— И что же вы будете делать, — ядовито протянул Катон, обнажая клыки, — милорд?
Третий резко встал. Магнус прекрасно знал, что подобные провокации бессмысленны — у сальватора ведь не было ни земель, ни дворцовых титулов, за которые он мог держаться. Третьему просто надоело, что Катон вёл себя чересчур смело и говорил откровенно, намеренно выбирая темы, для самого Третьего и Киллиана бывшие самыми болезненными.
Иан выступил вперёд, готовый загородить своего вождя, но Третий остановился и бесцеремонно схватил его за руку, снял кожаную перчатку и надавил на внутреннюю сторону ладони. Взгляд Иана остекленел, кадык дрогнул, а по виску скатилась капля пота.
Магнус передёрнул плечами, вспоминая, как ощущается магия Третьего. Холод, лёд, северный ветер, далёкий шум прибоя. Всё то, что связывало его с родным Ребнезаром, павшим по время Вторжения, неумолимо атаковывало со всех сторон, проникало под кожу и вгрызалось в кости, забирая воздух из лёгких. Ощущение этой магии могло быть успокаивающим и приятным, но в редких случаях — например, при исцелении или поддержке, которую Третий неизменно оказывал в пути, желая, чтобы его спутники продержались гораздо дольше.
Джинн нетерпеливо стучал пальцем по столу, а Мелина не сводила глаз с ухмыляющегося Катона — каждый из них следил, чтобы всё прошло как надо. Магия Третьего никогда не ошибалась, не сбивалась и не несла вреда против его воли, но с призрачными всадниками всегда могло случиться что-то из ряда вон выходящее.
Серебряный венок на голове Киллиана будто стягивал весь свет от множества свечей, а лёгкое гудение в воздухе, от которого скрежетали зубы, всё не исчезало. Киллиан внимательно, холодно следил за тем, как Третий то наклоняет голову в сторону, вглядываясь в остекленевшие стальные глаза Иана, то поджимает губы. Обычно чтение кого-либо происходило быстро, буквально за несколько секунд, и подобная задержка говорила о том, что Иан видел куда больше, чем передал Катон.
Наконец Третий, громко фыркнув, отпустил руку Иана. Тот отступил на шаг, качнувшись, и спустя секунду вернул себе самообладание. Напускное, разумеется. Даже своими человеческими глазами Магнус видел, как дрожат пальцы всадника, и слышал его дыхание.
— Этого мало, — недовольно произнёс Третий. — Разумеется, больше, чем вы соизволили сообщить изначально, но меньше, чем мне нужно.
Катон уже открыл рот, перед этим издав предупреждающее рычание, но Третий мгновенно продолжил:
— Я дам вам ровно полтора месяца, ни больше и ни меньше. К этому времени вы должны узнать, что за башня стоит на берегу и кто её охраняет.
— Сукин ты сын, — прорычал Катон, подскакивая на руки. — Мы тебе не ручные псы!
— Верно, вы всадники, которые хотят вырваться за пределы этого мира и вновь странствовать под чужими небесами. — Третий сложил руки за спиной, расправляя плечи, и Магнус заметил, как при этом он сжал перстень. Значит, всё-таки немного волновался. — Если вы откажитесь или недобросовестно выполните то, что я вам поручил, клянусь своей связью с Арне — вы никогда не покинете этого мира. Я навсегда сотру в вашем времени малейшую возможность использовать Переход, скольких бы сил мне это не стоило.
***
— Чего же ты сразу не убил их обоих? — ядовито спросил Киллиан, качнув в руке чашу с вином. — А потом подождал бы, пока остальные явятся, чтобы убить и их.
Третий закатил глаза и расположил ноги на низком столике перед собой. Он принял чашу из рук Магнуса и, не ответив на требовательный взгляд Киллиана, сделал большой глоток.
— Я спрашиваю, — рокочуще произнёс Киллиан, — почему ты не убил их сразу?
— Совсем скоро настанет череда праздников, — лениво махнув левой ладонью, отозвался Третий. — Не хотелось бы заставлять слуг не только готовить украшения и еду, но и оттирать кровь от пола.
