Сначала Станислав Янович коротко поинтересовался делами на копальнях. Потом заявил, что сегодня дескать к границе надо переправить партию янтаря и выезжать уже сейчас. Это он частенько поручал Назару, когда срабатывала чуйка, что могут быть проблемы в виде патрулей. Впрочем, чуйку подчас подменяли отстукивания информации из области. Племянник был достаточно отчаянной головой, чтобы влезть в подобное дерьмо, если надо. Но при его осторожности подобные мероприятия проходили обычно без сучка и задоринки, он ориентировался по ситуации, и если кому и можно было доверить, — то только Назару.
Вот только прямо сейчас единственной целью Стаха было отослать племянника подальше и на весь день, чтобы на глаза не попадался даже. Видеть его не мог до зубовного скрежета. Да и… в голове гуляла шальная мысль, что если его не будет, то и Милана угомонится.
«Прямо сегодня?» — севшим голосом уточнил Назар.
«Да, и без того неделю лежит на складе, некому заняться… А что? Ты чем-то занят?» — приподняв бровь, соизволил поинтересоваться Станислав Янович.
«Нет… Нет, я отвезу», — медленно кивнул Шамрай-младший и развернулся к выходу, когда его остановил голос дядьки:
«Кстати, забыл спросить — как отпуск прошел? Понравилось?»
Наз оглянулся.
«Ага».
«А Милане?»
«Вроде бы, тоже».
«И что у вас? Серьезно?»
Назар очумело уставился на родственника, а у того взгляд сделался еще острее, злее, будто едва сдерживается.
«Смотри, Назар, — проговорил Стах, — она — дочь моего лучшего друга. Я уже понял, что непорченой ее теперь никак не вернуть, но вздумаешь девке мозги запудрить — шкуру спущу. Сначала ее отец с меня, а потом я с тебя. Понял?»
Назар от неожиданности остановился, держась за ручку двери. Казалось, что ручка плавится от прикосновения.
Его застали врасплох. И первое, что он почувствовал — это безотчетную и бесконтрольную ярость, внезапно подкатившую к голове горячей волной. В ней словно закипела и забулькала вязкая жижа, расплескиваясь наружу. И он не знал, что стало причиной этой ярости. Словно бы кто-то влез в то, что для него самого — слишком личное, почти святое. К святому — чужаков не подпускают.
«Разберемся», — сдержанно кивнул Назар и вышел из кабинета, понимая, что еще мгновение, и он впервые в жизни нагрубил бы дядьке. А потом его пронзило еще одно открытие: оказывается, дядя Стах — чужак. В том, что касалось Миланы — дядя Стах чужой ему. С ним бы он правдой не поделился.
Назар вернулся домой, принял душ, переоделся.
Милане звонил уже из машины, направляясь на базу.
И, вслушиваясь в гудки, судорожно соображал, как объяснить, обойдясь без вранья о том, чем занимается.
— Привет! — радостно раздалось, наконец, в трубке. — Про меня вспомнил?
— Я не забывал, — окончательно помрачнел Назар.
— И чем занимался, пока меня не забывал? — рассмеялась она.
— На клондайке был, как обычно. Там связь не ловит, ты же знаешь. Мы там вообще по рации в основном общаемся.
— А обеденные перерывы у вас там бывают?
— Обедаю я дома, только вот…
— Приедешь?
— Да я… — Назар запнулся, выдохнул и быстро заговорил, спеша пояснить: — был уже я дома, а толку? Пообедать не успел даже… Милан, меня дядя Стах по делам отправил, я уже опять в дороге.
— Блин, — разочарованно буркнула она. — И это надолго?
— Наверное, до ночи. Милан, я груз сопровождаю, вариантов нет.
— Набережная отменяется?
— Не обижайся. Я же не знал, что он меня погонит, как только явится. У меня работа такая.
— Я не обижаюсь, — проговорила Милана, — только не пропадай совсем, ладно?
Она и правда не обижалась. Это у нее каникулы, и она может позволить себе бездельничать сутки напролет. Им еще повезло, что Шамрай-старший отпустил Назара на целую неделю. В конце концов, свой бизнес требует постоянного внимания, пусть даже Милана и не понимала, в чем именно заключается этот самый «бизнес».
