При словах о царице лицо его просветлело, голос задрожал от волненья; он простер перед собою руки, как будто и впрямь царица была здесь.
- Начала и неустанно продолжай, царица наша, по благоутробию своему, миловать бедных, сирых, беспомощных, защищать их от руки обидящего!.. Вот, вот они, овцы твоего стада, собрались здесь, дабы вознести горячую молитву свою о твоем здравии и о счастливом твоем царствовании и раскаяться в грехах своих перед тобою и церковью... Падем же ниц все до единого перед иконами и вознесем горячую молитву свою о матушке-императрице и о прощении грехов нам, грешным!.. - Сеченов опустился на колени.
Словно гора рухнула - пал наземь народ. Несколько монахов высматривали в это время: все ли богомольцы совершили земной поклон. Оказалось, уязвить было некого. ("Господь бог милостив - в другой раз попадутся!")
После этого на церковный двор вынесли икону, за ней другую, третью. За иконами поплыли хоругви. Запел епископ, заголосили сопровождавшие его монахи: "Пасха господня, па-аа-асха! Пасха всечестна-ая..." Епископ всенародно был облачен клириками в саккос* и двинулся впереди всех с посохом, подняв высоко над головою крест; за ним следовал управитель духовных дел отец Кирилл, а рядом с Кириллом важно выступал поп Иван Макеев, позади их другие попы, иеромонахи и певчие.
_______________
* Подобие ризы, похож на укороченный стихарь.
Крестный ход направился в село Большие Терюши.
Многоголосое, пестрое шествие напугало сельских жителей, они попрятались кто куда и накрепко заперли свои дома.
Крестные ходы, иногда устраивавшиеся Оранским монастырем, обыкновенно являлись настоящим бедствием для мордовского и русского населения. Целыми толпами бродили монахи из деревни в деревню; самовольно врывались в дома, заводили ссоры, нередко насиловали женщин, наносили побои, всячески истязали попадавшихся им в руки и даже заковывали их в цепи, захваченные с собою "на всякий случай". Требовали поборов не только с иноверцев, но и с русских. Так было при малых крестных ходах. Чего же можно было ждать теперь, во время "большого" крестного хода?
Но на этот раз все обошлось благополучно. Никого не изнасиловали и не обидели, только поп Иван умудрился как-то на глазах у епископа окунуть в кадушку стоявшего около колодца мордовского мальчугана и быстро навесить ему на шею крест. Епископ Димитрий покосился на попа Ивана с лукавой улыбкой. Вернувшаяся к колодцу мать увидала своего сына мокрого, дрожавшего от холода и с крестом на груди, и заплакала, погрозив кулаком вслед удалявшимся попам. Кроме забавы, инокам и епископу это происшествие ничего не доставило.
- Завтра у них на кладбище, около Успенского, будут моляны... сообщил по секрету неугомонный Иван Макеев на ухо епископу.
- Кто сказал?.. - насупился Сеченов.
- Жрец Пиюков... Он наш, все нам говорит.
- Благословенно имя господне отныне и до века!
Поп Иван, приняв благословение, чмокнул епископу руку. После крестного хода Сеченов в сопровождении клириков направился в дом к Ивану Макееву, где управитель духовных дел отец Кирилл заранее уже приготовил на средства архиерейской конторы обильную яствами и питием трапезу.
Епископ Димитрий любил развлечься в обществе монахов и сельских попов, особенно на лоне природы, среди лесной прохлады, вдали от делового, утомительного города. Здесь он мог позволить себе все наслаждения и пить свободно и со всяческим удовольствием свой давнишний любимый напиток старое бургонское вино. Пили и на этот раз много и весело.
Епископ, захмелев, стал поучать попа Макеева:
- В сей тихой и мирной дружбе с иноплеменниками не проявляй высокомерия... Почтение и доверенность должны окружать тебя как пастыря. Убегай мирских дел, отвергая приятности легких забав... Не знай более того, что положено знать сельскому пастырю. Не осуждай выше себя стоящих духовных чинов, - что бы они ни делали!.. Наказание пусть лучше исходит от нас и от губернатора, нежели от сельского попа.
А через несколько минут, отвернувшись от отца Ивана, который был на ухо весьма востер, епископ принялся тихо расспрашивать одного молодого монаха, самого близкого игумену Феодориту человека, о мордовке, убежавшей к разбойникам от Рыхловского: "Говорят, девка была красивая, удобренная?" (Поп Иван сокрушенно вздохнул: "Э-эх, святитель! Нашел у кого спрашивать! Ты бы у меня спросил - я бы тебе на такую блудницу указал, каковая даже твоему покойному старцу Варнаве не снилась!")
