— Можно прожить хоть с сотней президентов, — спокойно сказал один из молчавших до сих пор членов Совета. У него не было ни заводов, ни рудников, ни ракет, ни железных дорог, ни даже пошленького игорного дома. Он изучал спрос и предложения, доходы и расходы, прибыли и убыли, направления развития и тенденции упадка: он владел информацией, а его специальностью был прогноз будущего, и остальные девять членов Совета всегда слушали его с особым вниманием. — Можно прожить даже с тысячей президентов, — продолжал он, — и сотни две из них я берусь прокормить сам. Это чепуха. Но что будет, если появится пять Доронов, генерал? Или десять Воннелов отдадут десять разных приказов службе безопасности? Или… — он вдруг поднялся, и всем стало как-то не по себе, жутко и муторно, — или появятся два Чарлза Роберта Саймака-младших, три Мохамеда Уиндема, пять Джонов Уайтов с сыновьями? Что будет тогда? Дробление капитала, ликвидация всякого контроля за деловой активностью. Один Саймак — это сталь полумира, а тысяча Саймаков — это кучка негоциантов средней руки. Прошу прощения, вы понимаете, о чем я говорю. И речь идет сейчас не об улыбках общественного мнения, — он обернулся к молодым Ракетам и самолетам-снарядам, — сколько бы они нам ни стоили, а о стабильности самих устоев нашего общества. Я надеюсь, что мне не потребуется рисовать перед вами все ужасы бесконтрольного дублирования деловых людей.
Он сел, и в течение целой минуты никто не мог не только произнести слово, но даже пошевелиться.
— Где гарантия, генерал, что опыты Миллера уже прекращены? — резко крикнули Атомные электростанции, урановые рудники и заводы изотопов. — Я требую немедленных и абсолютных гарантий!
— Я уже отдал приказ об отключении института от всех линий энергопитания, — ответил Дорон.
— Института?! — подскочили на своем месте Ракеты. — Вы с ума сошли! Вырубить всю энергетическую сеть! Все до единой лампочки! Откуда мы знаем, где сейчас Миллер, что он может, а главное, что он хочет? Пока мы не найдем Миллера, все источники энергии должны быть отключены!
— Это, по самым предварительным подсчетам, приведет к убыткам в размере двух с половиной миллионов кларков в минуту, — быстро подсчитало Будущее.
— Вы слышите, Воннел? — Сталь повернулась к министру внутренних дел. — Вы слышите, Дорон, сколько стоит каждая минута поисков профессора Миллера? (Оба у камина склонили головы.) Вы ручаетесь, генерал, — продолжала Сталь, — что четыре президента — это первый и последний сюрприз профессора Миллера?
— Да, — глухо ответил Дорон. — Ручаюсь, поскольку лаборатория лишена тока, блокирована и полностью мной контролируется. Между тем другой аппаратуры, способной осуществлять дублирование из иных мест, не существует…
— Послушайте, что за шум, что здесь происходит? — послышался вдруг спокойный, даже сонный голос.
Все обернулись и увидели президента. Он стоял в тяжелом дорогом халате, под которым белели худые ноги в шлепанцах. Кисточки ночного колпака вздрагивали, когда президент, щурясь от света, обводил взглядом своих нежданных ночных гостей.
— Чем обязан, господа, в столь поздний час? — спросил президент с сонной улыбкой.
— Пятый! — громко сказал Воннел.
9. ИГРА В ЛОТО
— Ваш любимый стерфорд, шеф, — произнес Таратура, извлекая из портфеля бутылку вина. — А это, — он подмигнул Чвизу, — отличное средство против скуки.
На стол легла коробочка, на которой зелеными буквами было написано: «Лото».
— В детских магазинах, — продолжал Таратура, — бывают удивительные вещи. Заходишь и сразу превращаешься в ребенка. Готов биться об заклад, что за этой штуковиной мы отлично скоротаем время и даже забудем, что президенты должны передраться.
— Чепуху вы говорите, Таратура! — резко перебил Миллер. — При чем тут ваше лото?
— Таратура, вы настоящий психолог! — вмешался Чвиз, беря в руки коробочку. — В самом деле, Миллер, иногда не мешает сбросить с себя этак годков пятьдесят.
— В городе по-прежнему спокойно? — спросил Миллер, хотя прекрасно понимал, что спрашивает напрасно: Таратура начал бы не с лото, а с новостей, если бы они были.
— Спокойно, шеф, — вздохнул Таратура и серьезно добавил: — Если не считать того, что «Шустрая» родила трех щенят.
Чвиз громко расхохотался. Словно бы оправдываясь, Таратура сказал:
— Профессор, клянусь вам честью, весь магазин был занят «Шустрой», когда я покупал лото!
— Ах, лото! — подхватил Чвиз, мечтательно подняв глаза. — Я помню, как мы с покойной моей супругой играли в лото, когда были еще детьми, и моя теща отчаянно переживала, когда ей не выпадали… эти…
— Фишки, — подсказал Таратура.
— О! Фишки! — обрадовался Чвиз. — Сколько слов уходит из нашего обращения с годами… фишки, теща… Забавно: у меня, Миллер, когда-то была теща!
Все умолкли, погрузившись в собственные мысли, как будто Чвиз помянул не тещу, а Бога. Таратура не знал, о чем думают в этот момент ученые, но сам он подумал, что еще неизвестно, кто более счастлив: тот, кто вспоминает о теще, или тот, кто только мечтает о ней.
— Начнем, — сказал Чвиз, садясь за стол с таким видом, с каким садятся главы семейств, окончив молитву и разрешая семье приступать к трапезе.
Таратура мгновенно сел, но Миллер, пожав плечами, нерешительно придвинул к себе стул.
— Очень успокаивает нервы, шеф, — сказал ему Таратура, вытаскивая из портфеля мешочек с фишками.
— Почем? — спросил Чвиз, азартно потирая руки.
— По кларку за карту, не меньше! — убежденно произнес Таратура. — Иначе интереса не будет.
— Чепуха какая-то, — вновь сказал Миллер, садясь за стол. — Дайте мне… четыре карты.
— По количеству президентов, шеф? — неуклюже сострил Таратура, но Чвиз больно толкнул его коленкой. — Простите, шеф, сорвалось…
Мешочек с фишками уже был в руках Чвиза, и как только монеты звякнули о дно чашки, стоящей на столе, он жестом фокусника выудил первую фишку, отдалил ее на почтительное расстояние от своих дальнозорких глаз и торжественно провозгласил:
— Пятьдесят семь!
На ближайшие десять минут все общество, казалось, с головой ушло в игру. Таратура сопел, с трудом поспевая за быстрой сменой цифр, Миллер с внешним равнодушием заполнял свои карты, а Чвиз успевал и говорить, и фокусничать с фишками, и заполнять клетки, и даже ревниво присматривать за картами партнеров:
— Два!.. Тридцать шесть!.. На второй карте, Миллер, вам осталась сорок девятая фишка… Восемьдесят четыре!.. А где же моя двадцатка?.. «Барабанные палочки»!.. Коллега, вы невнимательны…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
