— Мсье Сталбридж, вам только что звонил Пиредра и просил обязательно быть к двум часам.
Оказывается, у Колхии действительно были зеленые глаза, даже с разными оттенками зелени, и очень большие. В пол-лица. Герда, проклятая ведьма, злорадно улыбнулась и сгинула. Звонарь сокрушенно почесал висок:
— Все-таки давайте выпьем кофе. Мне в самом деле понравилось.
Надо сказать, что никаких других знаменательных событий до того, как Колхия переехала в звонаревские «Пять комнат», не происходило, кроме разве что бесчисленных совместных поездок на странноватые сборища «поющих поэтов», бардов, исполнителей стихов под музыку — Звонарь называл их вагантами, и это, пожалуй, самое близкое к истине определение. Тогда, в коридоре «Олимпии», он назвал Колхию прославленной, и выяснилось, что не так уж и ошибся. В тех кругах она и впрямь пользовалась огромной популярностью, и ее друзья-ваганты без труда заполняли какой угодно зал. Стиль их жизни был беспорядочным и бессребреным, музыка — абсолютно некоммерческой, но тем не менее Гуго устроил для них серию вечеров и «сделал» несколько имен.
На главный же вопрос — почему именно Колхия затронула сердце Звонаря? — я не знаю ответа. Были красивее? Да, были. Умнее? Тоже были. В чем же дело?
К замку можно подойти со ста ключами, но откроет лишь один. Почему? Совпала комбинация. Можно развинтить и убедиться. К сожалению, не родился еще такой гений, который смог бы так же развинтить человеческую душу. Тристан и Изольда выпивают роковую чашу, но даже легенда не называет состава колдовского напитка; этого секрета не раскрывают нам ни граф Толстой, ни Шекспир, ни Маргарет Митчелл. Нельзя сказать, за что любят, можно — вопреки чему. Нельзя объяснить. Можно описать.
Итак, согласно сотне причин, которые я могу предположить, и двум-трем, о которых, вероятно, не догадываюсь, Колхия и Звонарь объединились в своеобразный союз, включавший в себя также двух сыновей и собаку. Собака была большая, разноцветная и разноухая, таинственной породы. Звонаря она сначала обнюхала, потом облизала, потом прошла на кухню «Пяти комнат» и там шумно завалилась, словно вязанка хвороста, и так и осталась лежать, будто это всегда было ее место. С сыновьями вышло посложнее. Старшему, Борису, было пятнадцать, младшему, Ричарду, — десять, оба уже до мозга костей пропитались той охотой к перемене мест, что двигала их матерью, и необходимость в каком-то постоянном мужчине в постоянном доме на первых порах их сильно озадачила. Вскоре, однако, Борис оценил возможность являться в любое время, отоспаться и стрельнуть денег, встречая полное понимание своих проблем. Звонарь пару раз сходил с ним на разборки, и Борис в конце концов сформулировал свое отношение в высшей форме комплимента — «нормальный мужик». Младший же, Ричард, вообще через некоторое время уверился, что Гуго — их настоящий отец.
Постепенно, поглощая холостяцкий быт, возникало совместное хозяйство. Увы — несмотря на присущую ей душевную щедрость и готовность поделиться последним куском, Колхия оказалась хозяйкой скверной, а вернее сказать — вовсе никакой. Готовить она не умела и не любила, и ее представления о семейном очаге далее того что можно уложить в рюкзак, были крайне смутны и состояли в основном из рецептов «быстрого реагирования», а от служанки в доме Колхия отказалась наотрез. Такая же картина наблюдалась и в отношении уюта в доме: насколько Инга изыскивала и изобретала изощренный, почти экзотический дизайн, настолько же Колхия была равнодушна к виду своего местообитания. В денежном вопросе тоже творилось что-то непонятное: то на нее нападала невероятная скупость, то охватывала прямо-таки царская жажда расточительности. Зато Колхия показала себя истинным мастером, когда требовалось кормить и лечить животных; если же доходило до лечения собственных детей, на нее порой накатывала редкая беспомощность.
Многолетней привычки исчезать неведомо куда по первому зову, если вдруг на краю света надо было помочь кому-нибудь из бесчисленных друзей, она не утратила и утрачивать не собиралась, и в этой ситуации между ней и Звонарем пробежала, как ни странно, первая черная кошка. Странно, ведь и сам Звонарь был готов прийти на выручку когда угодно — но, во-первых, ситуации у друзей Колхии случались куда как менее крутые, а во-вторых, семью Гуго все же ставил на первое место. Да, трудно себе представить, но Звонарь мечтал о нормальной семейной жизни!
Но Колхия — и тут мы сталкиваемся еще с одной загадкой, — несмотря на то что любила и Звонаря, и этот дом, отнюдь не отдавала им приоритета. Встречи, музыка, поездки были для нее не менее, а подчас и более важны. Сказывалась ли привычка к вольной жизни, увлеченность ли — трудно решить. Ей было тридцать два, детям был нужен родительский кров и возможность учиться, и, с другой стороны, пока развивалась любовная эпопея, Гуго год почти не пил… Курьезно то, что дети чувствовали обстановку гораздо острее, чем мать; десятилетний Ричард, пробравшись к Звонарю однажды ночью, шепотом попросил его: «Гуго, не бросай нас…» Сталбридж не скандалил, даже не роптал, занимался с ребятами и был настроен держаться до последнего. Однако ситуация частенько приближалась к критической черте.
Итак, их союз был, несомненно, трогательным, поэтичным, но семьей так и не стал. Тем не менее важно сказать, что к тому времени, когда Гуго столкнулся с Эрликоном, никакого разрыва не было. Да, напряженность нарастала, но перспектива утеряна не была, даже когда Гуго снова начал попивать, Колхия стойко сдерживала его и боролась как могла. Случалось, они ссорились, она уезжала, в том числе и на свои выступления, — оставляла детей и Гуго, но это в их совместном житье считалось в порядке вещей. Последний ее уход оказался завершающим лишь в силу его трагического финала. Богу ведомо, сколько рыжая Колхия могла бы еще пропадать и возвращаться, а Звонарь — переживать, пить и писать музыку. Но все по порядку.
Да, по порядку. В то самое время, когда руководство «Дассо» размышляло, в какое пальто лучше нарядить Эрлена Терра-Эттина, на другом берегу речки Сены Рамирес Пиредра выкладывал перед Звонарем фотографии все того же Эрлена.
— Вот этот парень, — говорил Рамирес, шевеля шероховатые снимки точеными музыкальными пальцами. — Пилот, сейчас на соревнованиях в Стимфале. Если скажет лишнее, много нас ждет хлопот.
Гуго тоже перебрал свежие компьютерные отпечатки — Эрликон у Дворца музыки, Эрликон выходит из гостиницы, Эрликон просто на улице.
— Интересное лицо. Кто такой?
— Некто Терра-Эттин. Вышел на нас через Контору. Пока что в отключке, но, когда очухается, и у нас, и у Дедушки будет море неприятностей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