Но какое ей до этого дело? Ее интересует только Назар, который совершенно незаметно для нее самой слишком проник в ее жизнь. Она чувствовала, что начинает погружаться в него, и понимала, что ей это нравится. Даже ее вечная скука сменила оттенок. Теперь она скучала в ожидании. Назар позвонит, Назар приедет. Этот странный человек из другого мира. Иногда жестокий, иногда увалень. Но Милана была уверена, что несмотря на всю его жесткость, его легко обидеть, ранить, даже если он этого и не покажет. И еще она точно знала, что имеет над ним совершенно необъяснимую власть. Скажи она ему с утеса сигануть — и думать не станет. Может, и правда бабка мадьярская наворожила на поколения вперед?
День растянулся в вязкую бесконечность. За обедом, чтобы избежать расспросов Стаха, она вынудила говорить его самого. Он и без того легко разливался соловьем, а тут и повод был — рассказать о поездке. Это давало возможность кивать и не слушать, а думать о своем. Потом торчала у бассейна, пока привычно болтала с Олексой. Два раза звонил Назар, и это было единственным, что скрасило день. В конце концов, очутилась в библиотеке. И именно там подстерег ее Шамрай-старший, напоминавший ей все больше паука, сидящего где-то в углу и плетущего свои липкие сети. Конечно, это только фантазии, но что еще в голову придет, когда она вошла в безлюдное помещение, остановилась перед полками, а потом, нарушая уединение, от повернутого к окну кресла донесся его вязкий голос:
— Что? Все-таки маешься? Скучно?
«Не работается ему в кабинете!» — подумала Милана, продолжая рассматривать книги. Сняла с полки одну из приглянувшихся, полистала и, повернувшись в сторону Стаха, сказала:
— Нет, просто почитать захотелось.
— Да ладно, видно же, — Станислав Янович поднялся из кресла и посмотрел на нее оценивающим взглядом, будто бы ему и правда что-то видно такое, чего другие не видят. — Хочешь, верхом прогуляемся. Прямо сейчас, а?
Мысленно послав его к черту, она отрицательно мотнула головой.
— Жарко.
Стах поморщился и неожиданно, возможно, даже для себя самого выдал:
— Ну в клуб сходи, не сидеть же.
И имел удовольствие увидеть на ее лице предельное изумление, которое ей с трудом удалось превратить в более подходящее выражение, чтобы уточнить:
— Вы сейчас серьезно?
— Серьезно, — с некоторым вызовом заявил Шамрай.
— И машину можно?
— Можно.
— Без водителя?
То, что блеснуло в этот момент в его взгляде, читалось не иначе как «борзеешь, девочка», но скрипнув зубами, он всё-таки проговорил:
— Без.
— Спасибо, дядя Стах! — весело прощебетала Милана и выскочила из библиотеки, шустро ретируясь в свою комнату. Там и оставалась, словно в окопе, до позднего вечера. Пряталась от Стаха, стерегущего в столовой, куда она так и не спустилась к ужину. Пряталась она и от Назара, когда запирала балконную дверь. Точно знала, если он придет и сегодня — а он придет! — она его впустит, потому что хотела его так же сильно, как и он ее. А противостоять их общему желанию у нее сил больше не достанет. И если сегодня она сдастся, то он каждую ночь станет ходить в ее комнату через окно, а она прислушиваться к любому шороху, которыми был наполнен этот чужой для нее дом, страшась прислуги, Ляны или Шамрая.
Уже ночью, когда Милана и правда забралась в кровать, увернулась, как в кокон, в одеяло, выключила свет, чтобы не привлекать ненужными признаками бодрствования того, кто может быть снаружи, то даже ненадолго провалилась в дрему, очень надеясь, что Назару хватит ума не ломиться к ней. Тем более, если явится поздно.
Но в этом она ошиблась. Он приехал и правда в первом часу, уставший и почему-то раздраженный. Идентифицировать причину этого раздражения не выходило, но бесил сам факт, что весь день приходилось заниматься тем, чем ему не хотелось заниматься, и о чем Милане не расскажешь, потому что тут чем меньше знаешь, тем лучше. Впервые в жизни он испытывал смутное чувство стыда за активную деятельность, что они развели с дядей Стахом и что была очень и очень далека от законности. И поняла бы она его — оставалось загадкой, ответа на которую он вовсе не хотел находить.
