- А что вы можете сказать о ее спутнике? - спросил Молчанов с надеждой - вдруг выявится зацепка. Теперь Геннадий Павлович слушал Лайзу с большим вниманием, отдавая должное ее наблюдательности. Хоть “крокодил Гена” считал себя женоненавистником, но будучи умным человеком, признавал, что женщины лучше разбираются в некоторых вопросах, а частности, в оценке представительниц своего пола. По мнению свидетельницы, таинственная блондинка относится к категории женщин, способных пробудить сильные чувства в мужчине. Продолжая ее мысль, можно сделать вывод: кавалер незнакомки решил защитить ее честь. К примеру, дал Заграйскому пощечину, а тот рухнул в бассейн.
- Он уже в годах, состоятельный человек, на нем был очень дорогой костюм, сидевший безупречно. Бизнесмен, наверное. Но обладает хорошими манерами, чего не скажешь о многих представителях этого круга. Среди моей клиентуры немало богачей, так что я эту среду хорошо изучила.
- Как этот господин отнесся к тому, что его спутница пошла танцевать с Заграйским?
- Когда Борис подошел, спутник дамы предоставил ей право решать. Я очень удивилась, когда та приняла приглашение. Некоторое время она колебалась, - видно, ей не хотелось с ним танцевать. Я гадала, почему Борис презрел правила хорошего тона, - обычно он старался предстать джентльменом, - потом поняла, что дама его очень интересует.
- В каком качестве?
- Как женщина, разумеется. Еще когда эта пара вошла в зал, Борис обрадовался, - видно, уже не надеялся, что эта гостья придет, - было около восьми вечера. Он привстал со своего места, хотя всех остальных гостей встречал сидя. Потом Борис поцеловал ей руку и долго не отпускал, что-то говорил. Дама стояла ко мне спиной, но мне показалось, что ей было неприятно слышать его слова, - даже ее обнаженная спина напряглась. Когда гостья села за стол, Борис не сводил с нее взгляда. А она не обращала на него внимания и улыбалась своему спутнику.
- А как партнеры вели себя во время танца?
- Она отлично танцует, сразу чувствуется хорошая школа.
- Нет, я имел в виду, не было ли эксцессов, - уточнил Молчанов.
- Дама явно давала понять, что ей неприятны слова Бориса, но тот был настойчив. Партнерша рассердилась, не захотела больше танцевать и произнесла несколько резких фраз, ее лицо исказилось гримасой ненависти и презрения, она побледнела от гнева, глаза сузились, а весь облик был таким, когда говорят: “Ты подонок, и если немедленно не отстанешь от меня, тебе не поздоровится”. Не думаю, что эта аристократичная особа использовала столь сильные выражения, но смысл, не сомневаюсь, был именно таким.
- Вы очень наблюдательны и отличный психолог, Елизавета Федоровна! - искренне восхитился Молчанов, мысленно похвалив и себя - за терпение.
- Зовите меня Лайзой, как и все, - еще раз напомнила свидетельница. - Это мой псевдоним еще с тех времен, когда я дефилировала по подиуму, он уже так прикипел, что мое паспортное имя стало непривычным. Если кто-то окликнет меня: “Лиза!” - я даже не обернусь: не отождествляю себя с этим именем. Меня зовут Лайза, - с нажимом произнесла она.
Геннадию Павловичу это было не совсем удобно - свидетелей на допросе нужно называть именем, которое значится в паспорте, - но он не стал возражать. В конце концов, приятели именуют его “крокодилом Геной” - у каждого свое прозвище. Ради благого дела можно немного отступить от буквы протокола, а от этой глазастой свидетельницы можно узнать немало полезного. И что самое примечательное - Лайза-Елизавета дает объективную оценку представительнице своего пола! Пожалуй, Геннадий Павлович встречался с этим впервые. Даже, казалось бы, закадычные подружки подчас прятали в словесной шелухе осиное жало. Бывало, конечно, что свидетельница рьяно защищала подозреваемую, но кроме эмоций и голословного утверждения: “Она не могла этого сделать!” - за ее словами ничего не стояло. А Лайза умница - говорит правду, не приукрашивая и не черня.
Еще не осознавая этого, Молчанов испытывал симпатию к свидетельнице - приятно иметь дело с умной, да к тому же, красивой женщиной. Слегка утратив бдительность, ставшую привычной в общении с “этими чертовыми бабами”, Геннадий Павлович задал вопрос, который не имел права задавать собеседнице, - ведь нередко бывает, что свидетель отвечает так, как на его взгляд, угодно следователю, лишь бы тот от него отстал. Однако “крокодил Гена” уже доверял Лайзе-Елизавете и не сомневался, что та ответит правдиво.
