Всю ночь он мучился, спрашивая себя, может ли он принуждать сестру к браку с таким человеком, как дон Рафаэль, или — да простит его Господь за такие мысли — Ник Кинкейд, если этот техасец соблазнил ее. Но Тори никогда не была уступчивой, а проведенные в Бостоне годы сделали девушку еще более непокорной и своенравной. Dios, как он должен поступить? Теперь он — глава семьи, а не дядя Себастьян. Диего собирался незамедлительно положить этому конец — у него были обязательства по отношению к Тори. Он отправится вслед за ней, вернет девушку назад и установит правду. А потом решит, что необходимо сделать с сестрой.
Как только солнце поднялось над прибрежными скалами и позолотило горы, Диего покинул свою спальню. Плотно сжав губы, он направился по коридору к комнате дяди.
После нескольких часов изнурительной верховой езды Тори перестала ощущать свое тело, а жалобы Колетт сменились периодическими стонами. Всадники двигались всю ночь. Справа от дороги шумел океан, слева находились поросшие кустарником холмы. Иногда они съезжали с дороги и поднимались по склону вверх. Долгое время они слышали лишь грохот волн, разбивающихся о черные утесы, перестук копыт и скрип кожаных седел. Теперь, когда Монтерей остался позади, Тори избавилась от своих сомнений. Сейчас девушка думала лишь об одном — она должна попасть в Сан-Франциско, взять деньги, прежде чем до них доберется алчный дядя Себастьян, а потом сесть на пароход и уплыть в безопасный Бостон.
Бостон. Дядя Симес и тетя Кэтрин — и, конечно, Питер. Как странно — она с трудом вспоминала его лицо, даже когда закрывала глаза. Питер представлялся ей размытым блеклым видением с золотистыми волосами и бесплотной улыбкой. Реальностью было только его кольцо. Она снова надела его на средний палец левой руки. Оно напоминало о Питере, обещало многое. Сейчас маленькие бриллианты и аметист сулили большую надежду, чем что-либо другое, — возможно, за исключением маленькой бухгалтерской книги, которую Тори завернула в клеенку и спрятала в потайной карман седельного мешка.
В этой книге знакомым аккуратным почерком отца были записаны счета в нескольких банках — два из них находились в Сан-Франциско, один в Монтерее, два в Лос-Анджелесе. Также большая сумма лежала на бостонских счетах, открытых на разные фамилии. Ее ждало солидное приданое — триста тысяч долларов. Думая о нем, Тори испытывала легкое волнение.
Мама помогла организовать побег, заставив тетю Бениту ухаживать за ней. Она даже отправила старого Мануэля с конюшни, чтобы он не оказался там, когда Тори и Колетт придут за лошадьми. Мама казалась радостной, почти… торжествующей. Словно это она бежала из Монтерея и плена дяди Себастьяна…
Господи, все смешалось, стало таким запутанным. Все складывалось не так, как хотела Тори. Ее жизнь полностью перевернулась за такой короткий срок. Со дня ее приезда в Калифорнию прошло меньше трех месяцев, а отец умер месяц назад. Она никогда не думала, что возвращение домой закончится таким образом — бегством из Монтерея под прикрытием ночи в обществе такого человека, как Ник Кинкейд.
Тори уязвляла легкость, с которой он отказался от нее, его легкомысленное отношение к случившемуся. Сама она с необыкновенной ясностью помнила каждую мелочь. Она так и не услышала признаний в любви, Ник лишь шептал соблазняющие слова, а потом покинул ее постель, небрежно попрощавшись. О, как она могла оказаться такой наивной! Такой глупой! Эта мысль казалась невыносимой.
Когда среди ночного мрака над горами наконец забрезжили первые белесые лучи, Ник Кинкейд сделал остановку среди возвышающихся над Монтереем холмов, на узком берегу Салинес-Ривер. Они некоторое время двигались вдоль извилистой реки, периодически быстро описывая замкнутый круг. Тори слегка удивляло то, что они еще не перебрались через Салинес-Ривер, протекавшую всего в десяти — двенадцати милях от окраины Монтерея.
— Почему мы останавливаемся здесь, лейтенант Кинкейд?
— Животные нуждаются в воде и отдыхе. Слезь ненадолго с лошади.
Услышав его суровый ответ, она разозлилась, но в то же время обрадовалась передышке. Она считала себя опытной наездницей, однако сейчас каждая ее мышца ныла. Слезая с лошади, Тори подумала об этом и поморщилась. Ее немного раздражало, что усталость Кинкейда никак не проявлялась. Он ехал верхом без всяких усилий, почти сливался с большим черным конем в единое целое и напоминал Тори индейца. Он даже одет как индеец, подумала девушка, украдкой поглядев на Ника, на котором были расширенные книзу брюки и куртка из оленьей кожи. На груди на кожаном ремешке болталась длинная белая блестящая кость. Амулет дикаря. Он и был дикарем…
Джил Гарсиа помог Колетт спешиться, сверкнув появившимися под усами белыми зубами. Служанка упала в его объятия, жалобно произнеся что-то по-французски. Тори взглянула на них и нахмурилась, заметив, что Колетт задержалась в руках красивого мексиканца. Словно почувствовав взгляд своей госпожи, Колетт посмотрела на нее, потом на Кинкейда, который, стоя спиной к ним, занимался конем.
Ее догадка была правильной. Тори сжала губы. Она не намерена терпеть такую дерзость. Эта девчонка становится несносной. Следовало оставить Колетт в Бостоне и взять вместо нее славную юную Мэри.
При первом удобном случае она поговорит с Колетт о ее поведении, но сейчас Тори ограничилась ледяным взглядом, который, однако, не произвел никакого впечатления на дерзкую служанку. Здесь, в Калифорнии, Колетт становилась все более бесстыдной. Если бы путешествие без эскорта было приличным, а главное, безопасным, Тори оставила бы девушку в Буэна-Висте.
Раздраженная выходками Колетт и собственными своевольными мыслями, Тори отвела кобылу на лужайку с густой травой, раскинувшуюся под изогнутыми ветвями дуба, чтобы животное пощипало зелень. Кинкейд, не замечая присутствия своих спутников, занимался неподалеку своим конем, проверял уздечку и подпругу. Казалось, он поглощен этим занятием.
Через несколько минут Ник поднял глаза, увидел девушку и, как обычно, многозначительно и дерзко посмотрел, словно Тори допустила какой-то промах. Этот взгляд всегда действовал ей на нервы, и она посмотрела в сторону, сердясь и чувствуя себя так, словно он был прав — она действительно поступила глупо, позволив ему те вольности.
С рассветом мягкое сияние залило горизонт, небо и облака порозовели. Черный и серый мир снова становился цветным. Кинкейд провел коня мимо девушки к берегу, собираясь напоить животное. Он снял с себя кожаную рубашку, опустился на колено и зачерпнул ладонями воду, чтобы умыть лицо и намочить волосы. Солнечные лучи отражались от его гладких загорелых плеч и спины, влажные черные волосы, стянутые полоской материи, вспыхивали голубоватыми искорками. Сейчас он выглядел как настоящий дикарь-индеец.
