Естественно, все кошмарные сны руководства Emerson сбылись. Рынок коммунистического блока наводнили дешевые подделки, отдаленно напоминающие продукцию компании. Многие другие американские и европейские производители, например GE или немецкие автоконцерны, в то же время отказались сотрудничать на похожих условиях, опасаясь нанести урон своей деловой репутации. Emerson не побоялась и получила хорошую компенсацию – официальные власти Китая решили, что с ними можно иметь дело. Впоследствии, когда появлялись новые проекты, к руководству компании обращались в первую очередь.
Спустя десять лет, в конце 80-х, китайское правительство решило производить товары не только на внутренний рынок. Тогда появились первые свободные экономические зоны и совместные предприятия с иностранным капиталом. К экспортной продукции применялись уже другие, гораздо более высокие стандарты качества и безопасности. Тогда перед Emerson встали новые вопросы:
– Делать ставку только на рынок Китая, Азии или всего мира?
– Захотят ли такие клиенты Emerson , как IBM или HP , покупать продукцию, произведенную китайцами?
– Как обеспечить качество этих товаров и убедить клиентов, что оно не хуже, чем у сделанных в Америке?
Китайские чиновники конечно же пытались убедить Emerson в необходимости снизить стандарты качества и упростить технологию, например обойти многие требования безопасности. Иначе продукция получилась бы слишком дорогой для азиатского рынка. Более того, правительство настаивало на необходимости использовать как можно больше ручного труда в производстве, чтобы занять людей. Широкое использование машин не входило в его интересы. Именно тогда впервые у руководства компании появилась возможность вести переговоры, доказывать свою правоту. Emerson решил остаться премиум-брендом, не изменять технологию, не снижать качество. Каждый производитель решает эти вопросы по-своему. Питер Ям предупредил нас, что они до сих пор актуальны.
Китайские провинции сейчас активно конкурируют за иностранные инвестиции. Так что, если кто собирается открывать завод в Поднебесной, имеет смысл разговаривать с руководством нескольких регионов сразу и торговаться. Каждый местный лидер попытается убедить строить именно у него, обещая закрывать глаза на соблюдение экологического законодательства или условий безопасности труда. Оказывается, у китайских регионов есть право применять или не применять многие законы. Если пойти на компромиссы, можно серьезно навредить имиджу и даже ввязаться в политический скандал. Никакой защиты от центральной власти нет. Никогда не знаешь, кому в следующий раз Пекин решит устроить показательную порку. Если же соблюдать все законы, строить очистные сооружения, платить минимальную гарантированную зарплату и все налоги, продукция, сделанная в Китае, окажется гораздо дороже, чем у конкурентов, в первую очередь у местных производителей.
На мерседесовском заводе в Раштадте, неподалеку от Штутгарта, я не заметила ни одного работника рядом с конвейерными линиями. На заводе Toyota в китайском Шеньджене меня поразила картина массового ручного труда. Люди стоят прямо на конвейерных лентах, рядом с будущими машинами, и вручную прикручивают мелкие детали. Местная фабрика игрушек Jetta выпускает блоки для конструкторов Lego , электронные игрушки Fisher Price , Спайдерменов и кукол Барби. Здесь работает около десяти тысяч человек. Женщины по восемь-девять часов в день выравнивают ножиками пластиковые кубики, вручную раскрашивают солдатиков и пришивают волосы на кукольные головы. Работают все в масках и в наушниках, потому что фабричный воздух насквозь пропитан испарениями краски, а шум от штамповочных и полировочных машин ни на минуту не замолкает. Получают эти женщины минимальную китайскую зарплату – около ста евро в месяц. Вдоль коридоров и на стенах в сборочных цехах развешаны красные транспаранты, на которых желтыми иероглифами написано, что нужно думать о родине, усиливать культуру труда и повышать производительность.
Жилые кварталы Шеньдженя производят вполне благоприятное впечатление. Из окна автобуса можно было разглядеть детские площадки, качели-карусели, стадионы с футболистами-любителями, маленькие магазинчики и продуктовые рынки. Мамы гуляли с колясками по улицам – чего не увидишь ни в Южной Африке, ни в Индонезии, ни в Малайзии. Люди одеты опрятно, движение на дорогах вполне управляемое. Кажется, можно спокойно выйти на улицу, прогуляться или сесть в городской автобус. Такого чувства безопасности у меня не возникало ни в Африке, ни в других странах Азии, ни даже в России. Правда, воздух тут ужасный. Шеньджень – это все-таки промышленный центр. К концу дня у всей нашей группы начался кашель, а у тех, кто носит линзы, защипали глаза. Говорят, воду из-под крана здесь нельзя пить ни в коем случае.
Французский профессор, уже лет двадцать живущий в Китае и изучающий автопром, рассказывал, что местные ученые и инженеры здесь до сих пор находятся под строгим контролем. Парткомитет по науке регулярно выпускает директивы, что нужно исследовать, а что нет. Многие разработки не финансируются, потому что их объявили неперспективными. Если ученый совершает научный прорыв, его сразу же делают невыездным.
Удивительно, но из массы знаний и впечатлений от поездки, больше всего мне запали в душу работницы на фабрике игрушек. Я их долго еще вспоминала: перед каждой две горки, справа пучки пластиковых волос, слева головы, похожие на черепа, по рядам ходит разносчик с лотком и подсыпает новые части кукольных тел, так что горки совсем не уменьшаются. Эта картина стала для меня символическим изображением бессмысленной работы. Монотонный, изматывающий труд из года в год без всякой надежды на серьезные изменения в жизни. Вот и мне, если ничего не произойдет, предстоят бесконечные презентации и ответы на однообразные имейлы. Старайся не старайся, а количество не воплощенных в жизнь бизнес-планов будет только расти. Стоит ли отдавать всю себя работе в заведомо проигрышных условиях?!
Вспоминается напутственная речь Опры Уинфри, обращенная к выпускникам Стэнфордского университета. Опра сказала, что они, конечно, хотят успеха и денег и это совершенно нормально. Она от души им желает и того и другого, и побольше. Публика радостно засмеялась, но Опра предупредительно подняла руку, давая понять, что еще не закончила. Аплодисменты прекратились, и тогда она продолжила:
– I like money. It’s good for buying things. What you want is money with meaning. Meaning is what brings real richness to your life [72] .
