь ваше убеждение, — произнесла женщина, наклонившись вперед. Монолог Акермана позволил ей успокоиться. Ее раздражительность исчезла, она стала уверенной и была готова бороться за свою точку зрения.
— Это не мое убеждение, это мой прямой опыт! Если вы будете работать так, как этого требует тренинг, то он появится и у вас.
— Как это отличается от убеждения?
— Как день и ночь.
— Но я не понимаю, как что-то может перестать существовать.
— Это же ясно, как дважды два четыре: воспроизведение переживания заставляет его исчезнуть.
— Ну, а теперь что это означает? Если я несчастлива, то мне нужно побыть несчастливой еще раз, после чего я стану счастливой?
— Ты, тупая женщина, воспроизвести переживание — значит вступить с ним в полный контакт, полностью ощутить его, выстроить его элементы один за другим. И когда ты окончательно воссоздашь его, оно исчезнет.
— Я поверю в это, когда увижу все собственными глазами.
— Да ничему не верь. Сколько раз тебе, тупой, нужно это повторять? Переживи это!
— Хорошо. Я зла на тебя. Как мне прикажешь это воспроизвести?
— Гнев ко мне? Очень хорошо. — Акерман неспешно спустился с края подиума и встал перед Шарлоттой. — И ты хочешь избавиться от него?
— Ну да, конечно, я это и сказала. Сколько раз мне нужно это повторять?
— Очень хорошо, Шарлотта, ты быстро схватываешь. А теперь давай посмотрим, как ты сможешь воспроизвести свой гнев. Закрой глаза и сконцентрируйся — что ты ощущаешь в своем теле?
— Я чувствую напряжение в животе, дрожь в руках, а также ощущаю ваше тщеславие.
— Хорошо. У нас есть два переживания и одно убеждение. Убеждение по поводу моего тщеславия мы оставим тебе, но теперь я хочу, чтобы ты взглянула на оба этих ощущения. В какой части руки ощущается дрожь?
— В пальцах.
— Почувствуй дрожь как можно сильнее. Сделала? Очень хорошо. А теперь скажи мне, где именно ты ощущаешь напряжение в животе?
— Где-то здесь, — ответила Шарлотта, показав на живот указательным пальцем.
— Сколь глубоко это напряжение в животе?
— Ну... где-то около восьми сантиметров.
— Как ты ощущаешь это напряжение?
— Похоже на сдавливание выше пупка.
— Отлично. И насколько велико это сдавливание?
— С кулак... даже больше, чем мой кулак.
— И как глубоко оно уходит в живот?
— Точно не знаю... может, на пять сантиметров, может, чуть больше.
— Очень хорошо. Какая форма у этого давления?
— Круглая, как у мяча.
— Превосходно. Какого цвета это давление?
— Цвета? Что значит — цвета?
— То и значит. Какого цвета?
Шарлотта замолчала на целую минуту. В зале можно было услышать лишь тихий звук работающего кондиционера. Кто-то прокашлялся, и Шарлотта заговорила:
— Темно-красный цвет.
— Очень хорошо, давление темно-красного цвета. Какого оно размера?
— Как мячик для гольфа.
— Какого цвета?
— Как красный цвет лица.
— И как глубоко оно уходит в живот?
— Оно сейчас как раз под кожей.
— Скажи мне сейчас, какого размера давление?
Шарлотта опять замолчала. Она сморщила лоб, как будто пыталась разглядеть какой-то неясный образ вдали.
— Давай, Шарлотта, мы не можем бесконечно ждать. Мы арендовали зал всего на пару дней. Какого размера это давление в животе?
— Я его не чувствую... вообще-то, оно пропало.
— Понимаю, — сказал Акерман, встав вплотную к Шарлотте. — Ты еще злишься на меня?
От облегчения Шарлотта засмеялась.
— Нет, ничего такого нет. Наоборот...
— Ты постепенно воспроизводила свое чувство гнева, и в итоге оно исчезло, не так ли?
— Ну, да.
— Спасибо, Шарлотта, — произнес Акерман в адвокатской манере, словно успешно провел перекрестный допрос свидетеля и выиграл дело.— Ты прекрасно взаимодействовала, я ценю это.
По залу пронеслись аплодисменты. Техника и вправду сработала, она, несомненно, была самой быстрой и эффективной среди тех, с которыми я прежде сталкивался. Процесс занял не больше пяти минут.
— У некоторых из вас болит голова, так? — поинтересовался у нас Акерман, возвращаясь на середину сцены. — Я не говорю сейчас о мигрени, от которой вы часто страдаете и которая развивалась у вас годами. С ними можно поработать посредством наших процессов, однако к ним нужен особый подход. Я думал о той головной боли, что началась у меня здесь, пару часов назад, и мешала мне пристально следить за развитием тренинга. Есть желающие? Джед, поднимайся на сцену.
Джедом оказался лысый толстый пятидесятилетний человек с красным лицом и большими баками такого же цвета. На нем были светлая разноцветная рубашка, на которой красовались пальмы, на ногах — ковбойские сапоги на высоких каблуках и джинсы, над которыми свисал большой живот.