Магнус, стоящий у камина, совсем не удивился резкому звону и ругательству на ребнезарском, сорвавшемуся с губ короля великанов. И Магнус, посмотрев на невозмутимого Третьего, не удивился, что тот даже не шелохнулся, когда Киллиан швырнул чашу с вином в стену возле него. Терпение короля лопнуло в тот самый момент, когда Третий поставил условие Катону и его Охоте, способное натравить их друг на друга.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я запрещаю тебе, — прорычал Киллиан, сжимая кулаки.
— Ты не властен надо мной, — спокойно ответил Третий, сделав ещё один глоток. Небольшой, будто он впервые пробовал вино и понятия не имел, что в голову оно ударяет не сразу. — Почему бы тебе не вспомнить, что на самом деле я куда сильнее и влиятельнее, чем мы заставляем думать остальных?
— Ух, как опасно, — присвистнул Магнус, потягиваясь. — Обязательно грызть друг другу глотки? Вы же семья.
— Не заставляй меня жалеть о том, что я принял его в род Дасмальто.
Киллиан вздохнул и потёр переносицу. Он никогда не казался Магнусу старым, скорее достаточно зрелым, взрослым и сильным, но сейчас на его лице отчётливо отражались все года страданий и потерь, полные тяжёлых решений, что он был вынужден принять. Киллиан никогда не был создан для управления целой страной. Он был свободным, странствующим великаном, который сумел создать в роде Дасмальто такую систему, которая идеально функционировала и без него. Хотя чаще всего Жозефине приходилось вмешиваться: Магнус слышал, что она частенько навещала род Дасмальто и давила на него больше своим собственным авторитетом, чем авторитетом рода Лайне, который любезно принял её.
— Этот непробиваемый идиот сведёт меня в могилу.
— Рад слышать, что ты души во мне не чаешь.
— Я запру тебя в темницах, — вернув своему голосу угрожающие нотки, продолжил Киллиан. — Ты ни шагу не ступишь по направлению к Инагросу.
— Я сделаю то, что должен.
— Тогда я запру Первую.
Третий мгновенно переменился в лице. Исчезла напускная беззаботность и уверенность в том, что он контролирует ситуацию. Пальцы, держащие чашу, сжались так сильно, что стали совсем белыми. Магнус считал секунды, оставшиеся до наступления катастрофы, но Третий, что удивительно, молчал достаточно долго. И Киллиан, почувствовав секундное превосходство, произнёс с хищной улыбкой:
— Я сделаю это.
— Если ты хотя бы пальцем её тронешь…
Киллиан разочарованно всплеснул руками и вздохнул.
— Почему ты цепляешься и за Пайпер, и за Розалию?
— Потому что я могу им помочь, — ответил Третий, скрипнув зубами. Всё его спокойствие, проблески которого Магнус видел во время собрания, окончательно рассеялось.
— Ты раксов идиот, если не понимаешь очевидного, — горячо возразил Киллиан. — Первая избегает тебя, потому что ты рассказал ей о Лайне, но до сих пор не раскрыл всей правды. Готов поспорить, она ненавидит тебя за ложь. А Розалия… Розалия умерла.
От Магнуса не укрылось, как при этим дрогнул голос Киллиана. Если уж Третий так реагировал на новости о Розалии, то Киллиан наверняка разрывался изнутри и не мог успокоиться. Когда Розалия умерла, Киллиан был в столице: он месяцами не покидал города и дворца, постоянно находился рядом со своей сестрой и племянницей, страдающей от сжигавшей её изнутри болезни. А Третий, любимый ребнезарским двором, в то время был во владениях эльфов, где и узнал о смерти младшей принцессы из рода Лайне.
Магнус своим человеческим умом просто не представлял, какого это: застать смерть какого-то настолько близкого, важного и сильного. Но он видел, что Киллиан цепляется за собранную Ианом информацию не так отчаянно, как Третий.
Киллиан признавал правду, в то время как Третий, даже принимая во внимание все последствия и опасности, что только несли новости о выжившей Розалии, отказывался соглашаться с ним.
— Мы не знаем, на что твари способны на самом деле, — немигающе смотря королю великанов в глаза, сказал Третий. — Джинн уже изучает всё, что только есть у нас.
— Но ты всё равно намерен отправиться за ней.
Третий поджал губы и кивнул. Киллиан и Магнус одновременно выругались.
— Если они и впрямь подняли её… Что же, я сделаю так, что она никогда больше не будет связана с тварями.