Монах доложил епископу, что она сама теперь разбойничьи налеты делает. Недавно вместе с разбойником цыганом монастырского казначея ограбили, раздели донага и к дереву старого человека привязали.
Епископ нахмурился, вздохнул.
- Рыхловского бог наказал... - произнес он. - Телу христианина соединиться для блуда с телом некрещеной - великий грех, ибо в писании сказано: "Осквернишеся люди блуждением со дщерьми Моавли... И разгневася яростию господь на Израиля..." Догматами церковными православному воспрещается даже мыться в бане вместе с некрещеными. Нельзя вступать в законный брак с лицами иноплеменными по вере, какой бы красоты они ни были, - ни с язычниками, ни с мухометанами, ни с иудеями...
Монах сказал, что мордовка сама, первая, отвергла любовь Рыхловского. Епископ рассмеялся.
- Сего красавца любить возможно было лишь под страхом смертной казни, а по доброй воле едва ли хоть в одном из племен сыскалась бы охотница.
Во время этого разговора в комнату вошел неизвестный чернец, объявив, что лошади поданы.
Епископ оживился. Вскочил со своего места.
- Сенатский указ предписывает нам разорять татарские мечети, а тем более, значит, он обязывает духовенство уничтожать языческие капища. Язычество еще более низкая ступень, нежели мухаметанство... Мухамет был большой философ, а у язычников нет ни одной книги, где бы толково изложена была их вера и описано их божество. Человек, преданный язычеству, ниже скота. Может ли Сенат противиться разорению нами языческих капищ?!
Поспешно собрались и поехали в Успенское, около которого находилось мордовское кладбище. Ехал Сеченов в кибитке впереди всех, на тройке вороных сытых монастырских коней. Позади следовал управитель духовных дел и поп Иван; еще дальше в двух возках четыре иеромонаха, и затем на телегах тряслось восемь здоровенных гайдуков-певчих, игравших роль телохранителей епископа и повсюду его сопровождавших.
Миновали озимье, потом небольшой прозрачный лесок, вспугивая трясогузок, степенно разгуливавших на дороге. День уже клонился к вечеру; прохладило из зеленых овражков. Епископ с хмельной улыбкой любовался полями; березками, невинными, "яко девственницы", в своей юной зелени; розовыми, "яко вино", болотцами и лужами; разлетавшимися с криком, "яко монашенки", утками. В полном самодовольстве, добродушно отрыгивал он из нутра зелие, приговаривая: "Чти господа от праведных дел твоих! Бысть вечер! Будет утро! Будет и день! И-ик!"
И вдруг в стороне от дороги мелькнуло мордовское кладбище, ряд низеньких срубов, поставленных над могилами предков там и сям среди высоких старых деревьев дремучего чернолесья. Епископ велел остановить. Вылез из возка и спросил попа Макеева, не это ли кладбище?
Отец Иван живехонько выпрыгнул из своей кибитки.
- Се оно - то мордовское кладбище и есть, а на нем растущие древеса служат мордве кумирами почитания.
По-звериному принялся Сеченов обнюхивать воздух. Глаза его сузились, когда он медленно, слегка сгорбившись, стал вылезать из кибитки.
- Жертвоприношение?! Идолы?! Я вам сейчас покажу, - прошипел он и вдруг гаркнул, что было мочи, сопровождавшим его клирикам: "За мной!".
В шелковой белой рясе, раздувая ноздри, со встрепанными волосами помчался он через поляну на мордовское кладбище. За ним следом погнались певчие, прихватив, по обыкновению, с собой топоры. Отец Иван подскакивал козликом, уцепившись за полы своей рясы, да так разбежался, что обогнал даже самого епископа.
- Огонь! - исступленно завопил епископ. - Жги! Пали! - И обругался неистово.
Певчие поспешно принялись набирать валежник и подкладывать его под срубы. Епископ бегал между могилами и плевал на них с проклятиями и всякою руганью. Поп Иван диву давался такой ожесточенности архипастыря. Пьяные монахи в угоду начальству с большим усердием по-разному оскверняли кладбище, подобострастно поглядывая при этом на епископа, который влез на самую высокую могилу, простер руки в воздухе и зычно выкрикнул:
- Одолеем духов нечистых! Разорим храмы погании!.. Отмстим племени Хамова рода! Губите! Губите!
Под его выкрикивания запылали срубы над могилами. Кладбище озарилось бешено мечущимся пламенем. Все эти дни палило солнце, время стояло жаркое; огонь быстро охватил все, способное гореть. Между огнями забегали певчие, рослые, подвижные, похожие на чертей. По приказу Сеченова, они принялись рубить священные березы.
