— Ана, можно? — в двери появилась мама, и я взглядом предложила ей войти. — Детка, что случилось? Я ведь вижу ты сама не своя. А когда папа упомянул Женю, стала бледная, как мел.
— Моя реакция вполне нормальна, учитывая сложившуюся ситуацию. Я переживаю за него.
— Я тоже переживаю за него. Но, мне кажется, дело не только в этом. Верно? — она подошла ко мне и попыталась заглянуть в глаза.
— Ох, мама. — вздохнула я.
— Солнышко мое, ну, поделись со мной. — она притянула меня в свои объятия, и одновременно гладила и по спине, и по голове.
Мама всегда старалась быть мне подругой. Она все узнавала первой: какой мальчик мне нравился, с кем я поругалась, когда случился мой первый поцелуй. Но я становилась старше, и мои секреты взрослели вместе со мной, и я уже не так охотно делилась с мамой тайнами. Так, может пора возродить былое? Хоть она уже не будет первой в этом вопросе.
— Я запуталась.
Мама отвела меня к кровати, села на нее, и похлопав рукой по покрывалу, попросила меня присесть рядом.
— Давай, расскажи мне все, что тебя мучает. Помни: я всегда буду на твоей стороне, какое бы решение ты не приняла. — я положила голову ей на колени, как в детстве, и она принялась гладить мои волосы от макушки до самых кончиков.
— В общем, я встретила мужчину, и он мне очень нравится…
— Ты хочешь сказать, что разлюбила Женю? — нерешительно спросила она.
Ее голос был таким же мягким, как и раньше, совсем не осуждающим. Как будто, в моих словах не было ничего страшного.
— Боюсь, что да. Я не знаю любила ли его вовсе.
— А того мужчину ты любишь?
— Мне хорошо с ним. — сказала я после короткого затишья.
— Это не ответ. Ана, посмотри на меня, и скажи ни о чем не думая, ты его любишь?
Я молчала.
— Ана, не задумываясь. — мама взяла мое лицо в свои руки, и немного повысила голос.
— Да. Люблю.
Боже! Не знаю, как, но мне стало легче, когда я призналась в этом сама себе.
— Но все так сложно.
— Ничего сложного, расскажи обо всем Жене, уверена, он все поймет.
— Он будет упрекать меня в неверности.
— Дочка, мы не в девятнадцатом веке живем. К тому же вы не женаты, ему не в чем тебя упрекнуть. Лучше сокрушаться о содеянном, чем жалеть об упущенном.
— Мама тебя ли я слышу! Ты так хотела нашей свадьбы, а теперь запросто обсуждаешь со мной другого мужчину.
— Милая, я хочу видеть тебя счастливой в браке, а не угнетенной. — я поднялась с ее колен, и залезла в кровать. — Ну что, я тебе помогла?
— Еще бы! Спасибо.
— Ты улыбаешься, совсем другое дело. Слушай свое сердце, оно подскажет, а если вдруг ты не услышишь его зов, помни, что мы рядом.
У меня сейчас снова польются слезы. Мама поцеловала меня в лоб, и укрыла одеялом по самую шею.
— Полежишь со мной?
— Боюсь, что папа устал стоять под дверью, подслушивая наш разговор. — мы посмеялись над удачной шуткой. Ведь обе знали, что из папы плохой разведчик. — Ну хорошо, но ты должна мне рассказать про этого мужчину, что вскружил тебе голову.
Только сейчас поняла, что до встречи с Андреем я и не знала, что такое любовь. Хотелось оказаться рядом с ним и множество количество раз говорить ему о своей любви, и я знала, что она взаимна, ведь он признался своей матери, что любит меня. Хотя, нет, подожду с признанием, пока он не признается сам.
— Мама вызывает дочь. — вырвал меня из радостных мыслей мамин голос. — Я жду.
— Его зовут Андрей.
— Как Болконского из «Войны и мира». Хм, мне нравится.
***
Следующим вечером я уехала обратно. Теперь я знала, как поступить, надо было только выбрать время, чтобы объясниться с Женей.
Вернувшись домой, лишь пустота встретила меня. Я позвонила Жене, но он не ответил. Подождав немного, я набрала его снова. Протяжные гудки все длились и длились, я уже собралась нажать на «отбой», как мой звонок приняли. Но ответил совсем не тот голос, что я ожидала.