- Как вы думаете, Лайза, могла ли эта дама убить Заграйского?
- Могла, - убежденно произнесла собеседница. - Когда женщина ненавидит, - она способна на все.
- И даже такая утонченная особа?
- Разве мало примеров, когда аристократки совершали убийство?! А эта дама, уверяю вас, весьма решительна. Под обликом светской красавицы таится сильная и страстная натура.
В данный момент Молчанов больше всего на свете хотел бы пообщаться с таинственной незнакомкой. И даже не исключал, что стройное здание системы его женоненавистничества пошатнется. Однако это ничуть не противоречило декларируемому им тезису: “От женщин всего можно ожидать!”
Геннадий Павлович Молчанов еще больше разуверился бы в прекрасном поле, если бы знал тайную цель Лайзы. На самом деле его девиз имел под собой основания: женщины и в самом деле способны на все. Во всяком случае следователь Молчанов, считавший себя профи, легко заглотил наживку, которую ему подсунула коварная собеседница.
...Успокоенная Вера Дмитриевна ушла, а Люлю сидела молчаливая и подавленная. Она безгранично уважала мужа и никогда не перечила ему, но тут речь идет о судьбе любимого сына...
Видя ее состояние, Владислав Анатольевич мягко произнес:
- Люсенька, наш Ванька и в самом деле стервец. И нечего тебе казниться и жалеть его. Он поступил безответственно, и мне за него стыдно. Будь Марина совершеннолетней, - я бы и слова не сказал. Несчастная девочка, лишенная любви, в нашем доме почувствовала себя окруженной теплом и вниманием. Я к ней привязался и в мечтах уже видел своей невесткой. А Ванька воспользовался ее доверчивостью и наивностью. Неужели не смог сдержать буйство гормонов! При нас вел себя паинькой, будто у них романтическая любовь, но сам, видно, улучал момент, когда я сплю, а тебя нет дома. Тайком, скрытно, жил с нею. Раз Марина призналась, что они уже год близки, значит, началось, когда ей было всего пятнадцать. Ты же понимаешь, что не девочка проявляла инициативу, а именно наш сын. Ему хотелось, и он не думал о последствиях. Будь Марина нашей дочерью, неужели тебя бы не обеспокоило, что она уже с пятнадцатилетнего возраста спит с парнем?! Представь, что мы бы пустили все на самотек. Вера Дмитриевна права, все кончится беременностью, а Марине всего шестнадцать. Неужели можно позволить калечить ее здоровье и вынудить сделать аборт только лишь ради удовлетворения физиологических потребностей Ивана?! А если у нее потом будут осложнения или бесплодие? Или же ей рожать в неполных семнадцать лет?
- Да, Владик, я все понимаю... - тихо сказала Люся.
- Но ты со мной не согласна, да?
- С твоими доводами я согласна, но какое мы имеем право вмешиваться?!
- Люся, когда половой жизнью живут восемнадцатилетние, родителям тоже тревожно. Ребятам нужно получить образование, а они, сами еще дети, станут родителями.
- А ты забыл, когда я родила Ванюшку?
- Не забыл, Люсенька, но я-то был взрослым, самостоятельным и знал, что способен обеспечить тебя, нашего будущего ребенка и оплатить услуги няни, чтобы ты могла закончить учебу. Кто ж знал, что у меня случится инсульт?!
- Владик, разве я тебя упрекаю? Просто грешно мне осуждать Марину, когда сама родила, едва стукнуло восемнадцать.
- Но ведь восемнадцать, Люсенька, а не шестнадцать! Сама посуди, какой из Ваньки муж и отец?! Молоко еще на губах не обсохло, живет на всем готовом, а ты надрываешься, чтобы прокормить нас троих. Так что ж теперь, тебе придется гробиться, чтобы прокормить пятерых?! А он что? Будет учиться в школе, став папашей? А Марина даже десятилетку не закончит? Кто будет нянчиться с их ребенком, если ты взвалишь на себя заботу о хлебе насущном? Ты же сама не раз говорила, что Вера Дмитриевна еле сводит концы с концами. Она ведь ничем не сможет помочь.
- Я заработаю, Владик...
- Люся, не надо приносить себя в жертву, - уговаривал любящий муж любящую мать. - Подумай сама - ради чего? Ради того, чтобы твой сын имел возможность спать с Мариной?
- Пусть они просто встречаются, - не очень уверенно возражала Люлю.
- А ты будешь караулить, чтобы ребята не имели интимных отношений? Да Ванька все равно изыщет возможность, раз такой озабоченный. Нет, Люсенька, эту проблему нужно решать кардинально. Никакое наши уговоры и их обещания не станут гарантией платонических отношений. Я сам поговорю с Иваном и пусть только попробует ослушаться.
