— Ну, куда загнули, — разочарованно протянул Стив, — Москва!.. Кто им поверит! Пропагандистская болтовня!
— Да, так вы, многие, к сожалению, считаете, — кивнул Тибб. — Это ваша беда и, вероятно, вина тоже.
Стив неожиданно обозлился:
— Не понимаю… Если вы сами верите в то, о чем только что толковали, как вы могли взяться за конструирование УЛАКов? Вам, как конструктору, конечно, ясно, для чего они могут быть использованы. И разумеется, вы не можете не догадываться об истинных целях ОТРАГа… Эти цели…
— Прекрати, Стив, — прервал Цезарь. — Тиббу известно все, абсолютно все…
— Да, мне все известно, — заверил Тибб, глядя прямо в глаза Стиву. — Мы трое — союзники, преследующие одну цель, хотя… в ее теоретических обоснованиях мы… несколько расходимся. Мне известно также, что инициатором плана являетесь вы, мистер Стив, и я пользуюсь сейчас случаем выразить вам мое глубочайшее уважение и восхищение.
— Не преувеличивайте, — Стив махнул рукой, — моя роль минимальна. Слова и благие намерения… Деньги — вот главное! Его деньги. — Стив указал на Цезаря.
— Терпеть не могу, когда начинаешь паясничать, — резко перебил Цезарь. — Хочешь, чтобы напомнил, что деньги я получил благодаря тебе, заодно с жизнью моей и Райи? Что ж, еще раз благодарю тебя за это в присутствии Тибба. Это во–первых… Во–вторых, не считал и не считаю эти деньги своими. Мне, да и вам обоим тоже, хорошо известно, откуда они появились.
— Откуда бы ни появились, решаешь теперь ты — не я и не он. — Стив кивнул на Тибба.
Тибб счел необходимым вмешаться.
— Знаете, мистер Стив, — сказал он, поднимая бокал с шампанским, — когда наш уважаемый патрон, как любит выражаться мистер Цвикк, рассказал мне о вашем плане, я мысленно представил себе реализацию как исполнение небывалой симфонии огромным оркестром. Вы — дирижер оркестра, да–да, именно дирижер; мы с ним, — Тибб указал бокалом на Цезаря, — солисты. Он — первая скрипка, я — самый большой барабан. Только мы с ним знаем партитуру и играем свои партии по нотам. Все остальные импровизируют, подчиняясь вашей дирижерской палочке, но не имея представления ни о замысле композитора, ни о содержании частей, ни о финале. Вы дирижируете, он ведет свою партию, я время от времени должен бить в барабан. Завтра ударю впервые… Слушателями этой симфонии вскоре станет весь мир. Выпьем же за то, чтобы наша симфония прозвучала гимном радости, а не похоронным маршем.
Они сдвинули бокалы.
— Кстати, — заметил Стив, сделав глоток шампанского и внимательно глядя на Тибба, — не рассеете ли мои сомнения, уважаемый солист на барабане?
— Буду счастлив, — поклонился Тибб.
— Вы ведь уже начали… сольную партию?
— Нет.
— Разве вы не ударяли в ваш большой барабан три дня назад, точнее — ночью с пятнадцатого на шестнадцатое?
— Нет, — возразил явно удивленный Тибб. — А позвольте спросить, почему у вас возникла такая мысль?
— Ерунда, — махнул рукой Цезарь, — Стив начитался газетных репортажей о “летающих тарелках” и вообразил, что видел нечто такое, когда летел в Рио.
— Вот как? — заметил Тибб очень серьезно. — Это интересно!.. И что же вы видели?
— Вероятно, шаровую молнию, — усмехнулся Стив, отхлебывая шампанское. — Во всяком случае, так утверждает Цезарь, и я вынужден принять эту версию, если ваша сольная партия еще не начата…
— Нет, не начата, — повторил Тибб. — Завтра первый вылет за пределы зоны… Ваше здоровье, мистер Стив.
— Твое тоже, солист на барабане… И называй меня просто Стивом, Тибб.
— А меня — Цезарем, — добавил Фигуранкайн, — кстати, уже не один раз просил тебя об этом.
— Спасибо… Только не завтра во время испытаний, — улыбнулся главный конструктор, поднося бокал к губам. — Хватит мистеру Пэнки и того, что я окажусь черномазым.
С Пэнки Стив встретился на следующее утро за завтраком. Стив не без злорадства отметил про себя, что старый джентльмен заметно одряхлел, хотя и старался держаться бодро. Стива он приветствовал молчаливым поклоном, руки не протянул. Когда он переходил из кресла под вентилятором к столу, Стив увидел, что он опирается на палку с массивным набалдашником из слоновой кости. Усевшись за столом, Пэнки демонстративно отвернулся от Стива и принялся вполголоса беседовать с Цвикком.
Цезарь спустился к завтраку последним. Он был мрачен и хмуро кивнул издали собравшимся. По репликам Пэнки Стив понял, что Цезарь уже разговаривал с президентом–исполнителем главного банка “империи” вчера поздно вечером и что встреча отнюдь не была визитом вежливости.
— Что слышно у Линстера? — спросил Цезарь Цвикка, когда завтрак подходил к концу.
— Корабль перелетит на Центральный космодром к полудню. В четырнадцать ноль–ноль — после наземного осмотра — можно начать испытания. Если, конечно, не случится ничего непредвиденного. Вот так!..
— Ничего непредвиденного не может случиться, — холодно возразил Пэнки, вытирая губы батистовой салфеткой. — Удовольствие слишком дорогое, милостивые государи. — Он сверкнул очками в сторону Стива.
— Мы знали, на что идем, — возразил Цезарь.
— Нет, не знали. Я, например, не знал, и совет директоров — тоже. Тринадцать миллиардов, извините, неизвестно на что…
— Мы вчера говорили об этом, — сказал Цезарь. — Не стоит возвращаться.
— Возвратиться придется неукоснительно, потому что… — Пэнки пожевал бескровными тонкими губами и вдруг умолк. Извлек из кармана коробочку с каким‑то лекарством, вытряхнул на ладонь зеленую таблетку, отправил в рот и прикрыл глаза.
“Что надо этому призраку, — думал Стив, — одной ногой он уже там… А еще пытается ломать ход истории. Какой абсурд!”
— Как нас доставят на Центральный космодром? — Цезарь обращался к Цвикку, но глядел на Пэнки, который продолжал сидеть с закрытыми глазами, медленно разжевывая таблетку.
— Вертолетом — с площадки отсюда. Лететь около часа.
— Не хочу, — пробормотал Пэнки, не открывая глаз. — Не хочу рисковать сломать тут шею и трястись целый час в кабине вертолета. Извольте отправить самолетом. Молено взять мой.
— Хорошо, — решил Цезарь. — Летим все вашим самолетом. Вылет в одиннадцать. Мы с ним, — Цезарь кивнул на Стива, — прибудем на аэродром вертолетом. А вы как?
— Поеду машиной с ним. — Пэнки ткнул палкой в сторону Цвикка и кряхтя поднялся из‑за стола.
К полудню все собрались на Центральном космодроме. Бетонные поля в форме большой восьмилучевой звезды были еще пустынны. Масксети, сдвинутые к краям обширного выруба, почти не различались на фоне крон огромных деревьев, стеной окружающих космодром. Солнце висело в зените и жгло немилосердно. Лучи его, попадая па открытую кожу лица и рук, причиняли боль. Стив ушел в тень ближайших лаурелий и с облегчением сдернул с головы тропический шлем. Под деревьями тоже было душно, но, по крайней мере, прямые солнечные лучи сюда не проникали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