— Сколько у вас уже болит голова?
— Где-то с час.
— Ты хочешь ощущать головную боль перед всей этой группой и отпустить ее, если она начнет уходить, или оставить ее, если она не уйдет?
— Да.
— Хорошо, Джед, закрой глаза и опиши свою головную боль. Нам не нужны твои убеждения, точки зрения, о чем ты там думаешь, и прочая херня нас не интересует. Опиши свое ощущение головной боли.
— Это... как сказать-то... какое-то неприятное давление в голове.
Держа микрофон близко у рта Джеда, Акерман обвел взглядом участников.
— Где в голове? Скажи нам, где именно?
— Здесь, позади глаз.
— Очень хорошо, Джед. Это полезная информация о твоем ощущении. Какого размера твоя головная боль?
Участники полностью успокоились, так что в зале было слышно только глубокое дыхание. Джед поразмыслил некоторое время, прежде чем дать ответ:
— Она размером с банку из-под кока-колы, которая перекатывается от одного виска к другому.
— Отлично. Какого она цвета?
— Похоже на пурпурный.
— Очень хорошо. Какой она формы?
— Цилиндрическая, с очень острыми краями.
— Отлично, цилиндрическая, с очень острыми краями. Как глубоко она позади глаз?
— Где-то около полутора сантиметров. Начинается отсюда и уходит вглубь на восемь сантиметров.
— Очень хорошо. — Акерман, явно довольный ответами, начал расспрашиватьДжеда быстрее, так как тот отвечал без колебаний. — Какого размера у тебя головная боль?
— Я же уже сказал, размером с банку из-под кока-колы или из-под пива.
— Какого цвета?
— Голубоватого.
— Хорошо, а форма?
— Похоже на мяч.
— Какой размер?
— С яйцо.
— Превосходно. Какого цвета?
Комната разрывалась от молчания. Я отчетливо слышал, как часто дышал мой сосед, как проглатывала слюну одна стройная женщина.
— Голубоватый, как туман.
— Какой формы?
Джед нахмурил свои красные, блестящие от пота брови и, сдвинув их к центру лба, образовал на нем две глубокие морщины.
— Все стало, как в тумане... Округлая форма... как шарик для мороженого, но форма какая-то нечеткая.
— Хорошо, какой размер?
— С шарик для пинг-понга.
— Какого цвета?
— Туманного. То есть белый с малым оттенком голубого.
— Отлично. Какой размер?
Двадцать секунд от Джеда не было слышно и слова. Дыхание соседа участилось.
— Почти все пропало.
— Понимаю. Почти, значит оно все еще там. Скажи, какого оно размера?
— С арахис, оно начало исчезать.
— Превосходно. Какого цвета?
Наступили очередные десять секунд молчания, после которых Джед, пожав плечами, произнес:
— Его больше нет. Все исчезло.
— Болит голова? — наклонив голову в одну сторону, невозмутимо спросил Акерман, производя впечатление человека, который многократно проводил такие операции.
— Нет, вообще не болит. — Джед, с выражением пустоты на лице, открыл глаза, а затем снова закрыл их на какое-то время, после чего опять открыл и, разглядывая зал, уверенно сказал: — Все исчезло. Исчезло!
— Спасибо, Джед. Ты прекрасно поработал над процессом воспроизведения ощущения.
На этот раз разразились более громкие и более длительные аплодисменты.
— Есть всегда причина или повод, почему вы поступаете так, а не иначе. Этому нас учат еще в школе. Не так ли? — По залу прокатился шумок сомнения, но ни одна рука так и не поднялась в воздух. — Я спрашиваю вас, это так? Франсис, возьмешь микрофон?
Это была стройная женщина с короткими золотисто-каштановыми волосами и большими сережками. Держа микрофон близко у рта и наклонив голову в одну сторону, она была похожа на ученицу средней школы, которая отвечает учителю:
— Конечно, всегда есть причина, почему мы поступаем так, а не иначе.
— Чушь! — внезапно выкрикнул Акерман. — Для всех ваших поступков есть всего одна причина: вы что-то сделали, потому что вы это сделали. Это и есть единственная причина!
— Вы так думаете? — вытянув шею и наклонив голову в другую сторону, спросила Франсис. — Я уверена в том, что я пришла на семинар АСТ, чтобы убедиться в том, что мой муж оказался прав, когда говорил мне, что это ценный семинар.
— Глупая женщина! Ты пришла на этот семинар, потому что ты пришла на этот семинар. Не веришь? — Акерман быстро окинул взглядом аудиторию слева направо. — Давай-ка посмотрим. — Подойдя к краю подиума, он приблизился к Франсис и, встав напротив нее, протянул ей обе руки, как будто он что-то держал в них. — Вот, Франсис, представь, что в левой руке у меня ванильное мороженое, а в правой — шоколадное. Выбери то, что тебе больше нравится.