— Валерия Дмитриевна? — я сразу поняла, что что-то не так. — Что случилось?
— Женя в больнице.
О, нет! Мое сердце камнем упало в ноги. Я пошатнулась, и оперлась о стену, чтобы удержаться на ногах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ок, я сейчас буду. Где вы?
Через минуту я мчалась по знакомому адресу. Валерия Дмитриевна хотела сказать что-то еще, но я уже оборвала связь. Я бежала, не разбирая дороги, ноги сами несли меня. Я даже не подумала вызвать такси, так как голова была занята мыслями о Жене.
Больница, в которой я работала, как и любая другая, состояла из нескольких корпусов. И, обогнув здание поликлиники, я направилась к приемному покою. Внутри я огляделась, и подскочила к родителям Жени, когда заметила их.
— Валерия Дмитриевна, Михаил Сергеевич, что с Женей? — пробормотала я.
— Сейчас уже все нормально. Насколько это возможно в его положении. — сказала его мама.
— Но, что произошло?
— Не знаю. Он внезапно упал. — губы у нее задрожали.
— Главное, что все обошлось. — я взяла ее за руку, и она сжала мою руку. — А сейчас он где?
— В палате. Врачи хотят понаблюдать за его состоянием немного.
Михаил Сергеевич был молчалив, и за его твердым выражением лица было трудно распознать какие чувства овладевали им. Но я знала, что он сильно переживал за сына.
Сказав им, что они могут не ждать меня, я подошла к стойке ресепшена. Девушка с короткими светлыми волосами оторвалась от заполнения бумаг, и подняла ко мне голову.
— Здравствуйте! Где я могу найти Евгения Баркова? Он недавно к вам поступил.
— Могу я узнать кем вы ему приходитесь?
— Я его… невеста.
Она посмотрела в компьютер и щелкнула кнопкой мыши.
— Терапевтическое отделение, палата четыре. — доброжелательно сказала девушка, указав в какую сторону идти.
Почему терапевтическое?
— Спасибо.
Следуя указаниям администратора, я нашла нужную палату. Я чуть не расплакалась, когда увидела Женю в больничной одежде. Ни о чем не думая, я сорвалась с места и подлетев к нему, крепко сжала в своих объятиях. Он обнял меня в ответ, спрятав лицо в моих волосах.
— Привет! — прошептала я, и он ответил мне так же.
Только потом я заметила, что на нас все смотрят. Палата-то общая.
— Как ты?
— Да все нормально. Не понимаю зачем понадобилось оставаться здесь. Я бы лучше дома отлежался.
— Если надо, значит надо. Врачам виднее.
— Здравствуйте! Вы родственница Евгения? — в палату вошел доктор, и я обернулась на дверь. — Анна Павловна?
— Олег Валентинович.
— Очень рад встрече.
— Да, только повод для встречи не радостный. — сказала я, посмотрев на Женю.
— Ну, в общем состояние стабильно. Но я все-равно подержу его у нас денек. Лучше перебдить, чем недобдить.
— Согласна.
— А, чтобы не терять время впустую, проведем обследование, вместо двадцать четвертого числа.
— Отлично.
— Пожалуй, сделаем КТ завтра, сегодня уже поздно. — Олег Валентинович посмотрел на часы. — Как и для посещений.
— Да, конечно. — я поцеловала Женю в лоб и покинула палату.
Естественно, что признаваться в чем-либо я передумала, или, по крайней мере, отложила на неопределенное время.
Утром, по пути на работу, я забежала к Жене, он как раз готовился к обследованию.
— Веди себя хорошо. Заберу тебя вечером. — наказала я ему, словно ребенку в детском саду.
Я попросила Олега Валентиновича, не говорить мне о результатах обследования, чтобы сконцентрироваться на работе, но все равно, время от времени мысленно возвращалась к Жене, оттого и не очень внимательно слушала своих пациентов. Во время одного приема, я все же не выдержала и вышла из кабинета. Знаю, это противоречило врачебной этике, но я больше не могла находиться в неведении.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Позвонив в терапевтическое отделение, я узнала, что состояние головного мозга Жени не изменилось, почти, и не в лучшую для нас сторону. Медикаменты помогали замедлить распространение отека, но все же он прогрессировал.
Когда я пришла в палату, Женя уже был готов. И мы шли домой каждый погруженный в свои мысли, но думая об одном и том же.
