Терри вздохнула: здесь и поговорить нельзя…
— Да что там ландшафт! Мне кажется, планете больно.
— Ну не надо так гиперболизировать, — сказал Дэвид. Земля велика, очень велика, и такая царапина…
— Царапина? Исчезла целая гора. Кстати, куда она делась?
— Материя, вступившая в реакцию, аннигилировалась.
— То есть уничтожена.
— Относительно. «Аннигиляция» — это действительно «уничтожение», но ты ведь знаешь, что материю уничтожить невозможно, — начал свое объяснение Дэвид, и голос его обрел менторский тон. — При аннигиляции выделяется энергия во сто крат больше, чем при термоядерном синтезе.
— Ужасно.
— Ничего ужасного. Происходит превращение частиц и античастиц в иные, ну, скажем, в фотоны…
— Свет, лучи?
— Да.
— Значит, скала сверкнула и… рассеялась светом в космосе?
— И при этом никакой вредной радиации, никакого загрязнения окружающей среды…
— Действительно, «чистая» работа. Но ты не находишь, Дэвид, что среде нанесен ущерб? Только что вы ограбили планету.
— Не драматизируй, Терри. Ежегодно наша Земля получает из космоса примерно десять тысяч тонн метеоритов. Так что эта потеря очень быстро пополнится.
— Но ты ведь опять…
— Нет, больше испытаний не будет, это — первое и последнее. Дальше последует серийное производство таких устройств.
— То есть бомб. Серийное производство!
Лицо ее помрачнело, возле губ появились морщинки, словно ей стало больно. В глазах, которые так любил Дэвид, темнела печаль. Дэвид забеспокоился о ее здоровье.
— Не надо так волноваться, Терри. Поверь мне, все будет хорошо, все будет в порядке.
— Серийное производство… — повторила она. — Наверно, дьявол уже потирает свои когтистые лапы: скоро на Земле погибнет все живое.
Дэвид успокаивал ее, но сказать мог очень мало: ведь их разговор слышен в бункере. Потому он и отделывался общими фразами вроде: «Успокойся, не надо сгущать краски, все встанет на свои места» — и так далее. Терри только вздыхала. Ощущала себя загнанной в угол, в безысходность.
Они уже возвращались в бункер, где должно было состояться официальное обсуждение испытания, когда наткнулись на Веру девушка лежала на обгоревшей земле как мертвая.
Терри бросилась к ней, крича:
— Вера! Что случилось?!
Та застонала:
— Глаза… Мои глаза… Дайте повязку…
Лаборантка обеими руками закрывала глаза, пряди ее золотистых волос выделялись на фоне черной земли.
— Вот и грех на душе у тебя, — всхлипнула Терри, бросив на Дэвида укоризненный взгляд.
Дэвид, казалось, ничуть не растерялся.
— Как это случилось, Вера? Разве вы не слышали предупреждения?
— Я думала, успею добежать до бункера…
Терри бросилась к врачу и через несколько минут вернулась с ним. Это был терапевт, и он смог только наложить повязку на глаза. Вере помогли подняться, и она, хотя едва стояла на ногах, от машины отказалась.
— На этом адском острове нет окулиста! — возмущалась Терри. — А Вере необходима срочная квалифицированная помощь…
— Придется отправить на материк, — спокойно сказал Дэвид.
Терри с врачом повели Веру, а Дэвид удивительно твердым шагом пошел к бункеру. «Неужели у него совсем окаменело сердце? — подумала Терри, скользнув взглядом по его безоблачному, самодовольному лицу. — Словно это его не касается!»
ВЕРА ДАЕТ О СЕБЕ ЗНАТЬ
Не без трудностей удалось Дэвиду отправить свою лаборантку на лечение. Офицер секретной службы (Терри саркастически называет их эсэсовцами) категорически возражал, заявляя, что врача можно привезти сюда.
— Еще одного постороннего человека? — усомнился генерал. — В таком случае утечка информации увеличится.
— А в какой мере лаборантка была допущена к секретной работе, док? — спросил офицер.
— Вера работала не в специальной, а в обычной физической лаборатории, — ответил Дэвид.
В конце концов авторитет и положение доктора Дэвида, создателя аннигиляционной бомбы, оказались решающими. Потерпевшую посадили на вертолет, и через несколько часов она была уже на материке.
Терри заметила, как волновался Дэвид, прощаясь со своей лаборанткой, и очень обрадовалась: он все-таки не зачерствел здесь, не все человеческое улетучилось из его души.
Но шли дни, и Дэвид становился все более мрачным, замкнутым и даже раздражительным. Ничто, кроме работы, его не привлекало, даже скрипку перестал доставать из футляра, работал исступленно день и ночь. Бывало, не выходил из сборочного цеха по десять часов. Осунулся, потемнел, только глаза сверкали острым блеском.
— Посмотри в зеркало, — говорила Терри, — узнаешь ли себя? И зачем эти миллионы, если не будет здоровья?
Дэвид обещал дать себе отдых. Вечерами, когда заходил Натаниэл — друг и помощник Дэвида, — они устраивали небольшой концерт. Дэвид хотя и не виртуозно, но для любителя довольно хорошо играл на скрипке, Терри аккомпанировала на рояле.
Часто прогуливались, слушая шум волн и любуясь звездным небом. Особый восторг Дэвида вызывал Юпитер.
— Посмотри, Терри, как он величествен! А если бы ты увидела его в телескоп, вместе со спутниками! Солнечная система в миниатюре!
— Ну, по сравнению с Солнцем Юпитер маловат.
— Но он состоит из тех же самых элементов — водорода и гелия. Это, можно сказать, без пяти минут звезда. Ему бы еще немного массы — и заработал бы термоядерный горн.
Отдавали они должное и солнцу. Каждое воскресенье, взяв с собой еду, отправлялись на самый дальний пляж, золотой каймою обрамлявший небольшой залив. И это уже был их день, там могли они и поговорить, и послушать плеск волн.
Глядя вдаль, где в голубом мареве океан сливался с небом, Дэвид однажды сказал:
— Пойми, мне хочется сделать что-то большое…
Терри покачала головой, рассыпав золотистые волосы на загорелые плечи:
— И ты думаешь, что бомба…
— Да нет же, совсем нет! Дело не в бомбе, речь идет о концентрировании энергии в руках человека.
Она сняла темные очки и взглянула на него прищуренными, такими чистыми, такими детскими глазами:
— Но ведь, однако, и ты сам, и твоя концентрированная энергия — в лапах горилл.
— Еще недавно люди получили энергию из единственного источника — Солнца. Теперь научились расщеплять атом. Но разве этого достаточно? — рассуждал Дэвид. — Я хочу вырыть новый колодец, помочь…
— Гориллам? — перебила Терри.
Губы ее обветрились на берегу, и она провела по ним языком.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
